|
Мисти, успокою тебя
лично: не знаю наверняка насчет Толи, ХАМмер Шлёпнув на плечи отсыревшую штормовку, высовываю харизму лица на воздух. Вроде достаточно высоко от реки находимся, но влажность такая, что с веток прямо капает. Потревоженный купол палатки не остаётся в долгу, по-поповски обильно святит мои голые ноги конденсатом. Напрягаюсь всем телом и с видимым трудом приоткрываю глаза. Не бывает на Сарджике полноценного рассвета… Слишком долог путь предстоит ясну солнышку до момента, когда оно перевалит через Кизил- и прочие, от безымянности ничуть не менее заслонючие, - Каи правого борта и вырвется на оперативный простор. Запихиваю ноги в саломоновы шлёпанцы, шлёпаю по полянам к основному лагерю. Странный у нас получился "лагерь": расстояние между палатками примерно одинаковое - метров по десять-двадцать - но из-за специфики лесной геометрии от каждой палатки видна только соседняя. У дымящегося костерка глыбится влажный куль Володиного спальника. Залпом заглатываю кружку ледяной воды, закусывая ее “булочкой всмятку” - купленная ещё в Севастополе сдоба пережила те ещё обжимания в рюкзаке, да и наступил на неё в темноте кто-то, похоже, не раз. И не два... Хорошо, полиэтиленовые кульки сейчас до неожиданности надёжны. Доедаю вымазанные повидлом крошки, прицеливаюсь вернуться к палатке. - Идём, чё покажу... - глаза у Саныча примерно как у Меньшей собаки из "Огнива" Ганса Христиана Андерсена - с чайные чашки. Когда Саныч сворачивает к нашему закутку над обрывом, пришло удивление. Когда Саныч, не теряя категорического уважения на лице, указал перстом на это самое "чё", задавил смех. В уютной зелёной канавке, отделённой от двадцатиметрового обрыва аж двадцатисантиметровым бруствером скал, сладчайшим образом почивал на верной пенке Костик. Это само по себе выглядело нетривиальным поступком. Но ведь Саныч, в отличие от меня, прохрапевшего семь часов в одной палатке с героем, был стопроцентно уверен, что последний устроился у самой пропасти ещё вчера, когда в его умелых руках иссяк двухлитровый тетрапак "Шардоне"… Пока мои заторможенные рассветом мозги готовились как-нибудь поцветастей развеять ореол Костиной славы, Саныч успел продемонстрировать лежащего на животе "Бэтмэна" доброй половине лагеря. Восторженный шёпот, в конце концов, достучался до отдыхающего. Костик чуть приподнял голову, сурово сдвинул чёрные брови и изрёк сакраментальную фразу: - Я ждал "света". Но он не пришёл... Взбивая в 300 мл воды два пакетика мивиновского пюре - как бы так донести до производителя идею выпускать не пятидесяти, а стограммовые пакетики? - я исподтишка наблюдаю за Сашей с Оксаной, уныло грызущими никак не размокающую в кипятке овсянку с фруктами. Ещё в Кишинёве я их “утешил”, что института просыпающихся ни свет, ни заря дежурных (и, как следствие, полноценных завтраков…) московско-севастопольско-балаклавская федерация не практикует. Две коллективных кружки кипятка на человека, всё остальное – сплошной индивидуализм и самообслуживание. Аналогично у “федерации” обстоят дела и с подъёмами вообще. Если не особо яростно греметь каннами, котелками и кружками, выманить из колыбели ХАМмера получается часам к одиннадцати. Я ”гремлин” настолько эффективный, что в девять с небольшим все уже под рюкзаками.
Ещё через две минуты мы с Оксаной и Сашей уже ломим по грунтовке вслед за Санычем, распевая как мантру последние слова ХАМмера: Там с фотоаппаратами делать нечего... Там с фотоаппаратами делать нечего... Чтобы утвердить личный авторитет в так удачно отставших и так неожиданно свалившихся на голову массах, Саныч за первым же поворотом дороги устраивает “вступительный экзамен”: сворачивает на хворую, как готовый быть унесённым ветром дистрофик, тропку. "Уклонизма" тропке не занимать. Ломит в ущелье, что твой Колобок от бабушки и дедушки. GPS с изощрённым, чтобы не сказать извращённым, садизмом отматывает с таким трудом накопленную за вчера высоту. Коленки кряхтят. Голеностопы шатаются. Мелкий гравий проскальзывает под подошвами, как специально обученный горох. Вот уже идти стало можно только бочком, старательно зарубаясь рантами обуви в землю и листья. После хорошего дождя здесь абсолютно нереально спуститься своими ногами. Неведомые тропопрокладчики принципиально избегали близости деревьев, цепляться приходится за кустики. У одного из таких кустиков Саныч неожиданно стопорит ход, приглашая в голову колонны "кого-нибудь с палкой". Метровая гадюка, по-моему, была удивлена встречей ещё больше, чем Саныч. - Совсем охренели двуногие, - читалось в чёрных бусинках неподвижных глаз - нафига-ж вы столько дорог по лесу натоптали, а сами, как Чингачгуки, где попало шаритесь?!! Укротителем опасной тварюшки был единогласно делегирован Мисти. Не то, чтобы его спрашивали, нужно ему это или нет. Выдвинули на почётную должность - выполняй! Только, пожалуйста, не вспоминайте цитату из "Весёлой Планеты" - "наиболее опасные опыты следует проводить на наименее ценных членах экипажа". Мисти бы этого, по-моему, не одобрил. - Мисти всякий обидеть норовит! (комм. Мисти) ...И вот Мисти, как Добрыня Никитич, выходит на змея. Стоп. Перебор. Треккинговая палка до меча не дотягивает. …И вот Мисти выходит, как Паниковский на гуся. То есть, испанский тореадор на быка. Стоп. Снова мимо. Нет у Мисти сомбреро. Только бейсболка. Давайте считать, что бейсболка - это тоже сомбреро, только после сервиспака? Давайте! Шикарный выпад из классической стойки "en garde". Резкое подкручивающее движение кистью - и вот уже удивлённая донельзя рептилия качается маятником на ветках кустарника, аккурат в полуметре над тропой. Мы разразились продолжительными аплодисментами пополам с нервным смехом и ещё теснее сгрудились за спиной Мисти. Жить становилось всё интереснее и интереснее. Какой следующий эффектный приём вытянет из рукава футболки наш мэтр фехтования? Хорошо бы “фланконаду ин кварте с финтом”… С фланконадой Мисти как-то не складывалось, но пара горстей мягкой земли, брошенных уверенной рукой Гены, убедили чешуйчатую животину, что рождённый ползать летает редко, и она, в оскорблённых чувствах соскользнув с ветки, убралась восвояси. - Мисти - он как Рэмбо. Оставил попутчикам "растяжку" на дереве… Мисти, с нотками злорадства в голосе. 10.19 Высота – 191 метр. Спуск не давал роздыха телу до самой воды. Только когда тропа, дохнув сырой прохладой, вырвалась к необитаемому пятачку у реки, стало можно не только расслабиться, но и получить удовольствие. В том числе от плотности укладки на карте оставшихся за спиной горизонталей. Отдуваемся. Умываемся. Увлажняем головные уборы. Осторожно пробуем пить. Вода зеленовата, слегонца отдаёт тиной, но другой в ближайшие сутки никто не обещал. Грозный каштаново-серый бастион, стартующий из завивающейся многочисленными воронками воды прекрасен, но настолько плотно задрапирован ветвями на нашей стороне реки, что рука к фотоаппарату, хоть ты затвор выломай, не поднимается. Идём. Сопим. Трещим сухими кореньями. Через минут пятнадцать праздного зевания по сторонам каньон проявляет свой чёрный норов, вываливая откуда-то сверху бугристый язык осыпи. Кто утверждает, что всё плохое о походе очень быстро забывается, скорее всего, никогда не ходил Черноречку во время ливня. Я вспомнил эту гадостную осыпь, как только под ногой закачалась первая глыба весом в центнер - полтора. Это был, пожалуй, единственный не изолированный временем островок негатива, влияние которого заставляло меня раз за разом избегать левого берега Чёрной в пользу оснащённого более высокими прижимами правого. Есть такой украинский национальный напиток "Спотикач" (Спотыкач). Слово это, по-моему, изобрели здесь. И водка для этого не понадобилась… 10.52 Высота – 139 метров. Тропа по камням почти не читается, но Саныч здесь как дома. Рюкзак достаточно высок, чтобы цепляться за ветки над головой, лишая равновесия. Камни под ногами тоже не забывают вовремя заиграть, заставляя снижать и ещё раз снижать скорость, выстукивать победитовыми наконечниками палок их более спокойных соседей. Чувствую, что начинаю мало-помалу отставать от наших прытких ящерок - Гены и Оли. Сначала огорчаюсь, но тут же возвращаюсь в прекрасное расположение духа: за спиной вообще никого не видно. Стряхнули, значит. Можно кричать Санычу об экстренном торможении. Чтобы привалиться, приходится преодолевать каменистость до конца. За ней тропа снова спускается к самой воде, выныривает на очередную полянку с кострищем. Валимся. Отдыхаем. Дожидаемся. Сэра Замяткина сурово тошнит. Диагональю вверх траверсируем покрытый редким можжевельником склон. Энергично набирая высоту, тропа подбирается под самый скальник. Это и есть Замок левого берега, на который “теоретически” должен спуститься с Пулемётки Костик. Утром и у меня созрел план-ураган гульнуть в фото-радиалку на этот Замок, только снизу. Но в капающий потом полдень, когда Солнце шлёт в макушку раскалённые стрелы, рюкзак задолбал, а свет никакой, желания как-то сами собой притупляются. - Ещё
поднимешься, - успокаивает Саныч,
- у человека должно быть будущее! - Надеюсь, это на сегодня последний, - как-то чересчур мрачно бросает через плечо Саныч. Где-то там, у нас над головами, щемятся неведомыми путями-бездорожьями Костик с ХАМмером. Делая очередной прижим, я мысленно желаю ребятам удачи. Который раз иду Черноречку, всё равно немного нервничаю. Помните, у моряков была традиция рвать на груди тельняшки? (У Доцента в "Джентльменах удачи" она тоже была…). Так вот, за что я люблю Большой каньон и Куру-Узень, так это за какую-то внутреннюю открытость, распахнутость перед посетителем. Вписанную в каждый утёс готовность отдать всего себя целиком. Вот - ты, вот – он… Чёрная же, напротив, больше похожа на укрытую густой вуалью, чтобы не сказать глухой паранджой, восточную женщину. Что ни поворот – новая загадка. С точки зрения разработчика цифровой аппаратуры каньон представляет собой огромный логический элемент "исключающее или". Если ты видишь реку, значит, прыгаешь по корням у самой воды. Если перед глазами теснятся подпирающие небо V-образные утёсы, значит, уткнуло носом в прижим и ты заковырялся настолько высоко, что реку полностью скрывает полог деревьев. Есть, впрочем, два исключения из правил: ты всё-таки видишь и реку, и скалы. Это означает: а) ты настолько устойчив и настойчив, что выбрался за пределы действия логической функции, а значит, сидишь, болтая усталыми ножками, на обступивших Черноречку холмогорах; б) тебя ласково и нежно подтолкнула в спину (или пониже) Нелёгкая, и вынесла на самый фарватер реки. Из-за густой зелени и обилия невидимых скал GPS колбасит по-взрослому. Путеводная ниточка трека рассыпается невообразимыми n-лучевыми звёздами. Их острые вершины пляшут то на Сарджике с Пулемёткой, то на безымянных утёсах правого борта. Никто в жизни не поверит, что мы настолько агрессивно ломились одновременно вдоль и поперёк каньона. А может, GPS по привычке пририсовывает к нашему треку метания Костика и ХАМмера? Прислушиваясь к междусобойным восторгам Оли и Гены, понимаю, что "не выпасаю фишки". Им, водникам, борта каньона кажутся вторичным, а вот белые барашки порогов – атас (с)!!! Воистину – suum cuique - каждому своё… Продолжая затянувшуюся погоню за Санычем, пытаюсь абстрагироваться от мыслей о ненужности увешивающего грудь стекла и железа. Для этих разрозненных обрывков большого мира и полумегапиксельной камеры мобильного телефона много. Спокойно Ипполит, спокойно. И под ноги смотри внимательней. А здесь, пожалуй, “костылик” можно смело сложить и запихать под боковую стяжку рюкзака - руки понадобятся. Хаотично разбросанные каменюки сливаются в серый монолит, он начинает всё круче задираться влево и вверх, одновременно опадая вправо, к резвящейся перекатами реке. Протиснувшись меж частоколом тонких стволов, мы подобираемся к горизонтально рассекающей стену полочке-трещине. Не произрастай ровно посередине трещины куста, прижим стал бы похож на рассечённый одной единственной морщиной лоб Владимира Ильича Ульянова. Крутенько, но, когда придерживаешься одной рукой за стенку, вполне проходимо. Растение, как вы совершенно правильно догадались, и не думает произрастать вертикально. Плавно скругляясь от самого корня, оно нависает над "ленинским лбом" неким подобием кустистой брови. Это значит, что, пройдя полдороги, следует готовиться отлипнуть от скалы и, блюдя равновесие, обогнуть шаткое препятствие. Не надейтесь, что кустик желал быть просто так, бесславно, вырванным. Он был достаточно упруг, чтобы непокорно гнуться под пальцами и сломаться исключительно тогда, когда ущелье огласят... давайте назовём это звуки пикирующего гидроплана (с кустиком наперевес). 12.19 Высота – 91 метр. Проходим прижим по одному, с дистанцией метров пять, поэтому в поле зрения у меня остаётся одна только Оля. Что там, за спиной, предпринимает Мисти, не имеет значения, потому что головой на 180 градусов вращать некогда. Полка изрядно отполирована и вымазана сухой рыжей глиной - следы предыдущих посетителей. Руки сами собой тянутся к предательскому кустику, а этого как раз делать не стоит. Будь у меня на ногах когти, как у орла, ей богу разулся бы и вогнал их в трещины… Тут нас настигает крик Гены: “Назад! Все назад! Привал! ” Подняв глаза из-под ног, упираюсь носом в рюкзак Оли. Поворачиваюсь и кричу остальным, чтобы возвращались. Поляна, где мы дожидаемся Саныча с Геной - если полутораметровую ленточку земли у самой воды можно назвать поляной - в состоянии уместить две небольшие палатки. Сидим и ждём наш “авангард” неожиданно долго. Настолько продолжительные расслабухи непривычны. Появляются. Гена подозрительно молчалив, а Саныч... Саныч… Взгляд у него какой-то… не такой. Блуждающий, рассеянный взгляд. Потом до меня начинает доходить, что Саныч и его рюкзак мокры до нитки. Просьбу о сигарете быстро исполняет Олег. Саныч переспрашивает, какое сегодня число. И после некоторой паузы добавляет, что мы можем прямо сейчас начинать праздновать его второй день рожденья. Тонкая коричневая сигара в сильных пальцах чуть дрожит. Поняв всё, лезу в рюкзак за коньяком. Когда повело тяжеленный рюкзак, Саныч успел оттолкнуться ногами от стены, что позволило лететь в реку лицом вниз и мимо камней. Высота была метра три. Глубины, к счастью, хватило, чтобы нырнуть с головой и отделаться лёгким порезом на запястье. Панамку и одну треккинговую палку бросившемуся на спасение Гене вытащить не удалось - моментально унесло течением. Оказывается, треккинговые палки плавают, что твои водомерки. Вторую сигарету Саныч курил залпом, "полируя" ее экзотической спиртовой настойкой на травах, которую ему в крышечке из-под пепси-колы преподнёс Гена. Двинулись в путь мы только минут через сорок, и к чести Саныча будет сказано, руководящего поста он не сдал. Как только мы сумели "прощёлкать клювами" настолько очевидную обходную тропу?!!! Теперь к негативу сыпухи прибавится Полочка Ленина”. Каньон, казалось, вполне удовлетворился содеянным: ни тебе осыпей, ни скал, иди по тропке, симфонией шума леса и воды наслаждаясь. На этой оптимистической ноте нас подстерегли по-нудистски переправлявшиеся через реку мужики. Воды было примерно по пояс. Оле идея подобного брода, по-моему, пришлась по душе. С чего бы иначе она им так ободряюще хихикала? 14.26 Высота – 79м. "Наш" брод находился метров на триста ниже по течению и на погружение выше колен не претендовал. Тем не менее, когда говорят "море по колено" имеют в виду всё что угодно, но только не Черную реку. Даже обладая третьей “телескопической” конечностью из анодированного алюминия, я все семь метров воды искренне завидовал "четвероногому" Володе. Стоило оторвать одну из трёх опор от покрытого налётом бурых водорослей каменного ложа, и её (что палку, что ноги…) уверенным махом стаскивало вниз по течению. Как ни напрягались мышцы голеней и бёдер, двигаться получалось только перекрёстным шагом. Такой семенёжке учат топ-моделей на элитных подиумах Европы. Сосредоточившись на этой простой мысли, я тщился как можно менее шикарно покачивать бёдрами. Негоже Благородному Дону настолько вызывающе себя вести на переправе. Затем я снова невольно залюбовался Светкой: сосредоточена и спокойна, как египетский Сфинкс. Ни единого лишнего телодвижения, ни малейшего жеста о помощи. При такой уверенности в себе в первом в жизни походе, она далеко "пойдёт". Причём, не только по Крыму! Избранную Санычем точку переправы мы оценили по достоинству. Все, ну, хорошо, почти все стрёмные прижимы, для безопасного обхода которых приходится очень высоко карабкаться вверх, чтобы тут же на всех четверых сползать к реке, самым естественным образом остались позади. За подобный гуманизм при разработке маршрута по Черноречке следует не забыть произнести отдельную здравицу за ужином. Нет, ну не всё было абсолютно безоблачно. Чёрная река - это вам не по-сахарски пересушенная доходяга Узунджа. Где вздумается в воду не ступишь, можно и с макушкой “булькнуть”. 15.11 Высота – 75 метров. Вот, в попытке наиболее эффектно сфотографировать преодолевающего очередное препятствие Сашу, “улетел” в зелёный бочажок Володя. Тоже весь мокрый. Хорошо, фотосумка застёгнута наглухо была, а самое дорогое в жизни - фотоаппарат - рефлекторно успел над головой поднять… Для меня “смутные” времена наступили достаточно скоро: на каком-то из этапов пути Саныч без объяснения причин делегировал во главу колонны. Одно дело внимательно рассматривать стройные Олины ноги (вы не подумайте чего, исключительно в контексте куда удобнее наступить... и хитрыми глазками хлоп-хлоп-хлоп...), совсем другое - самому выбирать, куда в скором будущем предстоит наступить Оле. Вообще, разговор сейчас шёл не о "наступить". Тропа, а вернее, ступенечка, которая от нее осталась, как-то внезапно сошла на нет. Выбор оставался ровно один: корябаться вверх. Чтобы выйти на относительно гуманный наклон (ой, мамочки, до чего же гладко, чисто ладошками, на трении липну...) потребовался "волшебный пендель" от Саныча. Отодвинуться с рюкзаком от скалы, чтобы сделать первый рывок вверх, без потери равновесия самому ни за что не получалось. Чуток укротив адреналин - до воды было ой как далеко, и всё время по воздуху - я на четвереньках вскарабкался… на нормальную тропу! Вот ведь горе Сусанин, ЁКЛМН. Облагодетельствовать стартовым пенделем Саныча сильный, но лёгкий Гена был не в состоянии. “Грузовой состав” из восьми единиц дал задний ход, и почти сразу Оля обнаружила удобный микро-кулуарчик, по которому и одолевают это место все нормальные люди. Именно сейчас Саныч оказался в самом хвосте колонны, что чуть позже привело нас пусть к счастливо завершившимся, но, тем не менее, оставившему неприятное послевкусие эпизоду. Виноваты в нём, наверное, все, в том числе и я, чисто рефлекторно следивший исключительно за окружавшими меня с самого утра людьми: Геной и Олей впереди, и Сашей с Оксаной за спиной. Специфика Черноречки такова, что видеть всю группу одновременно нереально в принципе. Ну, я и решил, что четыре человека из восьми - неплохой процент попадания. А тут ещё и индивидуально настроенный прижим из засады подкрался... От стены до стремящегося с ней обняться дерева было ровно на семь сантиметров меньше, чем нужно, чтобы мне протиснуться анфас. О профилях разговор не шёл: в профиль мне с рюкзаком даст фору разве что трёхдверный славянский шкаф ручной работы. Это означало обползать преграду слева. На цыпочках и в полную присядь по 50-градусному склону. Чтобы ветки коварной сосны, спружинив о высокий рюкзак, не превратили меня в парашютиста, у которого "не раскрылось". - Я смотрела на Толика, и думала: он сейчас ка-ак... Оля с такими вот глазами: <8-O 15.37 Высота – 86 метров. После этого набросилась эйфория от "прошёл!" и ещё несколько мелких карабок. Когда из самого хвоста колонны донёсся слух, что Саныч, объявив, “эти прижимы не для него” посыпушил по боковому оврагу на верхнюю тропу, отправлять вдогон быстроходцев – Володю или Гену - было уже безнадёжно поздно. Тем не менее, Володю отправили, и ждали его минут сорок пять, но ещё до возвращения “гонца” выяснили от проходившего мимо мужика, что "ваш с моими решили идти верхом". Самое худшее - никто так толком и не смог объяснить, где/когда именно полез искать альтернатив Саныч. Биться на две группы, когда до конца окончательно потерявшего “круть" каньона осталось менее километра, показалось менее разумным, чем контрольно сбегать обратно без рюкзаков. Подождав ещё минут пятнадцать - какое там - мы очень медленно и печально - "вдруг нагонит?" всё ещё было актуально - двинулись к “точке сборки” - Партизанской поляне. Черноречка менялась. Как-то почти одновременно пропали обрывы, можжевельник и сосны. Река стала тише, шире, глубже, как метражом, так и цветом. Вода, что раньше казалась бледно-зелёной, основательно подвинулась спектром в сторону синевы, и ещё немного потеряла в прозрачности. Этот матово-голубой оттенок характерен для бордосской жидкости, успевшей сутки-другие отстояться. От такого цвета садовых вредителей может ужасно стошнить. Я, как истинный любитель сочных яблок, тоже пить на всякий случай не стал, хотя пить хотелось ужасно. 16.35 Высота – 65 метров.Противоположный берег всё так же громоздился низкими скалами, на нашем же берегу стали всё чаще появляться запруды из обломков стволов и веток. Там, где русло расширялось ещё больше, образуя незамкнутые озерца с удобными спусками, организм так и чесался искупаться. Тропинка окончательно съехала к самой воде, а время от времени даже выбегала на шаткие мостки из наваленных добрыми людьми глыб и веток. Мы как раз изготовились обойти по погруженным в воду камешкам нависающую над водой толстую каменную губу, когда из кустов, круша обители паучков и будоража всё ещё не обнаруживших нас комаров, продрался ХАМмер. Наипервейшее, что он предпринял, выслушав нашу душещипательную повесть - выстроил меня, Олю и Гену в три шеренги шахматного порядка по длинной диагонали поляны. Стартовав с "Бойцы, это залёт", он изложил происшедшее в самых черномазых из всех вероятных колеров, а затем перешёл к прицельным и точным виртуальным пинкам “куда попало”. Мы не оправдывались. “Избиение младенцев” продолжалось до тех самых пор, пока его телефон не пипнул успокоительной SMS -кой от нашедших верхнюю тропу попутчиков Саныча. ХАМмер еще некоторое время супил брови и опасно щурился, но уже без былого фанатизма. Покрытую бархатом высокой травы грудь холма уже ласкали золотые ладошки закатного солнца. Пиликали зубчатыми смычками кузнечики. Ныли редкие комары. Бесстрашные к придавливанию и растиранию панцирные мухи липли к рукам и лицу. Света с Олегом добавили в копилку встреченных насекомых несколько сонных, быстро отвалившихся от добычи клещей. По апатичным движениям валяющихся в тенёчке сотоварищей можно было смело делать вывод, что "ночевать на гребешок над каньоном" их даже марочным портвейном пополам с сочным куском жареной свиньи не выманить. Да и наш "эскадренный свиноносец" - Костик - отсутствовал. После каньонной “приключухи” хотелось только одного: разбросав в стороны руки-ноги, валяться головой в тени и пузком на солнце. Веки были настолько тяжёлыми, что ощущались не просто свинцовыми, а трансурановыми. Какой там, нафик, тривиальный "плюмбум"? Самый минимум – Фермий! Или, что лучше, Резерфордий, причём, на паях с Дубинием. И хрен с ними, с панцирными мухами. Пусть хоть всего до кровавых мозолей запОлзают… “Эскадренный свиноносец” опередил многострадального Саныча всего на какие-то полчаса. По пути наверх у последнего всё оказалось настолько худо, что гречка, тушёнка и хлеб были принесены в жертву добрым духам каньона. Костику же посчастливилось дозвониться как раз вовремя, чтобы узнать о сокращении “планов-ураганов” в сторону базового лагеря на Партизанской поляне. Теперь можно было, не опасаясь репрессий, искупаться в реке, подсобрать нечастых за обилием посетителей дров и сготовить ужин. Все единогласно проголосовали за жиденький, но всё-таки мясной супчик. Второе рождение Саныча справлялось глубоко за полночь. Впечатление было такое, что Балаклава, Москва и Одесса сговорились целенаправленно уничтожить весь доступный в радиусе семи километров алкоголь. О двадцати пяти километровом завтрашнем переходе никто не вспоминал. Вдохновившись второй рюмкой коньяка, я сделал попытку поковырять "оперативные" мемуары, но почти сразу бросил: душу так и кривило от бумаготворчества. Значит, и впредь ограничимся отдельными штрихами, а “мясо” и “шпик” на их хрупких костях будем растить уже дома, в более спокойной обстановке. Несмотря на густой сумрак, лес звенел щебетанием птиц. Костёр дымил исправно, комары атаковать не осмеливались. Пока мы с Олей и Геной копались в светлом туристическом прошлом, белый ром понёс Мисти со Спазмом и ХАМмером встречать луну на пригорок. После чёрного рома их там проломило на "буга-га", да такое, что угрюмый Саныч дважды выползал из палатки, чтобы хлебнуть снотворной одесской водки. Оставленные снаружи, наши с Костиком рюкзаки конкретно искупались в росе. Пенки и фотоаппараты тоже этой участи не избежали. Палатку ставили в свете фонариков, молчании Луны и "рокоте космодрома" пополам с “гарцующей попой”. У меня ещё мелькнула мысль, что для полного счастья и ускоренного засыпания в условиях искусственного зашумления не мешало отобрать у Мисти mp3-плеер, но потом попустило: вряд ли "Мельница" и "Rammstein" смогли бы заменить мне "Amethystium" и Keiko Matsui. И, напоследок, еще три портрета этого вечера, в публикации которых я просто немогу себе отказать: Итоги нелёгкого дня: В пути: с
10:18 до 18:18 |