День седьмой.
Спуск Ин-жира по-военному.
Кривуля пешеходной части
|
|
|
- Банзай! - вопит конденсат хором и нападает, точнее, падает. Почувствовав себя свежедоставленным клиентом вытрезвителя, Жилет тихо шипит, со всего размаху рвёт змейку вверх и... замирает. Уже не думая о спящих, он выдаёт во весь голос: - Ну ни хрена себе!!! Айи нет. Глаза пронзает боль и он невольно прижмуривается. Палатка покоится посередь сияющего ярким светом Белого Безмолвия. Обширнейшему хочется протереть глаза или то огромное запотевшее окно, в которое он смотрится. Трава растворяется в "сливках" в метре-полутора. Слева с трудом угадывается тёмный контур домика Жёлтых Смайликов. Безжалостно топча коленями длинномерные нижние конечности Непристойной Футболки, Обширнейший Жилет сломя голову ползёт наружу, понимая, что если уже не потерял, то теряет каждую секунду чуда.
Пока он идёт до "Цитадели", накрахмаленный льняной саван (или всё-таки смирительная рубашка?), в которую они были тщательно упакованы ещё какие-то четверть часа назад, истончается до полупрозрачного китайского шёлка и двигается в своем регрессе дальше, превращаясь в безнадёжно застиранную марлю. Сквозь дыры в небе поблескивает тёмными влажными полосами вся из себя умытая Ильяс-Кая. 8.12 Жилету удаётся сделать
всего несколько кадров до того момента, как Айя возвращается из призрачного
небытия и ослепительно сияющий золотой гвоздь, забитый по самую шляпку
в небесную синь, выплескивает в мир ушат полуденного зноя. Обширнейший
вытирает взмокший лоб и смотрит на часы - начало девятого. Пора приступать
к исполнению служебных обязанностей. Походя клацнув подвернувшуюся на
пути развалюшку, он обходит справа самый заброшенный и грязный в шеренге
капониров и шуршит по ломкой траве вниз, к палаткам и давно уже его дожидающемуся
Дедушке-Примусу. Громко заперхав пламенем, Дедушка предлагает завтракать скромно, без экзотики - рыбный супчик, сдобренный баночкой золотистой венгерской кукурузки и неизменным кетчупом "Чили" от Торчина. Жёлтые Смайлики и только-только принявшая вертикальное положение Непристойная Футболка его игнорируют, предпочитая апперитив из поджареной на тоненьких вертелах копченой колбасы, шпрот с лимоном и остатков вчерашней гречки. Да, и не забывайте о СОНФ-е для "повышенных проходимцев", без него ни одна трапеза не обходится. 10.35 На лысой макушке Кокия-Калы становится убойно жарко. Хорошо, что можно пить до отвала - с водой вчера вышел явный перебор - невостребованными осталось "всего лишь" литров десять. Оставлять рюкзаки средь открытых всем ветрам и странникам кокия-калинских пространств с утра кажется небезопасным, их оттаскивают метров на четыреста вниз по дороге и, распихав по приметным закуткам, снова ползут вверх, к вымоченным непогодой "скелетам" казарм. - Чего ж это меня что ни день, то в гору несёт?! 11.50 Путь в сторону Куш-Каи отыскивается почти сразу - минут через 5 блужданий по "глаз-выколи-зарослям", у пары железных листов, небрежно сброшенных с прогоревшей крыши главным местным дизайнером - ветром***. Такая себе тропка, захудалая, навроде скукоженных вечным холодом рефрижератора голубых цыплят эпохи развитого социализма. Конечно, если росточком по жизни не вышел или на диетах экзотических помешан, то и такая сойдёт, но "невысокликов" в этом, конкретном, "братстве" не значится. *** Заметка на полях: начало тропы к Куш-Кае - у самых верхних развалин что слева, если смотреть на часть от останков шлагбаума. Главный ориентир - округлая дыра в колючей проволоке, в которую следует протискиваться согнувшись.
Через какое-то время тропа отстаёт, заблудившись в перемешанной с гравием траве. По открытому пространству ходится гораздо веселее. Следующий лес на их пути радует – деревья тут много выше и растут редко, правда, не очень понятно, в какую сторону идти – ни намёка на тропу, но сбегать туда-сюда на разведку в удовольствие. Одно из таких "удовольствий" заканчивается для Жёлтых Смайликов очень заброшенной дорогой, которая "проявляется" чем дальше, тем чаще, а затем и вовсе перестаёт пропадать. Одна неприятность – проложена далековато, метрах в 300 от обрывов - ничего не видно. 12.50 Лес подступает к самым обрывам, пару правых ответвлений тропы приводят к не самым живописным скальным стенкам. Оно, конечно, понятно, что в процессе подъема наверх у скалолазов наверняка складывается совершенно отличное мнение, но легче от этого почему-то не становится. Очень хочется верить, что именно поэтому, а не из за природной лености, не доходя последних трёх-четырёх сотен метров до вершины реальной Куш-Каи (и зачем только тюрки наплодили столько Куш-Кай в таком маленьком Крыму?) они нехотя поднялись на ближайшую к тропе вершинку и единогласно объявили её... правильно, Куш-Каёй.
* * *
14.15 Воды в Демир-Капу-Чохраке, несмотря на ночную грозу, меньше вчерашнего. Ненадёжен единственный источник жизни, ой ненадёжен. Проходит как минимум полчаса, пока все умываются-напиваются и набирают контрольный запас воды на дорожку. Еще раз сказав спасибо неизвестному любителю "Спрайта", они двигаются на северо-запад. Перед глазами вьются стайки назойливых чёрных мушек. Достали уже. - И где сейчас мой любимый, десятилитровый промышленный опрыскиватель, под завязку ДДТ заправленный? Нет, это не то "ДДТ" которое поёт – это и дохлой сухой мухи без пущей надобности не обидит, а его боевой прототип, Ди-хлор-Ди-фенил-Три-хлор-метил-метан, коим вредителей полей и огородов орально потчуют с целью заказного смертоубийства. Раскисшая великолепным чернозёмом
дорога, будто боясь заблудиться в приайинских лесах, жмётся к самым зубчикам
слоёной скальной стенки, что нависает над расширяющейся к западу вогнутой
дельтовидной котловиной. Левее котловины горбится огромный, затаившийся
в густой траве лесов выгоревше-жёлтый паук – вершина Кокия-Калы. В глубоко
посаженном многоглазье капониров клубится холодная ночная тьма. Обезволенный
сумрачным взглядом неподвижного чудовища, Жилет готов хоть сейчас вернуться
в его обрывистые, невидимые глазу ловчие сети с Затерянным миром в качестве
приманки Проходит полчаса. Чёртиком из табакерки выпрыгивает из-за кустов устремлённая в небеса бело-голубая стрела шлагбаума. Путь открыт, "пугательно-забороняющих" надписей не просматривается, но фотоаппараты на всякий случай прячутся в рюкзаки. Метров 400 спустя грунтовка вливается в круглую асфальтированную площадку, завершающуюся двухвостьем добротно асфальтированных дорог. Северо-западная скрывается за густой маскировочной сеткой деревьев. Там глухо пыхтят генераторы и топорщатся длинные копья всенаправленных антенн. У начала мирно убегающей в тишину северо-восточного леса установлен перечёрканный с ног до головы пограничной бело-зелёной "ёлочкой" столб. Из остальных вариантов: непроходимый обрыв на западе и буйный подлесок в глубокой балке на востоке - чёрт ногу сломит. Что называется, "Выбирай, но осторожно. Но - выбирай!" Шёпотом принимается решение не разговаривать. Первый, второй виток тесно уложенного в склон серпантина. Боты за Полста Гривен кивком головы указывают на полускрытый низкими ветвями дот, рассеченный в верхней трети прорезью бойницы. Толщина стенок выкрашенного в камуфляж приземистого сооружения внушает глубокое уважение. На третьем по счету повороте, прямо посередь дороги глыбится куб размером с промышленную стиральную машину с фронтальной загрузкой. Он благородного светло-оливкового окраса, украшен вольтметрами, тумблерами, верньерами, внешними радиаторами и прочими атрибутами мощной радиопередающей нечисти. Рядом несёт караульную службу худенький сержант с облупленным носом. Таиться, а уж тем более убегать смысла нет. - Зд-драствуйте! (очень-но виновато потупившись). На скучном лице солдатика расцветает непередаваемая гамма тёплых чувств - "таким взглядом мужики смотрят на непочатую бутыль первача"... - Ну вы, ребята, лесхоз , попали! Краткий, но весьма живописный исконно-русский монолог: какого... лесхоза они в этот "лесхоз" вляпались, какими... лесхозными штрафами и... лесхозом твою лесхоз гауптвахтами грозит это... лесхозное проникновение в запретную зону при надлежащем исполнении... лесхозных обязанностей, приводим с некоторыми сокращениями, – и так всё понятно. - Часть? Украинская? ДЕЙСТВУЮЩАЯ? Да нам местные только сегодня утром сказали, что тут одни развалины! В общем, ни сном ни духом, "чиста мимо проходили". Причем, что характерно, это самое "мимо" исключительно густыми зарослями и никаких бело-синих шлагбаумов (ой...), высоких антенн (ой-ой...) и уж тем более полосатых столбиков с дотами (ой-ой-ой...) в глаза не видели! Он, конечно, "поверил", но конвоировать этих... лесхозов явно ломало, отпуском на Родину или, там, лесхозенным денежным вознаграждением не пахло... - Спускайтесь в эту балку и по ней - в Резервное. - Рюкзаки тяжёлые, можем ноги переломать, давай мы вот сюда, на холмик... - Ладно, лесхоз с вами. Я вас не видел. На одном дыхании отгалопировав до середины холма, покрытого предательски хрустящими под ногами камешками и поросшего приземистой сосной, они залегли на грунт на манер стаи скрывающихся от вражьих сонаров подлодок. Растительность вокруг была на редкость убога и полупрозрачна, стоя не особенно разукроешься. Чуть ниже по распадочку, всего метрах в трёхстах от "злостных нарушителей режима секретности", виднелись верхние этажи и двухскатные крыши добротных казарм. Ещё чуть - и в самое пекло попали бы. Кому-кому там по приметам везёт по первому разу? Чур, новичков не предлагать... * * * 16.20 Куда выбираться дальше, было неочевидно. Обширнейший отправил Желтых Смайликов в обход вершины справа, а сам с Непристойной Футболкой двинулся на разведку влево. Пригибаясь к скелетистым деревцам, он надеялся только на то, что никто в эту сторону не бдит. Под ноги попалась пара толстенных силовых кабелей в чёрной изоляции. Выглянув из-за пригорка, они убедились, что им "не туда" - слишком открытые пространства, да и до антенн недалече... - Почикать тот черный кабёлек, а пока будут разбираться - проскочим! - юморит Обширнейший. - Хочешь, чтоб тебя расстреляли "при попытке к бегству"? Насилу, чуть ли не ощупью, они обнаруживают хорошо замаскировавшиеся Штаники Цвета Индиго. Кричать, даже шепотом, не хочется - по ранее такой пустынной и приветливой дороге то и дело снуют туда-сюда "сокамерники" их юного спасителя. Запыханные Желтые Смайлики доставляют не слишком радостную весть о "простреливаемой со всех сторон" вершине и поросшем цветами луге в прямой видимости казарм. Возвращаться назад неспортивно, ждать вечера - долго, ломить днём по воинской части - стрёмно, в то же время все единодушны в желании двигаться, пока "диверсионную группу" не захватили. 16.30 Решено следовать Путём Смайликов, делая вид, что случайные прохожие. Отклеиться от последнего деревца и ступить на край цветочного поля Обширнейшему Жилету кажется напряжным. Стараясь выглядеть как можно более прогуливающимся, он нарочито медленно истаптывает отведенную ему порцию фиолетовых цветов и шныряет к Смайликам, в безопасную тень леса. Боты за Полста Гривен ведут себя нестандартно. Наверное, в молодости слишком часто и много смотрели "Рэмбо, первая кровь" с перерывами на "Горячие головы". Специфично пригнувшись, они бегут на полусогнутых, качая маятник как самый что ни на есть заправский герой блокбастера, призванный доставить на передовую полный рюкзак отборнейших боеприпасов. Будь это не глухие крымские леса, а взаправдашний голливудский павильон, вслед бравым Ботам должны были стрекотнуть десяток автоматных очередей или грохнуть неслабый "бензиновый" взрыв случайно подвернувшейся под ногу противопехотной мины. Окрика "стой, стрелять буду !" так и не последовало. Считанными мгновениями позже они, всё еще обсуждая ходовые достоинства и недостатки новоявленного "командос", щемятся вверх по плотно заросшему буками овражку. Дальше всё просто и очевидно: вдоль путеводных проводов на просмоленных деревянных столбах - их главному ориентиру по дороге на Инжир.
17.10 ЛЭП выводит к триангулятору, царствующему над глубочайшим оврагом и резво скользит вниз. Тропа, ни секунды не сомневаясь и не оставляя вариантов выбора, низвергается туда же. Не приведи Господь тут с рюком подниматься, - думает Обширнейший, сцепивши зубья сползая спиной вперед по высоким ступеням-терассам, покрытым мелким красноватым щебнем. Капли стекающего с носа пота взбивают султанчики пыли и оставляют округлые неглубокие кратеры. Смерть коленкам, икрам и всему, иже с ними сопрягается. В качестве "подручных" опор предлагается исключительно шиповник, тёрн и акация – чувствуешь себя мышью, заблудившейся среди стаи котов растительного происхождения. Незащищённые колючками кусты с жалобным хрустом ломаются, а то и вовсе выдираются с кореньями. 17.25 Спуск сменяется широкой открытой площадкой с деревянными столиками/лавочками по озеленённому периметру. На самом видном месте красуется квартальный столб 54-55-67-66. Прямо с площадки, в сторону материка стартует на удивление новая грунтовка. Вниз, к морю, круто опадают лысые морщинистые лбы нейтральных тонов, огороженные зубчатыми стенами цвета выгоревшей охры. Тропа боится выпуклых лбов никак не меньше Жилета - забравшись в лесок справа, она крутенько сыпется мелкими камешками к морю, виртуозно огибая изувеченные природой древовидные препятствия, число которым - лес. Полусогнутые коленки трепещут в попытках сохранить равновесие. Широкие бока Толстяка Цвета Хаки постоянно за что-то цепляются. В общем, продвижение вниз проистекает нескучно. 17.56 Короткая алюминиевая труба неотмеченного ни на одной карте инжирского родника. На внушительных размеров плите надпись белым по серому: Бог любит тебя!
18.08 Ниже родника тропа превращается в настоящий туристический большак. Вокруг простираются мёртвые заросли прошлогодних гарей, страшные, но живописные. Никоша едва успевает визгливо перематывать плёнку. Не снимая рюкзака, Жилет ссыпается с тропы то вправо, то влево, выискивая кадры, навевающие не столько грусть, сколько желание убивать голыми руками - ракурсы человеческой небрежности. В какое-то мгновение большак рассыпался широким веером тропин. Обширнейший чувствует, что потерялся. Ткнулся туда-сюда - ни гласа, ни движения. Одинок, как вон та, обугленная до самой вершины, сосна. Выбрав наугад самую приглянувшуюся уклоном тропку, он плюёт на безопасность и вприпрыжку скачет вниз. Сосны вокруг толпятся всё гуще. Никого. Издали и немного слева слышится его имя. Без малейших колебаний Жилет двигает на голос по азимуту, тут же увязая в густом горельнике, коварно затаившемся в узкой V-образной балке. Окруженные чёрными разводами царапины на ногах его уже не смущают - одной больше, одной меньше, какая разница, если только крупных уже добрая дюжина накопилась. Приземлившись один разок на пятую точку (зловредная Айя чисто из большой и чистой любви подсыпала под ноги скользкой хвои) и прошёркав животом по стене, преодолевая узенькую полочку, Обширнейший вливается в отдыхающую группу, для того, чтобы пыльно сползти по крутому откосу и, неловко спрыгнув с полутораметрового карниза, хрупнуть, наконец-то, серой в чёрную крапинку галькой долгожданного пляжа.
- На грунте! - сообщает в никуда Обширнейший из положения лёжа, нащупывая в верхнем кармане рюкзака ещё с самого утра заготовленные плавки. - Всё, всё и еще раз всё. Мы прошли, мы пришли и в ближайшие пару дней никто никуда отсюда не двинется. Презрев тонкие чувства окружающих, Непристойная Футболка переодевается и, шепотом проклиная острую с непривычки гальку, ковыляет в сторону моря. На Жилета моментально наваливается жаба, чтобы избегнуть удушения в самом расцвете лет, он следует примеру Футболки. Забредши по колено, Футболка
поворачивается, смотрит на преодолённый спуск и расслабленно плюхается
навзничь. Избавившись, наконец, от рюкзака, Смайлики обретают невидимые крылья. Или теряют страх пред смертью неминучей. Иначе с чего бы им вздумалось прыгать в море с высоченной скалы, выступающей в море в 30 метрах правее свежеоснованного табора? * * * Сосредоточенно вдавливая в камни пенку, Обширнейший краем уха подслушивает принесённый ветром микротопоним, связанный с массивным серым образованием, что справа: "Скала Жопа". Не претендуя на дипломированного специалиста в этой, местами широкой, местами узкой области... естествознания, Жилет придирчиво обозревает ярко выраженную плоскость, рассеченную со стороны моря глубокой вертикальной трещиной: - Где, ну где вы тут видите приятные глазу округлые формы Её Сказочного Великолепия? Ладно, пусть не будет в ней хорошо выпестованной сексуальности 23-летней нимфоманки, но, извините, это даже не поджарый мужской зад... Нет, глядя на сей унылый образчик умерщвлённой плоти, никогда Андрею Смирягину не написать своего "Гимна Попе", начинающегося вот так: ...Уже половина восьмого, и там стоит компьютер и работа, но рядом тут такая попа... Уже половина девятого, и там ждёт слава и успех, но рядом тут такая попа... А уже ведь половина десятого, и там куча денег и автомобилей, а тут только попа... Вот сейчас только перелезу через эту попу... Сейчас, сейчас. Что-то пока не получается. И совсем не потому, что он такая высокая, а потому, что это дело времени. Хотя уже половина одиннадцатого, и там другие попы, да и пиво тоже ждать не любит, но попа, я вам скажу, такая... Вы когда-нибудь перелезали через попу? Это, скажу вам, даже не Эверест с Монбланом. Он абсолютно неприступна... 19.15 Ну вот, у всех уже... гм... что это всё о них, да о них... попы солёные и мокрые. Закат вокруг буйствует. Радость завершения "первой серии" смешивается с ностальгией по пережитому, пара пакетиков быстрорастворимого в кипятке харчо весело булькает в закипающей кастрюле. Неспешный взгляд скользит, натыкаясь то тут, то там на отдалённо-знакомые предметы: камень, похожий на огромную надувшуюся жабу у самой кромки воды; покосившуюся в сторону моря сосну, корни которой задорно завиваются вверх, словно обработанные водостойким "Максфактором" ресницы манекенщицы; тропинку, нехотя взбирающуюся на усыпанный соломенно-коричневой хвоей пригорок, захваченный десантом "дюймовочек", высадившихся из сосновых шишек. Будто подвинувшаяся рассудком личинка муравьиного льва, Смайлики устанавливали палатку. Не прошедшая нормоконтроля и допуска под днище крупная галька так и летит во все стороны. Очевидная, в общем-то, идея ночёвки на свежем воздухе в измученную трехдневными дождями голову с уныло скривившимися жёлтыми рожицами никак не приходит. Купол медленно, но верно углубляется в пляж. - Пускай, пускай ставит, - тихонько шепчет Непристойная Футболка. Если ночью пойдет дождь, мне будет куда перебраться. - Для этого тебе придется как минимум вытряхнуть оттуда меня! – отвечает, не открывая глаз, Обширнейший Жилет. - И вообще, какие такие "палатки"? Тепло, светло, мухи не кусают... Над головой, в соснах, сыто позвякивают чужие котелки. Шуршат разговоры, которые не подслушать. Последние розовые пёрышки облаков обесцвечиваются. Камни всё падают и падают. * * * 22.30 Жилет уже в который раз пытался взяться за перо, но желание изменить самому себе заставляло запихивать свернутый на манер папируса блокнот в Толстяка Цвета Хаки и, развалившись поудобнее, погружаться в созерцание уж давно поглотившего всполохи заката неба. Едва наметившийся во тьме Млечный путь осыпался на землю жиденьким звездопадом. Что бы это могло быть? Какие-то ...иды наверняка, но вот какие? Вроде львиные отпрыски в середине августа на землю валятся - Леониды. Давненько, давненько уже не появлялось в их маленьком сплоченном мирке любителей астрономии...
Потом, увлёкшись, Жилет всё расширял и расширял зону "свободного поиска", стараясь быть прилежным учеником, вспоминал, как по учебнику... Между W-шной Кассиопеей и угнездившимся на самом кончике лебединого хвоста Денебом, чуть ближе к Полярной звезде, царствует мифический эфиопский император Цефей, по совместительству дражайший супруг красавицы Кассиопеи. Если удвоить расстояние от Полярной до всё той же Кассиопеи и забраться немного в сторону от Млечного пути, то уткнёшься в Андромеду, любимую дочурку Цефея. Причём не просто "куда-нибудь" в Андромеде, а в звезду со странным названием Альферрац, горячую точку единения Андромеды со вставшем на дыбы крылатым Пегасом. Сколько уже тысячелетий эти шалунишки, Пегас с Андромедой, спинами друг к другу повернувшись, "наездничают" - и не надоело! ...Легко оттолкнись ладонями от Альферраца, нырни вновь в холодные переливы Млечного пути – может быть тебе повезёт и ты встретишься с Персеем, спасителем Андромеды от безымянного, а потому не заслужившего своего Неба морского чудовища. Пристально рассматривая небесная сфера всё расширялась, утопая в волнении моря, путаясь в хитросплетении кружевов сосновых вершин, лаская многоугольную незыблемость айинских утёсов невидим звёздным ветром. Млечный путь искрился и вспыхивал в тёплых порывах ветра земного, будто на площади огромного города праздничная толпа жгла разноцветные бенгальские огни. Время сдвинулось далеко за полночь. Обширнейший выбросил из-под пенки пару неудачно топорщащихся камней, пододвинул поближе полиуретановые тапочки с блокнотом и фонариком и сделал попытку отбиться... |
