День нулевой.
Cборки и разборки.

Тёплым августовским вечером на дубовый глянец давненько лакированного паркета легла пожелтевшая с уголков Комсомольская Правда. Секунда за секундой, прямо как скатерть самобранка из "Чародеев" ( "ать-два, ать-два..."), она стала покрываться стопками и связками, кульками и коробками, кучками и целыми упаковками самых разнообразнейших предметов. В числе первых, занявших почётное место у батареи, был Обширнейший Жилет с карманАми. Почтительно посторонившись, он первым делом широко улыбнулся семейной паре Итальянских Пенсионеров, все еще не совсем пришедшей в себя после насильного врезания новых зубьев.

- Как-то истончали вы... снизу. И вообще сегодня неважно выглядите... Это я исключительно в смысле "как здоровье?".

- Не дождешься!!! На себя посмотри внимательно в зеркало - весь загривок шит белыми нитками и спина в мелкую дырочку!

Они были ровесниками. Этакое полушутливое ехидство давно уже стало стилем междоусобного общения - все трое замечательно помнили, каким именно из этих многочисленных порезов и царапин они обязаны Демерджи, Чатырдагу и еще паре десятков других, не менее замечательных мест Того Самого Полуострова. Вне Крыма они встречались достаточно редко, да и можно ли назвать полноценной встречей мгновенно завершающиеся микро-походики выходного дня, и говорить-то о которых в приличном туристическом обществе как-то непрестижно.

- Приве-е-ет!!! - из пенополиуретановых ножен, туго перетянутых портупеей синей изоленты, поблёскивал глазами свежезаточенного лезвия Любимый Ножик Бабушки.

А рядом, хором и порознь выкрикивая приветствия, кучей валились старые знакомые - красная верёвка, сине-розовая фальш-попа, футболка масонского общества из Кентукки и, конечно же, прокопченная Молочная Кастрюля без ручек. Чуть в сторонке аккуратно коснулись пола воронёные тела Зумика, Ширика и первогодочки - Никоши.

- Здравствуйте, Жилет-сан! И вы, все, тоже, уважаемые, здравствуйте! - вежливо поклонился окружающим Ширик. Уже второй год оторванный от родины, он тем не менее свято следовал традициям Страны Восходящего Солнца.

- Ватаси ва. Дозо ёросико! - вдруг выдал ему скороговоркой Обширнейший Жилет.

- Ватаси но мейси десу. Дозо! - автоматически ответствовал немного сбитый с толку Ширик, еще шире распахивая свой, и без того особоширокоугольный, глаз.

Произведенная на совместном предприятии в Таиланде, а посему немного понимавшая по-японски Никоша глянула на Обширнейшего Жилета с плохо скрываемым удивлением. Любимый Ножик Бабушки, подметив этот мимолетный взгляд, хитро ухмыльнулся: он прекрасно знал, что Обширнейший не имеет ни малейшего понятия о японском, просто они когда-то вместе читали на пляже "Восходящее солнце" Майкла Крайтона, вот и запомнилось.

Немного в стороне от плотной кучи "условно-необходимостей" скромно стояли зелёные во всех смыслах новички: пустой рюкзак цвета хаки и новенькая, с иголочки, палатка. Они немножко стеснялись - попытавшись было пообщаться, выяснили, что один говорит с ярко выраженным грудным "Гы"-каньем, а другая - с не менее характерно растянутым "А"-каньем. Где уж тут было, вот так, сразу, и договориться: будучи индивидуумами в высшей степени телевизионно-наслышанными, они знали, что президенты двух Великих держав всё еще занимаются консеКсусом в вопросе двоевластья безжизненными островками земли в тоненькой полоске голубой воды - Керченском проливе. А тут - бок о бок идти в "один на всех" поход... 

Из двойного застеколья окна истово махал ярко-оранжевой крышкой старенький Дедушка Примус:

- Меня, меня ж не забудьте!!! С голодной сухомятки пропадёте!!! - кипятился он.

- Сбрось давление, никуда они от... и без нас не денутся! - сонно ответствовала ему мирно дремавшая в тенёчке полуторалитровая бутылка, под самое горлышко заполненная жидким златом неэтилированного 76-го бензина.

- Да у них при одном слове "К-р-ы-м" крышу сносит... под самый корень! - не унимался воинственный Дедушка.

Давным-давно перешагнувший 2-летний гарантийный срок эксплуатации и пребывающий в 13-летнем постгарантийно-прогрессирующем склерозе, он на законных основаниях мог позволить себе немного понервничать. Несмотря на то, что он любил иногда - поворчать, чаще - покоптить, был привередлив к топливу, регулярно пережигал и растворял подтекающим бензином резиновые прокладки, а то и вообще непроизвольно самовозгорался, Дедушку все любили и очень уважали, а некоторые (зная истинную глубину его погружения в склероз), немного побаивались. Не будем указывать пальцем на бравую Молочную Кастрюлю, - несчастная на всю жизнь запомнила 3,5 литра ароматнейшей ухи из красной рыбы, посредством излияния которой безуспешно пытались утихомирить тогда еще пребывавшего в своем уме, но уже окончательно выходящего из-под контроля Дедушку.

Пройдя перекличку по длиннющему списку и поименно обзаведшись размашистыми крестиками в кружочках, разношёрстная компания попрыгала в разящие неуёмным куревом элито-спортовских швей недра рюкзака, в считанные мгновения превратившегося в Толстяка Цвета Хаки. Последней занырнула Молочная Кастрюля, уже очень давно служившая особо прочным и таможенно-не-привлекающим-внимания убежищем самым ценным членам "экипажа". В ней мирно посапывала никак не совладающая с 7-часовым переводом времени Никоша.

* * *

Тонко, как обвитые гадюкой мыши, пискнули стягиваемые тугими кольцами боковых стяжек ноги штатива. Еще плотнее прижались друг к другу золотисто-чёрные тельца шпрот в  двухсторонне-оцинкованной братской могиле. Хрупнула тяжелым валенком по снегу прессуемая гречка. Стих сухой кашель размножающихся простым делением пополам макарон. Огромный, похожий на пасть гиппопотама клапан нарочито медленно провернулся, тяжко выдохнул и, хищно лязгнув парой чёрных пластмассовых трезубов, захлопнулся.

День первый