|
Грех увеличенной парусности, квартет дымящихся стволов и кооперативный Сазак.
Интермедия в ночи.
Признайтесь, Вас никогда не будили, крест-накрест похлёстывая по морде влажной тряпкой? А стекловолоконными палочками, да наотмашь, по тому же месту?.. - Свалившееся посередь ночи на голову Déjà-Vu вынудило меня в одно движение рассупонить спальник и замереть торчком: будто чёрный одновременно экзоскелетом и характером скорпион в нижние 90 свой "кривошприц" вонзил. Ветер завывал, как трубы, возвещающие конец Юги. Нашарить фонарик. Включить. Форма палатки заставила меня инстинктивно пригнуться. Как-как по морскому канону называются треугольные паруса между бушпритом и фок-мачтой? На что же, всё-таки, сейчас больше походит наша серебристая скорлупка - на досыта зачерпнувший урагана кливер или всё-таки стаксель? Думается, северная, наветренная грань служила палатке стакселем. А южная, подветренная - кливером. Чувствуя, что колышки держатся на коротком матерном слове, Бла-ародный и, одновременно, ответственный Дон закутался в штормовку, укрепил дух штанишками из полара и полез сдаваться на амбразуру. Темнота и не весть откуда накатившаяся облачность были толсты, как правильно уваренный индийский карри (“толсты” тут самое то слово, ведь английское thick - толстый, густой, жирный и мутный одновременно) - даже глаз выколоть не помогло бы.
Я чуть повернул голову и снова завис: в смоляной темноте неземным, рубиновым огнём лучился прямоугольный дымоход "Shepherd Hut". Золотисто-желто-апельсиновая мошкара искр выплёскивалась слезами этого адского "глаза" и, с нереальной скоростью вращаясь по часовой стрелке, уносилась на крылах ветра, в направлении неплохо освещенных теплиц Адрасана. Кто и когда успел обосноваться в хижине, сейчас не имело особого значения. Но мне почему-то казалось, что лошары в текущей ночи - определённо мы, а не они. Настильно пригибаясь к земле - так, наверное, двигались едва поднявшиеся на обе ноги австралопитеки - я обкарячился вокруг платки на сторону почивания Лёшика. В лицо дуло так, что ноздри и гортань захлёбывалось дыханием. Как ни странно, две трети колышков уверенно сидели в грунте. Ну что, пришло Библейское время собирать камни?.. Три минуты поисков (и основательно разорённое кострище...) обеспечили мне необходимый строительный материал. Укрепив оттяжки измазанными сажей ”турами”, я с трудом поборол императив вдоль и поперёк офотографировать пылающую алой трубой избушку. И жалею об этом по сей день.
Лёшик, как выяснилось, тоже не спал. А может, это я его расшевелил своей тусовкой - шишки под центнером хрустели немилосердно. Чтобы хоть как-то доспать, мы с завидной синхронностью “рокировались” головами к выходу, предоставив ветру возможность пеленать разбушевавшейся парусностью наши голени и колени. "Sustain" успел полностью зарядить севший за вечер аккумулятор, так что просыпался я по любому не зря: всякие "медленно капающие" режимы зарядки в пешем походе - происки лукавого и литьё воды на мельницу электроэнергетической реформы Чубайса. Ветер был настолько свеж, что легко продавливался сквозь отродясь не ведавшую пропитки ткань из Поднебесной (Приличная 4-х местная палатка по канону не должна быть однослойной, а уж тем более - весить два с половиной килограмма. Последнее - карма и священный долг четырёхсезонной двухместки...) и разгуливал по помещению, по-хозяйски перетряхивая его содержимое. Чтобы повторно отбиться, пришлось с головой закукливаться в спальник. Если бы кто-нибудь обучил меня засыпать, когда сама Природа отнюдь не дружественно тормошит и дёргает за нижние конечности, клянусь, я бы с глубочайшим почтением начислил благодетелю чудом сохранившиеся полста граммов "Сюрпризного"!
* * *
Вопреки надеждам, стихия к рассвету успокаиваться и не подумала. Посему растолкало нас рано. Даже раньше будильника. Используя вчерашние вечерние "наработки", я выдернул Лёшика из палатки вместе с пенкой: складной “Term-a-Rest” в вопросах кольцевой ветрозащиты оказался куда эффективнее моего надувастика. Кстати, к матерному слову о надувастиках - не разменявший и трёх сезонов зеленый "Trail Classic" от всё того же "Term-a-Rest"-а с каждым прожитым днём радовал мну всё меньше и меньше. Вопреки уважительным причинам выпятив у клапана "пузырь" из отклеившегося от пены наружного покрытия, коврик снабдил меня встроенной думочкой, но, зараза, и не думал на этом выдающемся достижении останавливаться! Продолжая неуклонно расти, “опухоль” миновала фазу Очень Большой Подушки и отправилась дальше. Теперь долгое возлежание на коврике дарило феерическое ощущение опасно переполненной водяной кровати и, одновременно, изготовившегося вот-вот лопнуть с брызгами силиконового бюста номер… номер... ну как минимум десять. Вот вам и хвалёные буржуйские технологии пенополиуретана с открытыми порами для комфортного внедорожного сна... Ладушки, и это проехали. Лёшик, нежно обнимающий тубус с примусом, выглядел настолько колоритно, что я опустил экспопару на три ступени и подсветил страдальца вспышкой, отбрасывая раннее утро в непроглядный сумрак. Давным-давно Лада Дэнс исполняла модный шлягер "Регги в ночи". С доработкой в виде переноса ударений на букву "о" в первых словах нечетных строк он замечательно вписывался в текущий антураж:
Бомжи в ночи,
Ты потанцуй со мной,
Бомжи в ночи,
Ты отдыхай со мной...
Жаль, как-то не случилось "мокрого песка, душной луны и музыки звёзд…", зато оставался почти "шумящий вдали океан" и конкретный "ветер в лицо". Этого вполне хватало, чтобы финальный постулат "Нужно жить в кайф..." выплеснулся из наших невыспавшихся душ, обретая на горе Моисея вторую молодость. Жизнь так же пробуждалась и в хижине: погремела консервными жестянками, гортанно всхрюкнула по-турецки, выплюнула на свет алаший трёх вооружённых мэнов в летнем камуфляже. И вам merhaba, люди вооруженные добрые! М-да. Похоже, наш зачаточный турецкий способен дать фору их английскому... Значит, "улыбаемся и машем", как завещал Великий Ленин один крайне подкованный в деликатных материях пингвин. Почему в Турции народ без собак охотится?.. Нет, мы-то как раз всеми четырьмя руками “за": не слишком бы хотелось подвергаться гастрономическим домогательствам со стороны “спаниелей несчастных”, алчущих отдегустировать "бессовестно-заповедных” гяуров. Хватит с нас и недельной небритости правоверных, скорее тянущих на незаконное бандформирование, чем чистильщиков ни в чём неповинных пятачков. Вообще, пора завязывать с бездумным чирканьем в блокноте. За южным перевалом уж вовсю "долог путь лежит".
Маркировка, будь она во имя Отца, и Сына и Cвятого духа неладна, отсутствовала. Перед "правильным" спуском пришлось изрядно потыкаться по кустам: тропы и охотничьи стёжки плели паутину под настолько изощрёнными углами, что даже Garmin на какое-то время засомневался в правильности избранного направления. Пришлось помогать ему ногами: штрихом-аппендиксом на треке больше, крюком-аппендиксом меньше - на второй неделе пути нерелевантно. Лощина, правым бортом которой мы спускались к Адрасану, разительно отличалась от "подъёмной". Здесь не было бесстыдниц, каменных лестниц и узостей. Только вольготные петли серпантина и внушительные фаллические останцы, меж которых при наличии времени я с удовольствием пошарился бы с фотоаппаратом. Слева в кронах деревьев нет-нет да и мелькали овражистые лесистые склоны высоты 840м. Лёшик упорно не желал идти первым, лишая меня возможности отставать и целиться объективом по сторонам: ведь когда идёшь ведущим, волей-неволей сосредотачиваешься на навигации и распростёртой пред мысленным взором картой. Впрочем, пасмурный день не слишком располагал к контрастам и ракурсам. Практически не отдыхая, мы сбросили шесть сотен метров и уже почти добрались до плоскости, когда навстречу неожиданно ретиво повалил “вьючный” контингент.
…Ещё бы ему не быть ретивым, когда на каждой из встречных троек (!) белели номера аутдор-марафона, а на языках вертелся один-единственный запыханный вопрос - "далеко ли те, впереди"? Тропа к этому времени вступила в полосу узостей: камины и иссушенные гроты окружают нас со всех сторон. Торопящихся "на взлёт" приходится пропускать, поэтому наша собственная скорость падает, а тушки балансируют на грани фола в исконно-английском, то есть пущенном под откос смысле этого слова. Заприметив далеко внизу широченную поляну и штакетник огорода, я, было, расслабился, но тропа отпрыгнула левее, и поползла юзом по затяжному склону всё той же "неверной" горы. Крупные коряги валялись прямо поперёк маршрута, поэтому хмурые лица встречных гонщиков были интенсивно-свекольного цвета, а дыхание настолько мощным, что я начинал всерьёз опасаться катастрофы на их подходе к Пастушьей Хижине. Будь я на месте охотников, ну точно не преминул бы отправить жакан-другой на упреждение столь недвусмысленно всхрюкивающей из-за кустов добычи. Неотмеченная на карте грунтовая дорога была глобально прокопана в правильном направлении, только вот в процессе грызни по скалам грейдеры да экскаваторы полностью “зачистили” знакомую маркировку. Ну... Я хотел бы верить, что маркировка когда-то была именно на ней. Потому, что трек наших предшественников к этому времени сместился куда-то далеко вправо, за линию гранатовых садов и огородов, а честно следовать ему мешали добротные заборы из воронёной колючки.
Сомнения в первую очередь внушала река. Она почему-то тянулась справа. Получалось, что плановый мостик мы давным-давно "проэтосамили". Сначала между нами и рекой стояли стеной средиземноморские кусты, которые сами по себе страшнее любой спирали Бруно. Потом потянулся странный гранатовый сад. Достаточно многочисленный “урожай” был размером с детские кулачки, а цветом и фактурой - как успевшая хорошо окислиться гальваническая медь. Улучшив момент, я потрогал нарушивший “пограничный режим” гранат. Он оказался твёрдый, как камень, и шершавый, как кусок пемзы. Стрелки Лёшиных часов стремительно крутились к полудню. Выпроставшись из худого покрывала туч, солнце обрушило на нас ведёрко раскалённых углей - пусть виртуальных, но от этого ничуть не более комфортных. Дышалось тяжело и часто. Последним по дороге прокатилось что-то тяжёлое и гусеничное, оставив в наследство "нарезку" из рассохшихся глиняных кирпичиков, габариты которых не позволяли стабилизировать длину шага. На подпорной стене справа то и дело появлялись граффити на чуждом нам языке. Что обещали они, анафему Аллаха или завершение затянувшегося пути?..
В конце концов, доковыляв до развилки, мы форсировали пересохшее русло по дренажному мостику и сдались в плен асфальту. Таксисты встретили радостным лопотанием и моментально обломились, когда нас помимо собственной воли вписало в поворот и устремило к дверям ближайшего кафе. У честнОго заведения распростёрся обширный фруктовый базар: яблоки, виноград, персики, сливы, арбузы, папайя и свежие смоквы. Низкие деревянные столики из светлого дерева нежились в кондиционированной прохладе двойных стеклопакетов. "Женщины и дети" упорно ковыряли ложечками сливочное мороженое, Лёшик баловал себя айраном, а я, единственный пьющий "Эфес" в этом безалкогольном раю, ощущал себя безнадёжно выпадающим из модного сладко-кисло-молочного тренда. Под занавес мы купли винограда. Ббелого и чёрного. Потому, что выказать предпочтение одному из них организм отказывался даже под угрозой ураганной диареи.
Безумно хотелось моря. Подсев под вещи, Бла-ародные Доны заспешили мимо вывесок обступивших реку restorani. Вот здесь людей обедало в разы больше, чем мы привыкли видеть. Думается, цены в Адрасане не такие олигархические, как в Чиралы, раскрученном своей близостью к Олимпосу. Красивезного песчаного пляжа было настолько много, что в первые секунды он сумел полностью затмить весь окружающий пейзаж. Море штормило. Цвет волн начисто выносил мозг: я, видевший Львиную бухту, Большой Шпиталь и Очеретай в самые достойные времена года, не смогу изобрести слово, способное хоть отдалённо выразить настолько превосходную и, одновременно, пугающую своей глубиной степень синевы воды. А ведь над морем ещё возвышались горы и небо!!! Ребятушки, такие краски я до сих пор видел только в модных фото-журналах, и считал, что чудодейство сие по плечу исключительно Его Мультикрасочности Фотошопу, да и то исключительно в 32-битном цветовом пространстве. Я даже на время забыл, что нужно экстренно поддержать Лёшика в единоборстве с виноградом, иначе гипервитаминоз отдельно взятого организма не за окружающими горами.
Мы припарковались на приземистом дощатом поддоне, будто специально установленном для любителей винограда на широком плёсе в устье реки. Крайнее в шеренге кафе, следуя традициям своих товарищей по цеху, жалось к зеленям пресноводья, чтобы не застить величественной панорамы побережья. На северо-востоке подпирал небо острый, как лезвие ножа, скалистый гребень - один из безымянных отрогов Beşkam-Taş-а. Я смотрел на него, и не мог заставить себя поверить в то, что, во-первых, он до сих пор безымянен, а во-вторых - что высота его на целую сотню метров превосходит любезную сердцу Кокию! Шестьсот восемьдесят два метра палево-рыжих скал, отороченных по самому низу ирреально-салатовой шкурой неведомо-породных сосен, опадали в шторм настолько неприступными утёсами, что горный массив казался не связанным с материком необитаемым островом. Дороги в Sazak Limani (которая почему-то фигурировала на картах Генштаба как "бухта Джиневиз"...) якобы вписанной в единственную широкую полку, рассмотреть снизу было практически нереально. Что ещё больше усиливало эффект её отстранённости от пляжных утех двуногих мурашей, налепивших у подножья неказистых железобетонных "термитников".
Бухта Adrasan (урождённая Çavuş) занимала полмира. Вдоль неё, стягиваясь в точку у подножья мыса Küçük-Adrasan, изгибался тонкий ятаган пляжа. Щедрая рука Творца тектоники образовала в ближней части пляжа защищённый от ветра закуток. Его с большой натяжкой можно было обозвать бухтой, но прогулочных яхт и прочих фелюк с яликами гарцевало на волнах с десяток. Забавные люди - моряки. Швартоваться якорями к берегу во время шторма не каждому придёт в голову... Лёшика последнее тоже зацепило: разжевав пару разгоняющих творческие флюиды виноградин, он отправился творить фото-сет. Я, не отрываясь, всматривался на громоздящуюся на юге тушу полуострова Гелидония. Согласно Генштабу, ближняя к Адрасану вершина значилась Кизил-Дагом. Путеводитель Бабушки Кейт со свойственной ему самоуверенностью объявлял её Kizil-Sirti. Вопреки обещавшим кизильную красноту отечественным “разведданным”, высокий крестец массива был зелен и свеж, как стрела-змея после линьки. За "Никакий-Не-Кизил-Каёй" просматривался ещё один немаленький хребет. Именно там мы вроде как должны были встретить продолжение безвременно почившей Ликийской тропы. Но это - уже завтра, а сегодня нужно растормошить кости и искать дорогу в бухту Сазак.
Заниматься этим во второй половине дня, вопреки наставлениям гражданина Гипича, что бухта к ночевкам категорически воспрещена, откровенно попахивало волюнтаризмом. Но фотографии, опубликованные в Сети, к подобной попытке безусловно обязывали. Уж если даже от слабых вебовских копий начинали богато истекать слюни и дыхание в зобу перехватывало, то нужно срочно заковыриваться в Сазак по самоё "не балуйся". Ещё раз внимательно всмотревшись в лидирующий над рельефом пик, мы таки нащупали глазами контуры нужной нам полочки, но высота её залегания вкупе с разъярённым полуденным светилом не обещала в "светлом будущем" ничего радужного. Доклевав кое-как виноград, я отрядил Лёшика в обратный путь, выполнил серию заключительных снимков и потянулся следом, мысленно прикидывая, где логичнее закупиться водой: прямо у пляжа, но на лиру-другую дороже, или в знакомом кафе, но через десять минут. Победила (что не удивительно и крайне разумно...) лень.
Стартовавший широким бетонным мостиком подъём на нежности не разменивался: с места в галоп и размашистый, как движения бёдер восточной танцовщицы, серпантин. Благоухание сосен опрокидывало с ног. Противно скрипела на зубах красная силикатная пыль. Хвойная оторочка обочин упруго прогибалась под ногами, заставляя вновь и вновь возвращаться на неё с колючего гравия дорожного полотна. Крутизна склона делала успешный спуск к морю, мягко говоря, маловероятным. Во всяком случае, если руководствоваться желанием достичь воды без множественных переломов всего, что ломается, и тяжких сотрясений того, чем об этом думается. Местами дорога ощутимо попахивала расстрелянными кобанчЕГами, но вздутая воздушным шариком чёрно-серая тушка, к счастью, нам встретилась всего одна. Нафотографировав просто о-бал-ден-ных деревьев, синевы бухты Адрасан и коричнево-красных форпостов всё ещё тщательно скрывающегося маяка Гелидония, Бла-ародные Доны свернули за угол, чтобы вслух возликовать и расслабиться: дальше, на сколько только хватало глаз, дорога стелилась почти горизонтально.
Было бы чему радоваться: теперь путь лежал строго на северо-восток и всё, сколько его висело, солнце, раскалёнными саморезами ввертывалось в банданы. Каждые полчаса мы ныряли в хилую сосновую тень и прикладывались к горлышкам, чтобы ещё через пять минут выпотеть всё выпитое в мгновение ока высыхающее термобельё. Вот такой, блин, короткий цикл круговорота воды в природе… Красно-белый - как элитная мраморная говядина - камень, жёлто-зеленые - как сердцевина недоспевшего лайма - сосны и синее - как отечественные чернила "Радуга" - небо сплелись и рассыпались осколками фантастического калейдоскопа, достойного кистей Ван Гога и Рериха. Незаметно подкравшаяся усталость стала неспешно растягивать и без того не чересчур короткие километры. Каменистый взлёт Beşkam-Taş-а слева лишь эпизодически становился круче осыпных бортов ущелий, сбегающих к невидимому Средиземноморью ниагарами прошлогодней и многолетней хвои.
Искупаться хотелось до скрипа в натруженных коленках, но грунтовка, не отвлекаясь на развилки, продолжала напористо траверсировать перетекающие один в другой холмы. Может, оно и к лучшему: суровостью рельеф береговой линии чем-то напоминал Меганом в его около-маячной, непроходимой по кромке воды ипостаси. Обещанные два с половиной часа пути выглядели затянувшейся Вечностью. Увлёкшись ритмичным переставлением ног, я не сразу сообразил, что лес отступил, и мы уже какое-то время шлёпаем меж заросших колючим кустарником полян. Впереди слева и справа начали топорщиться могучие утёсы, покрытые характерными завитками слоистых горных пород: на Карадаге такие образования величают "отпечатком перста Господня". В голой теории здесь даже можно было разбить временный лагерь. Но кому пришла охота забавляться "сухой" ночёвкой?
Незарегистрированная на генштабовской “сотке” и невидимая с Гугловской Земли развилка равнозначных дорог заставила с минуту чесать репу. Хорошо, что в Турции есть GPS и совсем нет копеек курушей : навигационная орлянка могла влёгкую отправить Блаа-родных Донов в направлении "неверных" 50-и процентов, а именно, к загадочному чёрному кубику, проименгванному на генштабовской стометровке Кышлак. Но GPS раздумчиво качнул жидкокристаллической стрелочкой влево, куда мы и отправились. Нырнув в смешанный лес, дорога сгруппировалась серпантином, и уже через пять минут спуска я задумался о том, что завтра следует встать и выйти пораньше: наковыривать в гору по местным одиннадцатичасовым Цельсиям - развлечение исключительно для дипломированных мазохистов. Сухота вокруг распростерлась вселенская: ломкая пыльная трава, подвявшие и свернувшиеся в трубочки листья, скрипучие каменные россыпи, ни тебе ручейка, ни лужицы малой. Одно слово - скорпионий рай...
К моменту выполаживания рельефа я уже не мог помышлять ни о чём, кроме купания. Ещё немного, и волоса на голове станут на негритянский манер кучерявиться. Не иначе, где-то поблизости морийский Балрог от жары ухоронился и выдыхает, выдыхает, выдыхает... сволочь. Лес поредел, нас окружили прогалины, вытянувшиеся вдоль меридиана к невидимому зеву бухты. Каменистая грунтовка спешила вдоль скальной стенки всё той же Муса-Моисей-Горы, подпиравшей бухту Сазак с запада. Снизу хребет казался несколько ниже того, которым мы любовались над Адрасаном, но крутизны ему было не занимать. Я без успеха пытался обнаружить хоть малейший намёк на тропу к никакой-завалящей видовой площадке, куда можно было пробовать взгромоздиться без снаряжения. Голяк. А потом из-за деревьев выступило такое море, что все благие помыслы истаяли в его синеве, как прощальные дымы Титаника. Это казалось невероятным, но бухта расколошматила вдрызг и так же моментально пересобрала в новую целостность все мои предыдущие понятия о бирюзе, сапфире, кобальте, берлинской лазури и… баритовых белилах. - Пена ленивого прибоя была настолько ослепительной, что волей-неволей приходилось по-мандарински щурить глаза.
Назвать побережье заповедно-чистым у меня бы не повернулся язык: здесь хватало и ошмётков пластика, и обрывков верёвок, и старых, успевших диффундировать в жёлтый песок кострищ. Но какой уважающий себя Хомо Эректус измыслит придирчиво всматриваться какое-то там побережье, когда прямо перед глазами колышется непередаваемое блаженство отчаянно солёной воды?.. Итак, бухта Сазак (рифмоплёт, блин…). Откуда-то из глубин подсознания выскользнуло и тут же забылось сравнение с угрожающе распахнутыми хелицерами матёрой самки жука-оленя: скалы окружали бухту практически симметричным зубчатым - нет, не полу-кольцом, но в-три-четверти-кольцом определенно. А если не лень было сшевелиться на полтинник-другой метров вправо (я, например, шевелился мелкой рысью, потому, что галопом по вязкому песку не разбегаешься...), то более удалённый, неожиданно выступающий с запада утёс замыкал водное пространство в геометрически выверенный эллипс, трансформируя бухту в горное озеро.
На пляже так же присутствовали два оплота цивилизации: алюминиевая лодка посудина цвета морской волны и сброшенный с колёс КУНГ воронова крыла. Над исклёпанным вдоль и поперёк КУНГ-ом трепетал алый стяг с однозвёздным полумесяцем. Не успел Бла-ародный Дон выковырять из рюкзака плавки с полотенцем, как одетый по гражданке самостийный часовой “стал передо мной, как лист перед травой”. Английский у юноши оказался разборчив вплоть до правильного применения глаголов продолженных времён, поэтому косить, что Бла-ародные Доны "нихт ферштейн и аллес капут" выглядело не по-джентльменски. Мы, конечно, постарались донести до него дух привилегий Советской Конституции - любой человек имеет право на свободу передвижения - и получили в ответ вежливое приглашение отдыхать и купаться, сколько нам вздумается... но не позднее шести часов вечера. Совершенно игнорируя выражения наших лиц - в горние выси мать твою исламскую душу! - страж также соблаговолил одобрить установку палатки, но не ближе двухсот метров от береговой линии, присовокупив в своё оправдание длиннейшую тираду об эксклюзивном праве на аренду бухты и типа-как-офигительно-заповедном статусе оной.
Заместо "Аллах Акбар" к вышесказанному из КУНГ-а выпростались ещё два весьма внушительных моджахеда вахаббита "егеря", причём на саженном плече у заросшего бородищей до самых глаз значилась внушительная охотничья "вертикалка". Эм-м-м... Последний аргумент показался нам достаточно уважительным. Оставалось законопослушно проследовать в чеченский зиндан ласковые, как парное молоко, воды Средиземья. Заныривали мы профессионально: до тех самых пор, пока сморщилась не только кожа на подушечках пальцев, но и всё остальное, что только способно сморщиваться у особи мужского пола. Только то, что солнышко медленно клонилось к скалам, заставило меня вернуться “из океана на сушу" и раскатать вдоль носа лодки солнечную батарею. D200 - не самый экономичный из фотоаппаратов. Три сотни кадров - и, будь добёр, кормить его свежим аккумулятором... Надо ещё раз смотаться к центру пляжа: панорама оттуда даст “вот такенную фору” любым Гавайям с Сейшелами.
Шесть часов вечера подкрадываются незаметно. Наспех вернув в рюкзаки свой "блошиный рынок" мы отправились сдаваться бдительным секьюрити - короткий променад Лёшика вдоль пересохшего ручья не принёс ни глотка воды, хотя добрый самаритянин Гипич и писал в своих заметках о хорошем колодце. Заценив лояльность и искреннюю готовность "сотрудничать" в вопросах дистанционной ночёвки, все три аборигена вызвались нас проводить. Было это просто знаком уважения, или непопулярный в американский блокбастерах навык ни в коем случае не разделяться, чтоб не быть вырезанным по одному - одному Аллаху ведомо. Так или иначе, Бла-ародные Доны оказались у пусть и не совсем колодца, но артезианской скважины с ржавым ручным насосом. Вода была подозрительно теплой и малёха желтоватой, но уж лучше так, чем "всухомятку". Вежливо о-тешеккюр-эдерим-ив трёх наблюдателей ООН непреклонных благодетелей, мы навьючились и поспешили убраться вглубь материка, высматривая более-менее пригодную для обитания плоскость.
Странные в Сазаке подобрались земли: сплошняком недружелюбные. Ладно бы, только шишками убранные - полчаса хождения рачком и лагерь в шоколаде - так нет, всё будто миниатюрными плугами исцарапано, а то, что не исцарапано, колючками да кочками травянистыми встопорщилось. Хватит уже с нас прикладного принцесства-на-горошине. Как вспомню Джады-Бурун трёхлетней давности - стигматы синяки на боках даже без физического воздействия проявляются! Отодвинулись мы от бухты сначала метров на двести, потом на триста, там дорога и вовсе серпантиничать вверх затеяла. А где серпантин - там и террасы, и прочие ”отхожие” овражки. Одним словом, все тебе незатейливые удобства, тянущие на верных три звезды по шкале Кальдекуза*.
* Учтите, шкалой Кальдекуза умеют (и имеют право...) пользоваться только роботы с экологизёрами и матрицами Дизраэли/Ивана Грозного/Мамонтобоя, экспериментирущие со способностями идеального приспособления конкретного индивида к изначально враждебной среде обитания.
Ещё четвертью часа позже, когда с берега раздались первые залпы, Бла-ародные Доны утвердились в мысли, что оптимальный способ приспособиться к реальности “горячей точки” - это отодвинуться от бухты Сазак на почтительное расстояние. Да ниспошлёт Вишну-Хранитель златое облако нирваны всем невинно убиенным кобанчегам тьфу, domuz-ам! Последние солнечные зайчики порезвились в хвое и угасли, когда верный "Омнифьюел" облагодетельствовал нас парой кружек кипятка. Я, было, дёрнулся подсобрать всё нужное для предрассветной вылазки в бухту, но прикинул азимут потенциального рассвета и обломился: раньше восьми часов солнышко из-за горы Моисея ни за что не вывалится, а какая уж в это время "рождённая из тьмы розовоперстая Эос"... Оставалось прихлёбывать чай с воздушными адрасанскими вафельками, вслушиваясь в историю становления Лёшика как аборигенного канадца…
Повествование включало примерно поровну негатива и позитива, но украшением вечера стала история выпадения в костёр электронного ключа взятого на прокат автомобиля за 200+ миль от родимого Торонто. Главной фишкой была даже не совсем законная “семейная” поездка на эвакуаторе, но привезённый с собой ключ в виде оплавленной шайбы, позволивший не платить штраф. Ибо в договоре на аренду была прописана только утеря автомобильного ключа, но никак не его злостная кремация в аЦЦком огне-полымени, изначально призванном обеспечить душещипательное шкворчание барбекю. Единственное, что оставило в этот вечер некоторую нотку сомнений - использование колокольчиков для отпугивания заповедных медведей-гризли. Окажись я на месте гризли, четырежды бы подумал, следует от колокольчиков убегать, или наоборот, уподобиться слонопотаму Милна, идущему на свист. Кстати, а вы, случаем, не в курсе, зачем всё-таки слонопотамы так слаженно топают на мелодичный свист?..
День десятый
|