На предыдущую страницу


День шестой.

Мыс "Ой-ё".

Кривуля пешеходной части

 

Наконец-то погода отвернула от них свои ягодицы – с самого утреца в небе обнаружилось красно солнышко. Зеленя щебетали невидимыми пичугами, в золе выстывшего костра весело резвились солнечные зайчики. Громко переговариваясь, рубили заповедный лес прижимистые Скеля-ологи. Неизменные в своей склонности минимизировать вес рюкзака Стоптанные Сало-Моны ночью основательно подмёрзли - вот что значит таскать с собой цивильное одеяло, а не пошлый спальник и спать в одиночку, точнее в "одиночке".

"Сдвоенным" Ботам со Смайликами, не говоря уж о "триединых" - Жилете, Футболке и Штаниках, холодная ночь сюрпризов не поднесла. Конечно, все могло быть гораздо экзотичней, и одной из неявных функциональностей тонкого одеяла мог быть особо низкотемпературный гидробудильник... Как бы там ни было, просыпающийся раньше других Обширнейший обнаружил Сало-Монов подрагивающе-бодрствующими у сипящей синим пламенем газовой горелки. Их только-только скрестившиеся пути разбегались: Стоптанных ждало пребывающее в тур. лагере чадо, которому был обещан микро-походик в Эски-Кермен.

Распихав досыпающих, Обширнейший Жилет озадачил Непристойную Футболку кипячением чая на костре, а сам, дабы умилостивить Дедушку-Примуса, затеял по-быстрому рыбный супец с фасолькой, не переставая громко твердить всем и каждому "цигель-цигель, ай-лю-лю потом": автобусы своим вниманием эти места жалуют редко и всё больше по утрам. Наскоро отзавтракав, они оставили Сало-Монов размораживаться на солнышке и выступили в Без-Родниковское.

- Кстати, а вы знаете, что мы ночевали под горой Карадаг в Карадагском лесу? - спросили у них Сало-Моны вместо прощания.

7.38 Остановки как таковой не было. Люд толпился напротив золотой мечты воинствующего революционера - почты, телеграфа и телефона, совмещенных в неохраняемом одноэтажном "флаконе". Что за нищета - ни тебе родников, ни тебе остановки. Опоздание от передаваемого из уст в уста расписания составило всего минут пятнадцать, можно было смело считать, что астматически пыхтящий "экипаж" подали вовремя. Традиционное буркотение аборигенных масс по поводу размеров, веса и количества рюкзаков на автопилоте пропущено мимо ушей, и вот уже превратившийся в банку одесской кильки в томате*** автобус катит в сторону Орлиного.

*** Именно одесской – тамошнюю кильку, в отличии от рижских шпрот, завсегда в банку не докладывают, оставляя глазастым недомеркам пространство для манёвра, а гурманам - несколько "бонусных" ложек томатного соуса. Ещё-о б-бы, пок-ка горяч-чий лито-овский па-арень успе-ет нажа-ать на кноп-пку Большо-ого Бан-нкозакат-тывающ-щего Станка-а... туда столько шпрот понабивается, что будь они килькой, одесской Бабе Соне с Привоза этого запаса на целый ящик готовой продукции могло хватить! 

Домашняя заготовка планировала стартовать со смотровой над Ласпи и идти через Куш-каю до самой Балаклавы по обрывам Главной гряды, но Обширнейший Жилет решил не совершать донецких ошибок и прислушаться к рекомендациям Стоптанных Сало-Монов.

Посещение "правильной" Айи, той, где мирно ржавеют свалившиеся сверху гусеничные вездеходы, ползать которую проходится по-пластунски не снимая рюкзака, где ступая на сыпуху, ты заранее знаешь, что совсем рядом она спрыгивает с двухсотметрового обрыва в море, в "ту-ду листе" у Жилета значилось на самом первом месте. Главная проблема была в том, что завтра из Киева должен был выйти поезд, призванный привезти на растерзание еще двух "Очарованных", а прогулочка по Айе при неблагоприятном расположении изредка встречающихся путеводных тряпочек могла затянуться на двое суток и более.

8.50 Десантировались в Гончарном. Широкое полукольцо асфальта приводит штурмовую группу к не по-сельски богатому продовольственному магазину. Наступление скомкалось: противник пустил в ход тяжёлую артиллерию: булочки, кефир, пиво, мороженое, пряники, Фанту... "Битва желудков" затянулась на целый час.

Ровнёхонько через дорогу от магазина, в кольце бело-синей металлической ограды возвышается выкрашенная кумачовой краской колонка. По прикидкам, трёх литров воды на человечка должно хватить с лихвой, но Жёлтые Смайлики на "лихву" не ведутся и подходят к делу куда серьёзнее. Добыв 8-литровую канистру-гармошку, они нацеживают полных 7 литров и пристёгивают канистру на карабин снизу рюкзака.

Недоенная бурёнка.Опуская наиболее пикантные подробности, в состоянии движения сие эпическое сооружение больше всего походит на... прогрессирующую паховую грыжу у плохого танцора. Колебательные процессы рюкзака ни за что не хотят синхронизироваться с "носителем" и уж тем более, с канистрой. Смайликов на каждом шагу штормит резонансами, в то время как канистра описывает такие изощрённые фигуры Лиссажу, что у любого осциллографа если  электронная трубка от зависти не треснет, то уж отклоняющие пластины наверняка окислятся.

- А кому сейчас легко? (с) Жёлтые Смайлики, уносимые бешеной канистрой куда-то вправо, прямо на рога проходящих мимо козлов.

9.40 Выбравшись из Гончарного и на скорую ногу преодолев вечнострой, Обширнейший внезапно засомневался. Влево и вверх в пределах видимости уходило целых три дороги, причём все - в разные распадочки. Ключевой фигурой при принятии решения выступила отнюдь не карта - на карте дорога к первой "Звероферме" была всего одна. Целеуказала им, в общем-то традиционно, бабушка. Хобби у нее, наверное, такое - делать вид, что пасёшь коз у дороги, при этом  профессионально излагая о расформированной российской воинской части, как часто туда и оттуда ездили гружёные и порожние грузовики, где, а самое главное, чем занимались солдаты и офицеры в увольнении...

Когда "находка для врага" перебралась к действующей украинской радиолокационной части и  изготовилась докладывать о личном составе поимённо, Непристойная Футболка командным голосом рявкнула "спасибо" и не дожидаясь ответного "Служу Советскому Союзу", подчёркнуто строевым шагом двинула по самой крайней слева грунтовке. Бабушка приняла стойку "смирно", по проследовании колонны перетекла в "вольно" и, слишком уж органично помахивая офицерским стеком - прутиком, объявила рассредоточенному по кустам рогато-парнокопытному гарнизону построение на утреннюю поверку...

9.50 Пробежавшись вдоль лесополосы в один ствол, грунтовка пересекла разукрашенный синими цветами заливной лужок и, скользнув в щёлку меж одинаково куполообразных вершин... вскарабкалась.

* * *

Откуда-то сзади, из-за плотной массы дикорастущих "кандидатов в дрова", раздаётся жалобный вой Жёлтых Смайликов:

- Когда же я, наконец, сдохну-у-у-у???

Обширнейший, при всем горячем желании поехидничать, может только хрюкнуть в ответ и, стараясь не снижать похоронного темпа, медленно и печально скоблится выше. Быть лидером ему ни капельки не нравится. Да и какой ты лидер, когда в полуметре за спиной,  исполосовав скорбными морщинами высокое чело, шумно дышит Непристойная Футболка, в соседней колее, полыхая ну слишком уж румяными щечками хрустят по веточкам Штаники Цвета Индиго, а ещё в двух шагах позади поблескивают увлажнившимися у переносицы очками Боты за Полста Гривен. Футболка со Штаниками идут взявшись за руки и Обширнейшему чрезвычайно интересно, какой в этом процент ласки, а какой - стремления перенести "центр тяжести" подъема на самого ближнего.

10.30 Лес. Без просветов и полян. Какая-то неведомая часть садо-мазо-подъёмизма  (с) Боты за Полста Гривен) уже за спиной. Две разбитых широкими шинами армейских ЗИЛ-ов и УРАЛ-ов колеи, местами заваленные листьями по самую ватерлинию, всё ползут, ползут, ползут вверх. Где листья смыты дождями, видны глубокие "елочки" шин - будто в распутицу ползла пара огромных гусениц.

- Гусеница... по-английски caterpillar... так же, как и у нас, в обоих смыслах, - и насекомое, и "у трактора"...  интересно, на кого из них я сейчас больше похож?" - прикидывает Обширнейший, рассеянно глядя на ритмически появляющиеся и исчезающие из поля зрения носы Итальянских Пенсионеров, - ползу, как готовая вот-вот вымереть гусеница тутового шелкопряда, а дышу как дизель старого гусеничного трактора". Всё, бобёр, тебе по-моему, уже хватит!

Доцент, а Доцент,  ты обещал, что порожняком пойдём...Выбитый из седла Толстяка Цвета Хаки с душераздирающим хрустом давит случайно подвернувшийся под брюхо придорожный куст. Обширнейший опрокидывается туда же. Ему тоже всё равно, в каком состоянии останется куст, лишь бы больше никуда не идти.

- Похороните меня зде-е-есь! Не доковыляв пяти  шагов до коллективных "дров", Смайлики не снимая рюкзака опрокидываются в листья и начинают медленно подползать, приволакивая ногу израненным лейтенантом второй мировой. Белая гармошка канистры волочится сзади в окружении бурунов из прошлогодних листьев.

"ШизА косит ряды!" - так бы сказал Шеф.

Опс... За канистрой тянется отчётливый влажный след, да и смотрится она уже не на 7 литров, как в начале, а самый максимум на пять. Обидно, столько пилякать её наверх... Они заклеивают отверстие лейкопластырем и перетягивают канистру обрывком репшнура, чтобы снизить нагрузку на "гармошку". Не знающие жалости колеи забирают всё выше. Кажется, что вот уже оно, вожделенное закругление хребтовины, но дорога, преодолев короткий пологий участок, делает ещё один рывок вверх. Выползши на хребет первыми, Обширнейший Жилет с Непристойной Футболкой хором отправляются "до ветру", озаглавив нелёгкое действо сие "рекогносцировкой".

11.00 Они стоят на узком скалистом уступе, обособленной вершинке заросшего густым лесом хребта, изгибающегося с северо-востока на запад, если верить карте, на высоте 640м. Учитывая, что начинали они с 280-и, есть чем погордиться. Под ногами расстилается гигантская малахитовая чаша, окружённая со всех сторон точно такими же безликими куполами-вершинами, как и та, на которую они только что выбрались. На изржавленной, растрескавшейся в гвоздику под тяжелой кувалдой трубе, намертво забитой в скалу без единой трещинки, колышется выгоревшая почти добела голубая футболка. Не просматривается ни дорог, ни троп, только на противоположном краю долины, "соринкой в глазу у Бога" топорщится высокая решётчатая мачта. Много левее, в окружении возделанных полей, хорошо видна неправильная нежно-голубая клякса Байдарского водохрана.

11.25 Стандартный километровый столб 80-79. Им потребовалось совсем немного времени, чтобы потерять ускользнувшую в листву грунтовку, отыскать несколько непараллельных альтернатив оной, потерять и их, чтобы "азимутом" выбраться на хорошо наезженный большак, разделывающий на пробор зелёную шевелюру хребта Кокия-Бель. Чуток отклонившись к югу, путь искривляется на запад. Исполненный предполуденной тишной лес расступается, они выходят на перекрёсток. Квартальный столб 79-86-84-7.  Интересно, где у этой загадочной цепочки цифр начало?

11.42 Квартальный столб 79-78-84-86. Древнерусским витязям, привыкшим выбирать один из трех вариантов, ввек бы с этой Айи не выбраться: каменюки "налево пойдешь..." в пределах видимости не просматривается, с перекрестка разбегаются целых пять дорог: две - на юго-запад, одна - строго на запад, одна - на север и ещё одна на восток, откуда, собственно, они и пришли.

Общевойсковая беседка ОБ-134БИССтоптанные Сало-Моны обещали на нужном перекрёстке "беседку". Ну как, побеседовать есть где: отгравированные многочисленными "ДМБ 19.." деревянные столбы поддерживают двухскатную крышу из оцинкованного железа, покрашенную в исконно-армейский желто-зелёный колер. Просторные столы, удобные лавки, заметная куча битых и не очень бутылок из-под водки... В общем, все условия для наслаждения самоволкой наличествуют.

12.05 Позволив остальным счастливо расслабляться, Желтые Смайлики и Обширнейший Жилет подались на поиски родника Демир-Капу-Чохрак. Не то чтобы это было остро необходимо, но само знание, где точно находится источник, прибавило бы им уверенности в независимости от враждебных в своем несовершенстве сил Вселенной. Заглядывая в каждый подозрительный закут, они вместе и порознь исползали вверх-вниз убегающие на юг распадочки, обнюхали все подозрительно-замшелые нагромождения камней и уже совсем было отчаявшись, намылились возвращаться, но... аккуратно уложенная на обочине горстка камней слишком напоминала тур, чтобы быть "просто случайностью". Три минуты спуска по едва приметной стёжке (не будь у дороги камешков, они могли  десять раз пройти мимо, не обратив на неё внимания) и вот он, родимый, из-под камушка едва сочится, а через пару метров снова под землю ныкается.

- Товарищи, соблюдайте чистоту! - призывает черно-зелёный камень у самого источника.

О наборе воды кружкой или бутылкой не может быть и речи, спасти "отцов демократии" от скоропостижного обострения жажды смог только изготовленный каким-то заботливым странником (мир ему, мягких ночлегов, горизонтальных троп и большое человеческое спасибо) маленький ковшик, фигурно вырезанный из поллитровки Спрайта. Литр воды набирался за десять минут, что для пожизненно обезвоженной Айи было скорее чудо, чем закономерность.

12.27 Вполне удовлетворенные следопытским успехом и влажно булькающей "внутре" водицей, они весело отгарцевали в горку, чтобы распинать в конец обленившихся лежебок, точнее сиде-поп и стали плавными петлями сбрасывать с таким трудом покорённые метры.

- Более 130 метров в минус!!! - не без сожаления  докладывают Боты за Полста Гривен, сверившись с километровкой. Они стоят в точке перегиба параболы, отделяющей хребет Кокия-Бель от Кокия-Калы. От "главной" грунтовки ответвляется узкая лесосека с намёком на дорогу, направляющаяся вправо и вниз, на запад. Во все остальные стороны, в разной степени полого, но вверх.

- Только не говорите мне, что надо снова идти вверх! (с) Желтые Смайлики, которые всё прекрасно понимают.

Турысты, у вас есть, чё есть?"Плавный" набор... нет, не то... пресмыкание... хм... пресновато как-то звучит... давайте, скажем, "восход на Голгофу", вымощенный полутора сотнями дыхание убивающих, обильно потоотделяющих, рюкзако-ненавистных, лебёдкой-душу-выматывающих и безжалостно вворачивающих солнечные лучи в череп метров до вершины Кокия-Калы (абсолютная отметка 558,8 м н.у.м) превратили мыс Айя в...

- Мыс Ой-ё-ё-ё***! Copyright, Copyleft, Copy-по-середине и все прочие встречающиеся в миру копии-с-райтами, безраздельно принадлежат Жёлтым Смайликам. В блокноте #1 у Обширнейшего Жилета имеются все надлежащие архивные записи, свидетельства очевидцев, а так же транскрибированные в буквы аудио-цитаты Смайликов в количестве не менее 3 экземпляров, разнящиеся продолжительностью звучания последней буквы "ё" от 1 до 4.5 сек.

*** С целью сохранения гармонии с исторически сложившимся названием мыса и удобства запоминания нового малообразованными слоями населения, допускается использование в отдельных, специально оговорённых автором, случаях максимально укороченного варианта "Ой-ё!", выстраданного Смайликами в первой трети памятного подъема. Для тренировки произношения так же можно использовать припев из композиции группы Чайф "Никто не услышит". Отметим, что восклицательный знак является неотделимой частью названия и обжалованию в судебных инстанциях не подлежит.

Пока все вышеизложенное заносилось в блокнот, туристическое братство душевно валялось на травке в тени развесистого дубочка, совсем неподалёку от опутанного колючей проволокой полосатого скелета шлагбаума воинской части номер... (почикано 1-м Отделом в лице неутомимо стирающего неразумные человеческие деяния Времени).

12.50 Сладко прижмурившись, Обширнейший удобнее прислонился спиной к шероховатой шагрени ствола. Ему казалось, что лучше этого роскошного кресла ничего во Вселенной нет и быть не может. Он неохотно поворачивает голову налево: глаза Жёлтых Смайликов закрыты, на лице – непередаваемое блаженство. Справа, расплющив попавшего под мягкое место Рожденного в СССР, обозревает армейские окрестности Непристойная Футболка, задумчиво перебирая длинные пальцы Штаников Цвета Индиго. Боты за Полста Гривен аскетично  парятся на солнышке напротив, что-то нащупывая в рюкзаке заброшенной через плечо рукой.Корабельный лес по-айински

13.00 Всё еще под деревом. Слева, среди куч битого красного кирпича и наслоений горчично-жёлтого ракушечника, пялятся безглазьем оконных проемов когда-то белые домики небольших казарм. Чернеют съеденные огнём обломки обвалившихся стропил, топорщится шершавой занозистой дранкой вздувшаяся "шуба". Из-за деревьев выступает толстой трубчатой плитой перекрытия ещё одно, более укреплённое строение. Прямо за развалинами извивается петлями и опасно щетинится результат смелых генетических экспериментов по скрещиванию ужей с ежами -  покрытая рыхлой ржавчиной колючая проволока.

Чуть южнее, на некотором возвышении, виднеется кладбище бетонных трапеций, уложенных на манер сургучовых печатей на конвертах с грифом "совершенно секретно". В их трещинах, чуть движимые квёлым ветерком, колышутся гиацинтовые шарики неизвестных сухоцветов. Метрах в пятидесяти, за пустошью, перерезанной жёлтым серпом убегающей по диагонали вверх дороги, у топорщащихся изломами арматуры виноградных шпалер, мир заканчивается.

Пребывать в неведении больше нет сил. Тяжко оттолкнувшись от подозрительно хрустнувшего Толстяка Цвета Хаки (именно с таким звуком обломки спагетти превращаются в вермишель, а быстрорастворимая "Мивина" - в муку) Жилет по-стариковски придерживаясь за ствол встал и, тщательно имитируя походняк Паниковского, захромал вверх, к невидимому обрыву. За ним, подхватив одной рукой - фотосумку, а другой - Непристойную Футболку, двинулись Штаники Цвета Индиго.

Обширнейший уже сидел. На будто специально для него установленной железобетонной плите с четырьмя толстыми, сантиметров по шесть, ушками. Он упёр локти в колени и, прильнув к видоискателю, замер. Нет, он не фотографировал. Просто смотрел в прошлое.

Затерявшиеся в мире: сосна и палатка.Он помнил каждую извилину дороги, каждую нависающую над дорогой рощицу, дарившую им когда-то такие желанные метры тени, каждый парапет, по которому "летал" до отказа заправленный пивасиком Сфинкс. Была хорошо видна четырехэтажка, на первом этаже которой располагался магазин, где это пиво покупалось и дворик, где быстро пустеющие бутылки менялись на абрикосы. Сокращенка от Ласпинской развилки до трассы, ведущей к Батилиману. Будочка привратников, с которыми всегда удавалось договориться полюбовно. Двухскатные призмы крыш деревянных домиков санатория. Кусочки тропинки, сбегающей к хаотическому нагромождению камней на берегу, средь которых прямо на тропке спал Шеф, нарушая ночные миграции отдыхающих к морю и из него. Там по ночам бродили замученные хронической бессонницей ёжики, обожавшие вылизывать чужие банки из-под шпрот и, медленно кружась под отчаянно блиставшими звездами, опадали жёлто-зелёные листья...

Отняв фотоаппарат от глаз, Обширнейший перевел взгляд ниже. Так вот ты какая, Стена мыса Айя. Начинаясь прямо у его треков, вниз ускользала, обваливалась, низвергалась самая  грандиозная стена Горного Крыма. Шутка ли сказать - полных 500 метров!!! Снизу сюда вело всего пару скалолазных маршрутов очень неслабых категорий. Еще один, упорно продвигающийся к вершине со скоростью нескольких десятков метров в год, так и не был завершён. Осторожно склонившись над зовущей прыгнуть-и-полететь бездной, Жилет опасливо глянул вниз. Он плохо представлял себе силу, способную загнать его на эту стенку, о добровольности посещения вообще разговора не было. Сложенная многими ступенями циклопических серовато-жёлтых блоков, в трещинах которых незначащими пучками травы росли мощные дерева, она заставляла почувствовать себя ссохшимся от систематического недоедания предком комара, усевшейся на самую верхушку крестца возмужавшего диплодока:

- Столько всего вкусненького, и в одном месте!!!

Здесь можно было смело укореняться и жить вечно, но ненасытная жажда пожрать Айю глазами и безжалостно истоптать её ногами гнала его вперёд. От огибающей Кокия-Калу грунтовки к вершине ответвлялась хорошо утоптанная тропка, явно творение часовых. Чуток  запыханные, Жилет, Штаники и Футболка достигли вершины. Тут, в общем как и предполагалось, выяснилось, что самого интересного они еще не видели. Три пары до предела распахнутых глаз просто-напросто не знали, на чем раньше остановиться.

Явно рукотворные, вызывающие уважение безукоризненной, прямо астрономически прецизионной горизонтальности площадки (сколько понадобилось дорожно-технических часов парням из стройбата, чтобы начисто срезать все неровности скального монолита?), присыпаны мелким жёлто-розовым гравием и красиво окантованы самыми настоящими  бордюрными плитами. По периметру площадок валяются бетонные трапеции и кубики с обрывками витых тросов.


Цитадель Развалины странного, не вписывающегося в фортификационный пейзаж строения,  напоминающего миниатюрную средневековую цитадель - круглая бетонная площадка, окруженная полутораметровой стеной из грубого ноздреватого камня, едва скреплённого раствором, замешанном на грубозернистом песке. Спрягающийся с ней куб более поздней пристройки, похожий на склад боеприпасов, но почему-то прорезанный узкими щелями горизонтальных бойниц. Цитадель рассчитана на танкистов или хоббитов - заглянуть в "арсенал" можно только очень согнувшись, а ещё лучше – раболепно преклонив колени. В центре  круглой площадки - бетонная шайба с остатками толстых, в большой палец, шпилек. Рядом - трёхфазная розетка, провода скрываются в дюймовой трубе и убегают под землю. Что-то тут такое-разэтакое, все из себя электрифицированное  стояло...

У "Цитадели", как ее про себя окрестил Обширнейший, начинается самая что ни на есть цивильная дорога, вымощенная неплотно пригнанными плитами размером метр на метр. Несмотря на фатальную заросшесть травой и колючими цветами, она совершенно выбивается из милитаристического окружения. Вдруг снисходит просветление - ёлы-палы, да это ж самый натуральный плац!

Только теперь Жилет обращает внимание, что Непристойная Футболка с интересом обследует  узкие щели, зияющие в залитых толстым слоем смолы бетонных перекрытиях, расположенных симметрично относительно наклонного "плаца". Он подходит поближе. Ого, не всё так просто - всю западную сторону Кокия-Калы покрывают погруженные в скалы капониры с толстенными стенами и длинными крыльями брустверов - въездов.

- Тут, похоже, не только радисты окопались, - из-за бетонного куба капонира появляются  щурящиеся на злом полуденном солнце Жёлтые Смайлики. Травинка в море камня

Дело попахивает неслабыми ПВО-шными пусковыми установками. В самом западном из четырех капониров идеально сухо и вроде как чисто подметено. Посередине, лежит большой кусман толстой фанеры, окруженный "почти" лавочками из неизменного желто-горчичного севастопольского ракушечника . В дальнем углу -  хороший очаг с огромной кучей угольев.

- Еще тёплые, - Смайлики отряхивают с ладошек пепел и продолжают исследование окрестностей.

13.10 Обширнейший к этому времени уже покинул капонир и осторожно прогуливался вдоль западной оконечности Кокия-Калы. Его состояние можно было назвать несексуальным оргазмом. Он медленно и осторожно дышал, опасаясь задохнуться преполняющим его  щекочущим восторгом. Он предполагал, что Айя будет недурственной, но никогда не думал, что всё будет настолько "плохо", а точнее, так хорошо...

Слов не было, да и не могло быть. Он бессовестным образом завидовал деревьям, растущим на этих обрывах. Мистические контуры Долины Привидений, вечный покой Мыса Первого , зубастый оскал обрывов Ай-Петри, даже абсолютно заповедный гребешок в Кая-Кошла, откуда одновременно видны  Лев, Врата Дьявола и Иван-Харциз - всем пришлось потесниться, чтобы освободить достаточно места для Кокия-Калы.

Сначала казалось, что он смотрит внутрь себя, на цветную, тщательно подобранную мозаику-витраж. Она медленно превращается в хрустальное зеркало, которое он держит в руках. Становясь всё тяжелее, зеркало  под собственным весом прогибается, формируя гиперболу, выскальзывает из непослушных пальцев и падает под ноги, разбрызнувшись по скалам тысячью тысяч острых осколков. Осколки эти,  шариками-попрыгунчиками  отскакивают от обрывистых стен и летят, летят вниз, к зелёному подножью наконец-то увиденного Затеянного Мира, на их не-зеркальных боковых гранях играют отражения той Айи, что "самая Айя на свете".

Самай Айя на свете...Осколки падали в лазурь моря, но почему-то не тонули, а барахтались в воде искристыми льдинками-айсбергами, формируя новое, влажное зеркало, в котором Айи почему-то не отражалось. Он совсем уже собрался расстроиться, но, всмотревшись повнимательней,  осознал, что Айя - есть, она там, внизу, на вновь ставших невидимыми не-зеркальных гранях, это - чудесный клей, собравший  воедино новую, еще более красочную мозаику, но сохранивший в неизменности всё, что было его Чарующим Крымом...

Он уже снова держал в руках огромный цветной витраж, ставший много тяжелее, но пальцы его больше не дрожали.***Сей кусок явился на свет обособленно, в приступе неподъемной ностальгии, с 23.15 до 23.30, 17.07.2004, на 6.5 градусов севернее Экватора и на 3.5 гадуса восточнее Гринвича.
14.10 Кокия-Кала вызвала ахи-охи практически у всех. Первым местом всеобщего паломничества стала "Цитадель". Всё-таки Господа Советские Офицеры знали толк в извращениях - другой такой обзорной площадки в Крыму еще надо было поискать. Хотелось самому стать РЛС кругового наблюдения, причём собранной в "тяпницу" 13-го, когда пережравшие водки слесари-сборщики с наибольшей вероятностью установят на неё двигатель с втрое большим числом оборотов в минуту.

В дымчато-голубых далях востока, рассекая курчавящийся бархат лесов, нависал над мысом Сарыч триедино-острый колун Ильяс-Каи. Совсем рядышком, казалось, протяни руку - дотянешься, дремала на солнце локальная Мекка альпинистов, красавица - Куш-Кая. Голубой шёлк небес, чуть разбавленный сливочно-белыми облаками, у самого юго-западного горизонта наливался красками моря, начинал рябить и морщиться, становился всё глубже, вспенивался, завивался длинными веретёнами не добегающих до берега волн. Отблескивая посланцами солнца, они замедленно, как в тех снах, сквозь которые продираешься, словно через липкие, желеобразные, бесконечно трудно поддающиеся преграды, влачились к берегу и скрывались за серыми громадами Кокия-Калы, рождая тяжкие вздохи невидимого прибоя.

Замершие на ресницах вечностиСправа возлежала Айя. Айя, которую никто из них раньше не видел. Точнее, там её не было. Был нависающий над полукилометровой бездной козырёк, к которому вплотную подступали гостеприимно распахнутые брустверы покинутых капониров. В двадцати метрах западнее в округлое плечо Кокия-Калы вонзался остро отточенный стилет узкого, чем-то напоминающего карадагский "Колодец" ущелья. Точно такого же непроходимого, но не сумрачно-базальтового и совершенно мертвого, а сочного, оранжево-жёлтого, украшенного  телами стройных, похожих на распахнутые китайские зонтики, сосен. Меж стен, оконтуренных черными молниями трещин, билось золотое сияние начинающего клониться к закату солнца.

Краткие дебаты раздробили их на две неравные общности. Минутой позже, увешанные бессильной передать всё грандиозье дикой Айи фототехникой и штативом, Непристойная Футболка, Штаники Цвета Индиго и Обширнейший Жилет зашагали в обход ущелья, на север.  Жёлтые Смайлики залегли на пенку в нескольких метрах от ближайшего капонира - "чтоб было удобнее сторожить рюкзаки" - и весьма убедительно притворились спящими. Боты за Полста Гривен, захватив Кэнон, отправились обратно, к "Цитадели", на этюды.

Парой сотен метров от места залегания Смайликов Жилет вломился в колючки густых зарослей. Точнее, это были не натуральные колючки, а короткие твердые веточки без листьев, густо покрывающие безобидного вида деревья с салатово-желтой, почти лимонной, несмотря на вечную засуху, листвой. Он сунулся продираться, но через пару шагов руки и плечи заалели свежими царапинами и появилось непреодолимое желание пасть на четвереньки - там было гораздо проходимей. Тут он, наконец, на собственной шкуре прочувствовал, что пытался до него донести  донецкий Джин, рассказывая о весенне-четвероногой прогулке по "правильной" Айе... Знак Zorro.

Слева обрывились стенки одна другой круче, причем как в прямом, так и переносном смысле. От моря вскарабкивался недобрый ветерок. Он совсем не боялся высоты и выбирался на равнину вершины по всей поверхности стены, не брезгуя даже самыми укромными ее кулуарами. Подходить к обрывам было по-настоящему стремно: приходилось сильно нагибаться вперед, преодолевая неравномерно-упругое давление снизу. Когда ветер вдруг ускользал в другом направлении, тело еще какие-то мгновения продолжало сопротивляться и двигаться навстречу морю, оказываясь в опасной близости от точки невозвращения. Если рядом не оказывалось серьезных деревьев, чтобы "сбросить" взгляд вниз, приходилось ложиться на камни и очень аккуратно подползать. Бирюза вод глубоко внизу заставляла завыть в голос:

- Я хочу в море-е-е!!!

Они двигались на северо-запад столько, сколько позволяло время, но его было слишком мало - всего минут сорок. Остановившись у глубочайшей трещины, долго совещались, хочется ли ступать на "остров". Здравый смысл ехидно хихикал над неуверенностью - что могли значить для многосоттонного, треснувшего неизвестно когда монстра размером с четверть футбольного поля две с кусочком сотни килограмм? Но дремучие инстинкты яростно сопротивлялись разуму - "а вдруг!?" - вопило внутри что-то маленькое, дрожащее, неуверенно покачивающееся на тоненьких, подгибающихся от страха ножках.

Все-таки подошли. Подошли, чтобы обнаружить ещё один, самый настоящий обитаемый остров: обособленный трезубый отторженец, отстоящий от обрыва, на котором они состязались в тяни-толкай с ветром, метров на сто пятьдесят. Вокруг трезубца, наискосок оборванной по низу мини-юбкой толпились робинзоно-крузные сосны. Ниже были только скалы. Дальше (теперь это было уже направление на север), микро-яйла, на которой они стояли, начинала понижаться и портиться на глазах - покрываться оспинами проверенно-колючих жёлто-зеленых рощиц, вспучиваться гребнями, проваливаться оврагами и прогибаться глубокими воронками. В общем и целом, выглядело ещё проходимо, но, как любили говаривать Боты за Полста Гривен,

- По азимуту ходить можно, но для этого нужно очень много здоровья!

Еще Один Закат на Айе. 19.15 За всем этим безобразием и форменным издевательством над невинным туристом леса сгущались, сбегались, собираясь воедино, как капельки жидкого металла второго "Терминатора",  заполняя от края до края необъятную дельту еще одной зелёной котловины, подступающей на западе к самым обрывам. Над дальним краем "треугольника" возвышалась еще одна категорически неприступная стеночка, плавными волнами вершин стремившаяся на северо-запад. Если внимательно присмотреться, можно было углядеть парные ажурные мачты и сетчатый эллипс быстро вращающейся параболической антенны. Украинская радиолокационная "звероферма***" функционировала исправно.

*** (с) Карта Генштаба

У самого подножья верхней стены начиналась окрошка круто обваливающихся в сторону моря скал очень впечатляющего вида, безопасная проходимость которых даже издали вызывала море сомнений. Обширнейший втайне надеялся, что успеет осуществить "подход к снаряду" еще до того, как донецкий Джин допишет весенние заметки о своем двух-с-половиной-дневном "проползуне" по этим ну просто замечательным местам, ибо не был уверен, что узнав все пикантные подробности, захочет туда соваться. Не без усилий оторвав взгляд от манящих утесов, он повернул стопы на юго-восток и, придерживая неприятно бьющую по бедру фотосумку, тяжёло затрусил за  Непристойной Футболкой и Штаниками Цвета Индиго.

С противоположного борта преграждающего дорогу ущелья нетерпеливо махал руками едва различимый малиновый сверху и серебристый снизу червячок Желтых Смайликов.

***

У-единение.Лагерь носил следы кипучей деятельности – Жёлтые Смайлики и Боты за Полста Гривен времени зря не теряли: в дальнем углу капонира грудилась недурственная куча сухих дровишек, у входа выстроились как на параде помятые дорогой бутыли с водой, вокруг "стола" выставлены по ранжиру "табуретки" из ракушечника.

Обширнейший остался недоволен только одним - палатка Смайликов уже была установлена - тут же, у капонира. Насколько прикольней было бы разместиться на самом верху, на гравийных площадках. С другой стороны, там ветрено, а тут - уютный затишок, да и панорамка при ближайшем рассмотрении  недурственна: округлый купол Арфен-Чаир-Буруна с Кокия-Калы был как две капли воды похож на Кокию-Калу, но из Ласпи, из-за его ступенчато-ниспадающей к морю груди виднелось узкое устье Балаклавской бухты, усеченный конус скалы Мытилино, много дальше чернели приземистые базальты скал Фиолента.

Запечатлев "для истории" внемлющих закату Футболку со Штаниками, Обширнейший с  ворошил внутренности Толстяка Цвета Хаки до тех пор, пока не извлёк доставшуюся ему половину палатки. Пусть время ужина в темноте еще не пришло, но палатку установить никогда не рано. А вот теперь, когда жилище обустроено, можно и расслабиться.

Там, далеко внизу, волнение почти улеглось. Над закатным морем неподвижно висели косматые обрывки облаков. В заштрихованном золотой рябью море вяло шевелили щупальцами черные осьминоги отражений. Звенела цикада. Вполголоса подвывал ветер. Откуда-то из-под ног хрюкал невидимый ворон. Цикада. Ветер. Хрюк. Жалобный шелест сухого репейника под чьими-то легкими ногами. Они остались совсем одни в этом, еще более Затерянном, чем Затерянный мир, Мире.

Двое наслаждались закатом. (Фото А. Зинина)Слоистую стенку, осёдланную украинскими радиолокаторами, закат превратил в толстый кусок идеального бекона: нежно-розовые прослойки свежайшего "сала" многократно чередовались с темно-красными пластами молодого "мяса". Так и хотелось налить себе щедрый стопарик ледяной водки, потянуться и смачно куснуть самый западный, задорно приподнятый к небу уголок стены. Обширнейшему явно пришла пора поужинать...

- Я тебя как бомж бомжа спрашиваю: ты костер разжигать умеешь? – вопросили  невидимые Жёлтые Смайлики из черного жерла капонира.

21.00 Как-то само собой получилось, что все захотели отужинать под крышей - почувствовать себя под защитой дома. Примус загорелся одновременно с костром. Конечно, можно было сэкономить пару сотен грамм жидкого топлива, но Обширнейший Жилет принес их в жертву Духу удобства кашеварства. Совсем скоро богато сдобренная тушёнкой гречка залилась "Лагидным" кетчупом и разбежалась по мисочкам. Смайлики, не выпуская из рук своей порцайки, руководили чаем, экономно подбрасывая в огонь слишком быстро прогорающие дровишки.

На скособоченном "столе" плакала о скорой кончине самая настоящая свеча - подарок романтика - Непристойной Футболки. Равномерно поднося ко рту ложки, тени метались по грубо залитому бетону стен, удваивая число присутствующих. Как должно быть обидно старушке-В/Ч наблюдать в своем исконно-милитаристическом чреве цивильных бомжей небритой наружности. Хотя, когда большую часть времени простаиваешь совершенно заброшенной, и такие - никакие поселенцы сойдут за условно-военных...Дети  подземелий

Обширнейший извлекает из широких поларовых штанин честно сэкономленные полбутылки 7-летнего коньяка "Нистру". Приходит черёд Непристойной Футболки бегать к палаткам - за лимончиком. Каждому достаётся по пять тщательно отмеренных пробочек:

- За воинские части, в которых можно ночевать туристам!

- Всё-таки в бытии бомжа есть стиль! -  сладко потягиваются Штаники Цвета Индиго.

В блестящих прямоугольниках оправы очков Бот за Полста Гривен поблёскивают оранжевые кошачьи зрачки отражённой свечи:

- Я уже давно проникся идеей быть сезонным бомжом...

- Давайте по приезду вручим Жёлтым Смайликам значок "Юный бомж", вырезанный из крышки консервной банки - он лучше всех умеет разжигать костёр! - задумчиво добавляет Обширнейший Жилет, глядя на припавшую к земле фигуру в фиолетовой ветровке, делающей искусственное дыхание изо рта в... что-там-у-костра-есть.Город сотни Сев и девушки Полины.


Жилет совсем уж изготовился хлебнуть горячей водички со сгущенным кофе и проверить, как там почивается его спальнику, но вдруг воспылал желанием ночной прогулки. Добрую компанию долго искать не пришлось - Штаники Цвета Индиго живо выцарапали Непристойную Футболку из-под гостеприимного железобетона крыши и вот они уже быстро шагают вверх по бетонным плитам, разделенным узкими полосками хрусткой чёрной травы.


22.20 Над Форосским кантом неторопливо восходила ущербная луна. Узкая молния лунной дорожки, переломанная о колено далеко выступающего в море Сарыча, серебрилась в загадочной тьме не Чёрного, но Угольного моря. Где-то там, в невидимом бесконечье, уходящая за горизонт жидкая сфера превозмогала земное притяжение, загибалась огромной бутылью Клейна, трескалась и нависала над миром, щурясь в прорехи Вселенной первыми неяркими звёздами.

Луна над Ильяс-Каёй ( мыс Сарыч)Неподвижные голубые и жёлтые огоньки санаторных набережных мерцали в восходящих воздушных потоках, свысока наблюдая за нелепыми телодвижениями их мобильных собратьев - красными, оранжевыми, криптоново-белыми росчерками фар, торопящихся поскорее добраться до уютных и разных гаражей.

Обширнейший сидел, привалившись спиной к фундаменту полуразрушенного дота. Ветер играл в ладушки с листвой соседнего деревца. У Луны обозначилась собственная Луна:  кровавая капелька Бога войны - Марса. Внизу, в самом сердце заказника "Мыс Айя", блистает  один-единственный огонёк костра. Может быть, кто-то там, внизу, удобно устроился на пенке и прямо сейчас смотрит вверх, причисляя к звёздам едва заметную искорку фонарика, в догорающем зареве которого пишутся эти самые неровные строки. Так, надо срочно пожевать батарейки – жизнь в них едва теплится, а за новыми идти влом...

В бытии бомжом _море_ стиля!Ветер, холодивший до сих пор правое ухо, сменяется то лобовым, то затылочным. Снизу доносится пчелиный гул все еще живой севастопольской трассы. Ажурье деревьев подчеркивает благородство серебра лунной дорожки. Ой, а фонарик-то уже совсем не нужен - света луны вполне хватает, чтобы писать. Звонкий щёлк тумблера и он становится невидимкой.

23.30 Со стороны подсвеченного электрической зарёй Севастополя медленно, но непреклонно наползают угрюмого вида тучи. Дождавшись полного и окончательного затмения луны, казавшийся уснувшим Жилет шевелится.

- Все нормальные дети напились тёплого молока и спят в мягких постелях, один я, несчастный, сижу на...  - шепотом цитируя Буратино, Обширнейший совершенно не задумывается о том, что будет делать, когда доберется до слова "болото". Он запинается, скрипнув коленками поднимается на ноги и запрокинув голову, всматривается во все еще звёздное местами небо. Так и не дождавшись ответа от замерших в робком объятьи фигур, Жилет начал неторопливый спуск от "Цитадели" в сторону замерших в ночи палаток.

День Шестой с половиной