|
Вот,
нашел, перевод М. Донского и Э. Линецкой. С твоим вариантом разница -
лишь несколько нюансов. Лично мне они ипонируют. Но глобально - все это
фигня по сравнению с пчелами...
Жека
Джером К. Джером
(фрагмент из романа)
Сыр,
как и керосин, слишком много о себе воображает.
И он, видите ли, желает заполнить
собой всю лодку. Он становится хозяином положения в корзине с провизией
и придает запах сыра всему ее содержимому. Вы не можете сказать в точности
-- едите вы яблочный пирог, или сосиску с капустой, или клубнику со сливками.
Все это кажется сыром. Сыр очень уж силен по части благоухания.
Как-то раз один из моих
друзей купил в Ливерпуле несколько головок сыра. Это был изумительный
сыр, острый и со слезой, а его аромат мощностью в двести лошадиных сил
действовал с ручательством в радиусе трех миль и валил человека с ног
на расстоянии двухсот ярдов. Я как раз оказался в Ливерпуле, и мой друг,
который должен был остаться там еще дня на два, спросил, не соглашусь
ли я захватить этот сыр в Лондон.
--
С удовольствием, дружище, -- ответил я, --
с удовольствием!
Мне принесли сыр, и я погрузил его в кеб. Это было ветхое сооружение,
влекомое беззубым и хромоногим лунатиком, которого его владелец в разговоре
со мной, забывшись, назвал лошадью. Я положил сыр наверх, и мы припустились
аллюром, который мог бы сделать честь самому быстрому из существующих
паровых катков, и все шло превесело, словно во время похоронной процессии,
пока мы не завернули за угол. Тут ветер пахнул ароматом сыра в сторону
нашего скакуна. Тот пробудился от транса и, в ужасе всхрапнув, помчался
со скоростью трех миль в час. Ветер продолжал дуть в том же направлении,
и не успели мы доехать до конца улицы, как наш рысак уже несся во весь
опор, развивая скорость до четырех миль в час и без труда оставляя за
флагом всех безногих калек и тучных леди.
Чтобы остановить его у вокзала,
кучеру потребовалась помощь двух носильщиков. И то им, наверно, это не
удалось бы, не догадайся один из них набросить свой платок на ноздри лошади
и зажечь обрывок оберточной бумаги. Я купил билет и гордо прошествовал
на платформу со своим сыром, причем люди почтительно расступались перед
нами. Поезд был переполнен, и я попал в купе, где уже было семь пассажиров.
Какой-то желчный старый джентльмен попытался протестовать, но я все-таки
вошел туда и, положив сыр в сетку для вещей, втиснулся с любезной улыбкой
на диван и сказал, что сегодня довольно
тепло. Прошло несколько минут, и вдруг старый джентльмен начал беспокойно
ерзать.
-- Здесь очень спертый воздух,--сказал
он.
-- Отчаянно спертый,-- сказал его
сосед.
И тут оба стали принюхиваться и скоро напали на верный след и, не говоря
ни слова, встали и вышли из купе. А потом толстая леди поднялась и сказала,
что стыдно так издеваться над почтенной замужней женщиной, и вышла, забрав
все свои восемь пакетов и чемодан. Четверо оставшихся пассажиров некоторое
время держались, пока мужчина, который сидел в углу с торжественным видом
и, судя по костюму и по выражению лица, принадлежал к мастерам похоронного
дела, не заметил, что это наводит его на мысль о покойнике. И остальные
трое пассажиров попытались пройти в дверь одновременно и стукнулись лбами.
Я улыбнулся черному джентльмену и сказал, что, видно, купе досталось нам
двоим, и он в ответ любезно улыбнулся и сказал, что некоторые люди делают
из мухи слона. Но когда поезд тронулся, он тоже впал в какое-то странное
уныние, а потому, когда мы доехали до Кру, я предложил ему выйти и промочить
горло. Он согласился, и мы протолкались в буфет, где нам пришлось вопить
и топать ногами и призывно размахивать зонтиками примерно с четверть часа;
потом к нам подошла молодая особа и спросила, не нужно ли нам чего.
-- Что вы будете пить? -- спросил
я, обращаясь к своему новому другу.
-- Прошу вас, мисс, на полкроны чистого бренди,--
сказал он.
Он выпил бренди и тотчас же удрал и перебрался в другое купе, что было
уже просто бесчестно. Начиная от Кру, купе было предоставлено полностью
в мое распоряжение, хотя поезд был битком набит. На всех станциях публика,
видя безлюдное купе, устремлялась к нему.
"Мария,
сюда! Скорей! Здесь совсем пусто!" -- "Давай сюда. Том!"
-- кричали они.
И они бежали по платформе, таща тяжелые чемоданы, и толкались, чтобы скорее
занять место. И кто-нибудь первым открывал дверь, и поднимался по ступенькам
и отшатывался, и падал в объятая следующего за ним пассажира; и они входили
один за другим, и принюхивались, и вылетали пулей, и втискивались в другие
купе или доплачивали, чтобы ехать первым классом. С Юстонского вокзала
я отвез сыр в дом моего друга. Когда его жена переступила порог гостиной,
она остановилась, нюхая воздух. Потом она спросила:
-- Что это? Не скрывайте от меня ничего.
Я сказал:
-- Это сыр. Том купил его в Ливерпуле и просил
отвезти вам.
И я добавил, что она, надеюсь, понимает, что я тут ни при чем. И она сказала,
что она в этом не сомневается, но когда Том вернется, у нее еще будет
с ним разговор. Мой приятель задержался в Ливерпуле несколько дольше,
чем ожидал; и через три дня, когда его все еще не было, меня посетила
его жена.
Она сказала:
-- Что вам говорил Том насчет этого сыра?
Я ответил, что он велел держать его в прохладном месте и просил, чтобы
никто к нему не притрагивался.
Она сказала:
-- Никто и не думает притрагиваться. Том его
нюхал?
Я ответил, что, по-видимому, да, и прибавил, что ему этот сыр как будто
пришелся очень по душе.
-- А как вы считаете,-- осведомилась
она,-- Том будет очень расстроен, если я дам
дворнику соверен, чтобы он забрал этот сыр и зарыл его?
Я ответил, что после такого прискорбного события вряд ли на лице Тома
когда-нибудь вновь засияет улыбка. Вдруг ее осенила мысль. Она сказала:
-- Может быть, вы возьметесь сохранить сыр?
Я пришлю его к вам.
-- Сударыня,-- ответил я,--
лично мне нравится запах сыра, и поездку с ним из Ливерпуля я всегда буду
вспоминать как чудесное завершение приятного отдыха. Но в сем грешном
мире мы должны считаться с окружающими. Леди, под чьим кровом я имею честь
проживать, -- вдова, и к тому же, насколько я могу судить,-- сирота. Она
решительно, я бы даже сказал -- красноречиво, возражает против того, чтобы
ее, как она говорит, "водили за нос". Мне подсказывает интуиция,
что присутствие в ее доме сыра, принадлежащего вашему мужу, она расценит
как то, что ее "водят за нос". А я не могу позволить, чтобы
обо мне говорили, будто я вожу за нос вдов и сирот.
-- Ну что ж,-- сказала жена моего приятеля,--
видно, мне ничего другого не остается, как взять детей и поселиться в
гостинице, пока этот сыр не будет съеден. Я ни одной минуты не стану жить
с ним под одной крышей.
Она сдержала слово, оставив
дом на попечение поденщицы, которая, когда ее спросили, сможет ли она
выдержать этот запах, переспросила: "Какой запах?", а когда
ее подвели к сыру вплотную и велели как следует понюхать, сказала, что
чувствует слабый аромат дыни. Отсюда было сделано
заключение, что
создавшаяся атмосфера сравнительно безвредна для этой особы, и ее решили
оставить при квартире.
За номер в гостинице пришлось заплатить пятнадцать гиней и мой друг подведя
общий итог, сосчитал, что сыр обошелся ему по восемь шиллингов и шесть
пенсов за фунт. Он сказал, что хотя очень любит полакомиться кусочком
сыра, но этот ему не по карману; поэтому он решил отделаться от своей
покупки. Он бросил сыр в канал; но его пришлось выловить оттуда, потому
что лодочники с барж стали жаловаться. У них начались головокружения и
обмороки. Тогда мой приятель в одну темную ночь прокрался в приходскую
покойницкую и подбросил сыр туда. Но следователь по уголовным делам обнаружил
сыр и страшно расшумелся. Он заявил, что под него подкапываются и что
кто-то вздумал воскрешать покойников с целью добиться его отставки.
В конце концов моему другу удалось избавиться от сыра, увезя его в один
приморский городок и закопав на берегу. Городок тотчас же после этого
приобрел большую известность. Приезжие говорили, что никогда раньше не
замечали, какой тут целебный воздух, --просто дух захватывает, --и еще
многие годы слабогрудые и чахоточные наводняли этот курорт...
|
|