 |
|
Аверс и реверс Чёрного Бия - Замдиректора
решила порасспрашивать о моем отдыхе. Ну я и рассказал. © Сергей Островский -
Байдарочники-то знакомые есть. Вот только байдарок
"кинг-сайз" для некоторых © Gene Ковалевский Большую часть ночи в палатку деликатно рвался дождь. Взрёвывал громом, блистал глазищами молний, швырялся обломанными веточками. Как выяснилось, погреться просился: часа в четыре утра, не удержавшись, глянул на термометр: +4.2! Высунуться, что-ли, проверить, как там у Паши дела, в смысле Ледникового периода? Мабуть, дрожью его из-под полиэтилена повытряхнуло, надобно сосульку на место заволочь... - Дождь пошёл, когда я спал, поэтому спальник подмок. Потом я закутался в полиэтилен и даже согрелся, но какие-то идиоты взялись на весь лес рубить дрова и уснуть долго не получалось... Не первая ходка вместе, но я каждый раз не перестаю удивляться Пашкиной страсти к бытию упакованной в обёртку конфетой. “Палатка весной и летом в Крыму не нужна!” - и всё тут. Пенка, спальник, кусок полиэтилена 2,5х2,5 - вот тебе и вся "жилплощадь". 6.10 Отполированную сном благость мира душераздирают вопли горна. Он визжит, как неудачно прирезанная свинья, причём, если очень сосредоточиться, начинаешь понимать, что возвещает он ОТБОЙ. Не разлепляя глаз, судорожно пытаюсь вспомнить, куда сунул вечером Любимый Ножик Бабушки. Порубаю дудку в капусту совместно с носителем! От моментальной расправы пана музыканта спасают только моё горизонтальное положение да его дислокация много выше в горку. Почуяв беду неминучую,
дудка, в последний раз мерзко взмемекнув, утихает. Немного погодя лес
начинает кашлять. Это не сухое, истосковавшееся по сигарете перханье
застарелого курильщика, а раскатистый, бронхиальный кашель состоявшегося
туберкулёзника. Кроме того, он ворчит. Чуть слышно, но однозначно неодобрительно.
Шуршанье листьев больше похоже на встряхивание чего-то, изготовленного
из тонкой болоньи. Вж-жик, вж-жик змейками. Сквозь затуманенные дерева
проступает мрачная, как сама погода, фигура Бэтмэна. Размахивающий накинутым
на голову и плечи мокрым спальником Серёга греет душу почище пуховой
жилетки. Ничего личного, всё по-доброму, как “хлеба горбушку - и ту
пополам”, у самого ночные вещи изрядно влажные. Пожилая палатка Gene
на "вечный покой у седых пирамид" просится... В соседнем лагере жизнь определённо налаживается: костёр дымит, котелки гремят. “А в тюрьме сейчас завтрак... макароны!” Завидно, да? Конечно, завидно. Какое-то время бездумно тыняюсь по лагерю взад-вперёд - ничегошеньки делать не хочется. С Караби, заволакивая долину Су-Ата, сползает толстое серое одеяло. Густой, как домашняя сметана, туман несёт волну холода и оседающую на лица сырость. И без того не слишком радужное, окружающее еще больше сереет. А вот это, пожалуй, уже не с деревьев капает... “Бэтмэн” пулей ныряет в свою палатку, я - в свою. * * * 9.30 Терзаемый сомнениями, всё еще возлежу в палатке. Что делать дальше? Старичкам "немножко дождя" даже на руку: - четвёртый день, более полусотни километров позади, можно на несколько часов и расслабиться. Но Славику с Леной и Игорем самое время ходить. С другой стороны, они из палатки ещё не появлялись. Будем считать это знаком солидарности с остальными. Есть ещё, конечно, Паша... - Надоело мне у себя под целлофаном, можно к вам? Кто там по былинному определению лёгок на помине? В руке у "лёгкого" зажата скрученная в трубочку карта. Gene моментально перетекает в положение сидя - он у нас любитель стратегии*. * Все мы тут, в палатке, любители стратегии. Кто ж её, тактику (и практику) хождения “в мокрую гору" любит? - Может... Начнём кушать и собираться? Надо шёпотом такое говорить. Не проходит трёх минут, как дождь возобновляется. Нарастает. Переходит в ливень. По куполу грохочет так, что ощущаешь себя мышью в подполе, на который сухой горох из мешков с чердака высыпают. Чуть распахиваю полог - снова снежная крупа пополам с дождём. Туман, холод гадостный. Мало того, ещё и снежинки красивые, в шесть лучиков, пролетают. "Вот такое фиговое лето". - Ша, уже никто ничего не ест и никуда не идёт... Скоренько застёгиваем змейку и укутываем ноги в спальники: налетевший "лёгкий ветерок" выморозил палатку напрочь. Это хорошо, что Паша на огонёк заскочил, коллегиальный обсуждёж ситуации не лишен смысла. Серёга уже дважды выступал с ненавязчивой инициативой "просушки спальников в Алуште”. Понятно, откуда ветер дует, но непонятно только, в чём тогда был сокровенный смысл забираться к Су-Ату. "Отметаем с негодованием" и колдуем над картой дальше. Ждать у Караби погоды? Этим, согласно описаниям, можно заниматься неделями. Да и не приведёт это ни к чему хорошему, кроме потери и без того стремящегося к плинтусу морального духа. - Если бы я руководил группой и был уверен, что такая погода продержится дня три, повёл бы людей вниз. Но ведь через часа два всё может быть по-другому... (с) Паша Швед. Оставаться? Больно скучно. Идти? Куда? Через Кара-Тау и Ликон на Нефань-Узень, с Тарасом объединяться? Значительная потеря высоты, ведь её снова набирать придётся... Ещё один день потеряем. После непродолжительных дебатов выносим вердикт, вернее, одобряем предложение Паши: - Если ты уверен, что найдёшь по GPS - идём на метеостанцию! Жизнь вновь обретает смысл. Игнорируем остаточную капель и начинаем творить завтрак, который по времени больше похож на обед. Славик, поблёскивая очками из тьмы палатки, объявляет молочный суп с рисом. Гурман, говоришь? Ну и ре-гидратацию сухого молока тебе в длани. Кстати, сгущёнку поскорее прятать в рюкзак совсем необязательно, ей тоже место в кастрюле найдётся. Ритмичное шёрканье ложки по стенке миски - молоко растворяться не слишком торопится - влияет на дождь успокаивающе. Он соблаговоляет дать нам спокойно доесть супец, попить чайку и даже догнаться колбасой с салом. Сало оно и есть сало, чего его пробовать, но вы бы видели ту колбасу... В общем, решил Серёжка заставить донецких есть её если не катаньем (на себе) так мытьём (под дождём). Пролежав денёк в наружном кармане, колбаса прониклась духом возложенной на неё миссии, распухла до размеров отъевшейся габонской гадюки и... решила сменить шкуру. Обычно в природе старая шкура подсыхает, трескается и отваливается. Это у змей. У решивших сбросить шкуру московских колбас симферопольской школы шкуры перво-наперво разрастаются. До размеров шарпейских. А теперь визуализируйте Серёжку, размахивающего на манер нунчаков колбасами, на которых свободно трепыхаются телесно-розово-полупрозрачные "презервативы" размером XXXХL. - Я, конечно, могу попробовать их... возбудить. (смущённо-так глядя в мокрые листья) 13.59 Высота - 947 метров. Ария Gene "cпасибо этому дому..." в аранжировке очередного транша капель звучит несколько фальшиво. Может быть, именно поэтому в Славкином "...пойдём к другому" звучит столько оптимизма. Спускаемся к руслу, бессовестно истаптывая так и не дождавшиеся нас мхи. Перепрыгиваем через ручеёк. Эту переправу Паша устраивает исключительно чтобы привлечь к себе интерес - метров через пятьдесят вновь перепрыгиваем на правый берег. Отсюда, разделяя на косой пробор широкий луг, вверх и чуть влево уходит что-то среднее между тропой и недавним покосом.
Что бы ни влияло, преследование Паши достаточно утомительно. Он по умолчанию ходит чуть быстрее, чем мне нужно для сохранения нормального дыхания. Ну и что с того, что я вторым на яйлу выбрался, коль хриплю, как престарелый дизель на малых оборотах? Остаётся убеждать себя, что остальным с моего "пых-пых-пых" сплошная польза: Паша останавливается, собирая рассыпанные по склону звенья порванной цепи в стаю. Отчаявшись "разобраться" с пришельцами, дождь затворяет разверзшиеся хляби и изучает наши подмокшие реакции в узкие прощёлки туч. Глядит - и не верит. Мы идём в яйлу! В небе распахиваются огромные, по-детски удивлённые сине-голубые глаза и победителям вручается золотой диск солнца. Теснящиеся у выступов скал палатки зрительно отодвигаются одна от другой, шуршат сбрасываемые капюшоны и многоместные полиэтиленовые "зонтики". На лицах расцветают неуверенные в светлом будущем улыбки. Даже полузалитые костры начинают дымить уверенней: мы идём меж двух обширных туристических лагерей. Это как минимум означает, что колодец Чабан-Чохрак не только на военных картах обозначен. Что-то я всё не о том да не о том. Палатки, костры, родники - это не более чем второстепенные детали переднего плана. Отодвинемся на пару минут назад и пойдём совсем другим путём. * * * 14.15 Высота - 1011 метров. Позади нечто зыбкое, напоминающее наш предобеденно-молочный супец. По сторонам увешанный клочьями тумана лес. Под ногами сужающаяся клином луговина. В небе взрывается сверхновая Солнца. Лес распахивается влево и вправо. В этом, дарящем чудо движении, для меня странным образом смешались хлебосольный жест московских ВДНХ-шных статуй и шаг к Затерянному Миру из сумрачно-железобетонного чрева заброшенного кокия-калинского капонира. Справа, совсем рядом -
несколько огромных буков. Живые и мёртвые. Ветераны неизвестной войны
со средой обитания. Таким патриархам следует стоять в благоговейном
окружении молодой поросли, а не замирать в почётном карауле у безвольно
задранных в небо корней павших товарищей. Чуть дальше... вот они откуда,
цепочки ассоциативные с войной тянутся. Отраженное в карабийскую реальность
Арлингтонское кладбище. Ухоженная, по уставу сухопутных войск подстриженная,
травка. В ней, как на последнем в жизни параде Победы, стоят аккуратно
скруглённые столбики белых надгробий. Сотни. Тысячи. Впереди, слева,
справа... Начинаясь у самых ног и до подножья Кара-Тау, презрев законы случайности, параллельными шеренгами выстроились... Нет, не обломки ветхих надгробий и не то, что ещё недавно я бы назвал "зубами дракона". Для обострённых дождевым промыванием чувств это - взращённое заботливыми руками Язона воинство. Тетраэдры, клинья, эллипсы, чечевицы. Гладкие, рогатые и гребнистые - из травы топорщатся шлемы всех времён и народов. Хорошо, что время для них остановилось... Зелёненькие летние иллюзии испаряются как утренняя роса. Над яйлой возвышается тяжёлый, как невесть что, угольный конус. Кара-Тау. Воистину Чёрная гора, даже более тёмная, чем перемешанные Фотошопом Кара-Агач и Хоба-Тепе. Тучи разложились так, что густому лесу, как перчаткой обволакивающему подножье и рёбра горы, не досталось ни единого фотона. Или это сами деревья поглотили их, как и положено лесу, произрастающему на поверхности "абсолютно чёрного" тела? Задавшись целью ещё больше усилить впечатление от вплотную подступившего Сумрака, слева тянутся безликие, как пельмени на листе, холмы. Точнее, не холмы, а останки некогда горизонтальной поверхности, огромные фрагменты которой выгрыз ненасытный камнежуйчик по имени Карст. Ни деревца, ни кустика, только травы, как солью крупного помола усыпанные обветренными ноздреватыми каменьями. Тучи снова сгущаются, салатная зелень трав сменяется минорными тонами мокрых сосен. Кажется, это эманации бессчётных километров чёрной пустоты, сокрытой под нашими ногами, просачиваются в трещины земли, перекрашивая мир света на свой, подземельный манер. Тропка наша вливается в дорогу. На эту непривычную активность дорога реагирует как мастерски подкрученный бильярдный шар: заложив широкий полукруг левого поворота, она устремляется в яйлу. 14.30 Высота - 1016 метров. Окончательно уверившись в нашем желании огрести приключуху высшего разряда, Караби, как и полагается хорошему шоу-мену ("бий" - это ведь мужская должность?), даёт новую вводную. Возвращается туман. Завиваясь барашками, он одну за одной глотает шеренги сплющенных холмов, набегая одновременно с запада и севера. Видимость не падает, а исчезает, оставляя в наследство пятачок диаметром метров 30. Чувствую себя погружённым в жидкостный компас. В роли стрелки - полотнище разбитой грузовиками дороги. В качестве жидкости - ливень, каких мало. Пронизывающий северный ветер - это полуторацентнерный сумотори, в совершенстве овладевший техниками цукидаси и цукитаоси. Он пытается оттеснить нас к краю Дохё-яйлы частыми ударами ладоней в грудь, а под шумок - и в голову. Приходится знатно упираться ногами и дышать сквозь полустиснутые (в качестве воздушного редуктора) зубы. Зачёрпывая щедрой рукой замороженную в твёрдые катышки воду, туман с размаху швыряет её нам в лица. Ручищи у него загребущие и число им далеко не две. Жестокие укусы льда. Больно, чёрт возьми, глаза и губы - они ведь не железные. Я как-то до сих пор считал, что очки в крымском походе - аксессуар близоруких, байкеров и солнечной погоды... В общем, продвижение вглубь "Чёрного бия" проистекает нескучно, можно даже сказать - душевно.
"Зима" остаётся позади, но природа продолжает идти вспять временам года, изгоняя нас в глубокий ноябрь. Вздувшиеся пузырями лужи. Насквозь мокрая одежда и обувь. Холодные струйки из протекающих швов сбегают по рукам и плечам. Призраки соседних холмов выступают из серости тумана и бесконечными стадами слонов грядут навстречу. Одно неверное движение вправо или влево - растопчут при попытке к бегству... 14.41 Высота - 979 метров. Встретив развилку, выбираем самую накатанную дорогу, скрупулёзно сверяя, укладывается ли данная конкретная грунтовка в прорисованный с космоснимка NIMA путь. "По приборам" до метеостанции остаётся чуть более полукилометра, но при текущей видимости что один километр, что пятнадцать - рояля не играет. Паша снова переспрашивает, уверен ли я, что правильно "сколол" с карты белый домик метеостанции. Ещё как уверен. Как чувствовал: - трижды перепроверил. * * *
Ещё полсотни шагов и на чёрно-белой фотографии реальности проявляется ступенчатый контур основного здания. Вокруг понатыкана целая система если не дышаших на ладан, то полуразрушенных построек нежилого назначения. Просачиваемся в узкую скрипучую калитку. Немноголюдно, но если сделать скидку на погоду, "по норушкам" таятся немеряные толпы народа. Проверяющая, добротно ли вымокли развешенные на просушку ветровки, дама указывает нужную дверь. На лице у неё замешанный на сожалении скепсис. Чинно и неторопливо заходим в подчёркнуто сухое тепло - негоже настоящим "всепогодникам" локтями толкаться. Без хи-хи дело не обходится. Когда я с рюкзаком на правах замыкающего суюсь в дверь, выясняется, что не по нам сей "деревянный макинтош" шит, причём что в анфас, что в профиль. Пока рассупониваю заклиненную веточкой грудную стяжку и беру рюк в охапку, "Команда" определяется, сколько процентов общественных продуктов можно приватно заточить во имя священной цели моего похудания. В мгновенно потесневшем коридорчике кроме нас обитают штук шесть байков и один вполне состоявшийся клоун в ощутимом подпитии. Дождавшись, в общем-то, очевидного вопроса о расквартировке, чернявый горбоносый мэн в разноцветном пятихвостом колпаке не без отчаянных усилий излагает на изломаном по-рязански английском американско-политкорректную сентенцию: - Администрация президента не несёт ответственности за бедственное положение проживающего в резервациях коренного населения. Самоотвыражавшись, он жестом хозяина заведения размахивает недопитой кружкой портвейна в сторону входной двери, гостеприимно предлагая "заночевать под тремя соснами двести метров на восток". Перевожу взгляд с бледного и усталого личика Игоря на пылающего щеками "паяца", и во мне распускается ядовитый цветок желания довести до сведения последнего, в каком направлении следует выдвигаться ему самому, причём с максимально доступной для текущего состояния скоростью.
Получив в спину ещё одно копьё о "палатках у трёх сосен двести метров на восток" уходим в дождь. Пересекаем дворик. Скрипим
дверью приземистого домико-сарайчика. Оказываемся почти в раю. Тепло,
сухо, никто не выгоняет. Мало того, ещё и чаем поят. А
всё почему? Потому что хорошо иметь с собой Пашу, у которого половина
высшего командного состава КСС в знакомых ходит. Нашлись знакомые, знакомые
знакомых, а заодно пару буханок хлеба. Плюс командирская бутылка водки
"для сугреву": * * *
Постепенно знакомимся с обитателями гостеприимного домика. Основная команда спелеологов углубляет какую-то новооткрытую пещеру. Насколько я понял из полушутливых намёков - "сколько метров надо, столько и выроем" - её глубины _пока_ недостаточно, чтобы быть занесённой в Кадастр пещер. Отсюда закономерный вопрос: сколько автономных пещер вот так, ручками соединили, чтобы получилась одна большая Мраморная? - Сегодня тепло. Минимальная температура воздуха, зарегистрированная на Караби в мае - минус 12... (с) суперинтендант Гена. На постоянке с нами молодой паренёк из Одессы и ещё один, местный, большой почитатель Гумилёва, Пикуля, Шекли, Лема и... чая со спиртом. Причём последнего - с завидной регулярностью. В процессе расслабленной беседы обо всём на свете выясняется интересный факт, который, конечно, не мешало бы проверить на практике: - Медицинский
спирт как топливо намного эффективней бензина, например, на 125 гр спирта
можно вскипятить 6 литров воды. Я, конечно, мог чего-то не дослушать, потому что чем ближе ко дну чайника и презентованной "заведением" бутылки, тем убаюкивающей становится речь хозяина. Но не смогу не согласиться, что с точки зрения богатства способов потребления внутрь... ой, я, конечно, хотел сказать наружного применения, спирту как жидкости нет равных что под землёй, что на земле, что в воздухе. Рейтинг его популярности на околоземной орбите так же особых сомнений не вызывает. - Что, кто-то есть из Молдавии? Спелеологов знаете? Передавайте привет Шуне и Шману*! *
А.Омельченко и И. Телешману. Завидев меня, набирающего полны лёгкие воздуха, суперинтендант Гена, потребляющий чашечку кофе неподалёку от пулемётной башенки, шёпотом и очень своевременно предупреждает: - Ни слова о погоде! Спугнёшь! Красота неописучая. Шок осознания, что пройтись по кромке южных обрывов от Чегинитры и посмотреть на будто пережившее меторитную бомбардировку нижнее плато с Кара-Тау или Белой - не более чем почувствовать прохладу водяной пыли, не окунувшись в сам водопад. Золотые ниточки восторга тонут в неверии, что Чёрный Бий, как женщина, способен менять свой облик и настроение десяток раз на день. Даже кучи недотаявшего по укромным углам снега и заставляющий кутаться в капюшоны ветер не могут загнать нас обратно, в домик. Вика, Славик и Gene в три фотика снимают панорамы. У каждого своя методика, сектор "обстрела" и последовательность действий. Мне до писка интересно, у кого получится лучше всего.
18:54 SMS Перевалили Чегинитру. Идем дальше. Тарас. Чем ближе к закату, тем чаще из главного здания появляются обитатели: прыжок на улицу, удар ветра, кислое личико, широко распахнувшиеся глаз и шасть обратно, за фотиком. Обидно, что никто из "Команды" так и не сподобился отойти метров на пятьдесят от лагеря и "вписать" в предзакатную Караби саму метеостанцию. Мне, бескамерному, уже как-то неудобно приставать к людям, и так уже второй день сплошное "сходи туда, клацни для меня то"... Наступание на горло лебединой песне автора получается. В какой-то момент наблюдать
за лапоотряхивающей прогулкой чёрного метеостанционного кота по высокой
траве становится скучно. Возвращаюсь в домик, снова вытаскиваю "на
свежий воздух" Gene. Больно уж тучка к Белой подкралась живописная,
да и закат над невидимым Симферополем вовсю бушует. Не успевает Gene
как следует раскурить трубку, как рядом материализуются Вика с Серёгой,
а за ними Паша и семейство Горовецких. Все дружно размахивают фотиками.
Наконец оставшись одни,
начинаем "раскладываться" ко сну. Лену с Игорем ссылаем в
соседнюю клетушку с печкой: им выделена самая настоящая панцирная кровать.
Вика, Gene и Серёга укладываются на обитые дерматином лавочки по периметру
комнаты. Мы со Славиком удостаиваемся чести особой: вести интенсивную
половую жизнь. Незанятого рюкзаками пола для этой, самой соблазнительной
жизни, в нашем распоряжении немного.
Мне, например, достаётся элитное местечко - под столом. А Паша... - Паша
хозяйственно укладывается на задворках.
(с) Gene Ковалевский. Астматическое пыхтение генератора за стеной стихает. Свет гаснет. Подари нам добрый день, о Ночь. В пути с
13:58 до 15.20, пройдено аж 5,68 км за 1 ч 21 мин,
|
