Орлиные Задворки.
День второй, 17 сентября.Трек перехода (Пания – БКК – Серебряные Струны - Орлиный Залёт)
|
|
|
Когда ты уже совсем в темноте приходишь на стоянку и понимаешь, что ...потому
что орлы себе везде Залёт найдут!
В таком экстремальном деле, как барьерный бег через поваленные стволы с промежуточным процарапом сквозь стеной стоящую лещину главное – это вовремя остановиться. Как загложет мысль "да ну его, этот, тудыть его в качель, рюкзак", значит – пришёл. Хорошо замаскировались. Надёжнее всего “спрятались” Мисти с Бесом и Бобусом: на целых шесть метров выше, чем Мерлин с Котом. Вертикальных метров, разумеется, потому что русло к этому времени неслабо разогналось на борт каньона. Барьерный бег вниз лишний раз убедил в двоякой правильности выбора: 1) ворюги нормальной ориентации сюда в жисть не заползут; 2) хозяева-мазохисты в процессе извлечения груза из “камеры хранения” от души насладятся.
Если внимательно присмотреться, была хорошо видна чёткая горизонтальная слоистость зелёного царства. Буки, которым нечего терять, сменяются лиственной дичкой, которой каждая полочка со щепоткой земли - дом родной. Дичка, в свою очередь, - вынужденными держать марку абсолютной безбашенности соснами. В без малого трёхсот миллиметровую оптику хорошо видать, насколько нелегко даётся последним кривая, как коса Смерти, пальма первенства. Плотность “трупов”, - засохших стволов, - и навсегда утерявших свои вершины корней на срезах скал много превышает рассеянность всё ещё живых.
Ванна Молодости* пустынна. Один единственный мужичок, тщащийся запалить костерок у полупрозрачной полиэтиленовой халабуды - не в счёт. И не лень ему было дровяной латунный самовар сюда на горбу пиликать! Где всё-таки заканчиваются любители дешёвой эстетики и начинаются подлинные извращенцы? Мужик сосредоточенно приступил к нанизке на шампуры излишне жирного мяса, а Мисти с Бобусом - к общёлку “купели для взрослых” в трёх измерениях. *
Ванна Молодости. Постаравшийся проявить яркую мобильную индивидуальность Бес (вызывающе алой бейсболки ему было явно недостаточно) как смог высоко вскарабкался на правый борт и, балансируя на полутора ногах, увековечил опасливо попирающих штативами "молодильную воду" фотографов и охотно позирующего им Мерлина. Увидев в руках у Бобуса складную кракозябру панорамной головки, Кот сообразил, что "молодость - это навсегда", перешнуровался плотнее и, забив стрелку у Пании на час дня, на повышенных оборотах слинял вверх по каньону. Выждав ещё минут десять-пятнадцать, чтобы не так обидно уходить было, за ним выдвинулись остальные. А куда им было деваться, если первая автобусная группа на пятки со всей дури наступила… Уход давался нелегко. Стоило
отвернуться от дождезащитных полиэтиленовых ужастиков, поднять голову
вверх, на расписанные жёсткими тенями скалы, меж которых вился тонкий
голубоватый дымок разожжённого на влажной древесине костра, вдохнуть его
запах, замешанный на сладкой горчинке прошлогодней листвы и тонких язычках
случайно угодивших в огонь травинок, чтобы показалось, что восторженные
вопли купальщиков стихают, отодвигаясь на второй, третий, семнадцатый,
двадцать первый планы, и так до самой удалённой бесконечности. Пришлось
себя заставлять. За долгие туристические годы скалистый склон слева от
Ванны Молодости уже практически вычищен от мелких и подвижных камней.
Придержался рукой - считай навсегда. Десять шагов поперёк поколенно-кустарной
наклонной плоскости. Долгий взгляд вниз, на намертво впечатанный меж двух
стен и одной ступени жидкий изумруд. Спуск с поддержкой руками, но лицом вперёд. Без рюкзака он прямо в кайф. Затяжным прыжком на левый берег, с промежуточным "отскоком" о приветливо выступающий из потока горбик можно не озадачиваться: вода настолько низка, что каньон проходим практически посуху. При всём этом первыми увлекают внимание именно ручейки и озерца. Ещё бы. Когда зелень вокруг уже больше жёлтая, от неподвижной, а значит готовой отразить всё, что угодно, воды просто глаз не отвести! То Бобус, то Мисти, а чаще оба одновременно расставляют штативы и надолго замирают у видоискателей. Бесу и Мерлину это ничуть не мешает: отсутствие "чёрного туннеля" (чего ещё можно ждать от видоискателя зеркальной камеры с кропнутой матрицей?) единению с дикой природой только способствует. Русло всё больше сужается, но это воспринимается не угрозой, а скорее защитой. Примерно таким жестом укрывают от порывистого бабуганского ветра пламя последней в коробке спички. Подкинув пару неопасных карабок по наклонным плоскостям и неизбежного "канатоходства" по заботливо уложенным предыдущими "проходимцами" толстым веткам, каньон рассыпается крупногалечным "пляжем".
Слова были лишними. Достаточно было не глядя опуститься на камни (о болтающейся на пояснице сидушке напрочь забыто), бросить внезапно потяжелевшие запястья на лодыжки и медленно, медленно, ещё медленней, запрокинуть голову вверх. Глубокий вдох, каким бы медленным он ни получился, всё равно вышел прерывистым, потому что было в нём, как всегда, немного от всхлипа с трудом сдерживаемых слёз. - Потому что нельзя быть красивым таким... Он
был песчинкой в сердце каньона. И каньон был колючей, никогда не дарящей
покоя алмазной песчинкой в его сердце. Извечный, не требующий мгновенного
ответа, и в то же время полный пугающей неизвестности вопрос: "когда
я тебя снова увижу?" годами не давал покоя. А слева и справа, в каких-то
полутора метрах от его безвольно поникших плеч, взметались в лазурь неба
готовые в любую секунду схлопнуться трёхсотметровые "крылья засыпающей
ночной бабочки"… * * * Затем они прошли ещё дальше, или, скорее, выше, но не слишком высоко. Теперь самым главным было, как пела в своё время Алла Борисовна, "вовремя остановиться", а её же "но не могу, не могу, не могу, не могу" как единственный возможный вариант развития сюжета не подходил. Преодолейся с той же лёгкостью ещё одна-другая "забегаловка", стало бы логичней по примеру Кота идти каньон до конца. С учётом достаточного запаса фотоматериалов это могло затянуться до глубокой ночи. Поставив точку ещё одной вертикальной панорамой, Бобус навострил лыжи, вернее, ноги штатива, к Пании. Если вы хоть на секунду думаете, что "сиквел" час назад пройденных красивостей хоть как-то прибавил в скорости, - ни за что! Движение солнца, воды, деревьев и диаметрально противоположная точка зрения делала исход из каньона ничуть не менее интересным. Всё так же расставлялись штативы, снимались с рук портреты, оглаживались ладошками покрытые белым налётом солей красно-коричневые зализы на шершавых бортах ущелья. Звонкими стекляшками цокали под ногами разноцветные камни. Жалобно хрустели размножающиеся делением пополам валежины. Немыми призраками растворялись в чёрных трещинах скал такие же серые, как нависающие над головой утёсы, прыткие ящерки.
У ванны Молодости было не протолкнуться. Чтобы спуститься в русло и мирно уйти, пришлось чуть ли не локтями распихивать стаи загорающих. Торная тропа вдоль правого борта изобиловала человеческими пробками. Да-да, именно пробками: как ни пыжились рукомашествовать экскурсоводы в попытках разрулить ситуацию, встречные группы раз за разом шли в лобовую атаку. На тропе миграции оголодавших термитов и то больше правопорядка… Это просто замечательно, когда у других разыгрываются стадные инстинкты. Щемясь по тропе, упорные массы начисто игнорировали удобство и изящество движения по фарватеру. Это позволяло, изредка размахивая руками для восстановления равновесия, до самой Пании бежать вприпрыжку.
* * * - Как и вчера, гуманизм закончился у Дуба, - записал в блокнот Мисти на седьмой минуте спотыканий от Почтового дуба до воркочущего перекатами русла Куру-Узени. 13.59 Высота – 457 метров. Забрав немного правее “общенародной” тропы и избежав тем самым двух переправ по камням, Бобус доставил “Сборную” к всё ещё здравствующему мостику через только-только сформировавшуюся Коккозку. Точка слияния Куру-Узени с Сары-Узенью осталась пятьюдесятью метрами южнее. Пусть увлечённый затянувшимся в годах наклоном влево, мостик позволял выйти на трассу Бахчисарай-Ялта много правее охотничьего ареала приканьонных лесников, тем самым минимизируя затраты на поход.
(из воспоминаний Мисти) 14.03 Высота – 449 метров. Лесник был на месте - у торгующего напитками и сигаретами киоска. Нагло разметав рюкзаки ровно напротив табуретки хранителя леса, они отхлебнули апельсинового сока (спасибо Бесу) и приступили к синхронизации персоналий. Мобильник давно уже как прибывшего (в теории) Кота всё ещё не отвечал. Сшевелившись на поколотые ступеньки автобусной остановки (лесник он конечно добрый, но иногда и беспощадный), соратники выстроили вдоль балюстрады рюкзаки, развесили по кустам майки и носочки и подверглись нападению хохло-гарпии крымской обнакавенной. Точно такая, а может быть
и та же самая востроклювая бурогрудая пичуга, что с утреца тщилась вкусить
мизинец Мерлина, была не прочь ещё чего-нибудь по-компанейски надгрызть.
Почему именно хохло...? Да потому, что из Бобусом от сердца оторванного
колечка сырокопчёной колбасы коварный птицын повыклёвывал исключительно
сало! Пока "худосочные" Мисти с Бесом и Мерлином хором веселились
национальным пристрастиям маленькой героини, Бобус на всякий случай втянул
живот и щёки, застегнул распахнутый жилет и максимально незаметно отсел
на пару ступенек выше… ...по дороге шёл неутомимый путник. Был он одет в брюки и рубашку с длинным рукавом, за спиной нёс рюкзак, на носу - очки. Обойдя легковушку, он свернул на ступени, что вели к давно заброшенному павильону автобусной остановки, поднялся почти до самой площадки, но здесь лестницу заняла странная компания. Их было четверо. Первый был высоким интеллигентного вида молодым человеком с абсолютно беспристрастным выражением лица. Ещё один молодой человек, обладающий внимательным взглядом, сидел на ступеньке по соседству. Третий развалился на парапете и был весьма увлечён нарезкой аппетитной на вид сырокопчёной колбасы. Четвёртый участник компании, – явно атаман, - обладал густыми усами и парой хитрых глаз, что навевали мысли о славных флибустьерских временах. Поняв, что так просто ему пройти не дадут, путник с лёгким ковбойским прищуром, словно оценивая шансы и раздумывая, не выхватить ли свой верный "кольт", оглядел лица сидящих, и, остановившись взглядом на атамане, весело произнёс: - Ну, кто из вас Бобичев, я уже понял. С остальными давайте знакомиться! (ICQ-экспромт Мисти)
Мышцы отдохнули. Дрожь постепенно унялась. Дыхание выровнялось. И таки нашелся выход - узкая щель для двух пальцев справа у нависающего камня. Следующий водопад я обошел слева по появившейся тропе. А тропа пропала у сыпухи. С помощью интуиции и какой-то матери я таки пролез через скалы и кусты на поляну. И тут же узнал тропу, ведущую от тур. стоянки Бойко к смотровой площадке над каньоном… (из интервью Кота собственному Живому Журналу). 15.50 Высота – 491 метр. Топая вверх по облагороженным деревянными чурбачками ступеням, Бобус хмурился, пытаясь вспомнить, где именно на левом берегу Сары-Узени Паше удалось найти бездорожье. В долговременной памяти отложилась чумазая, тискающаяся меж деревьев, больше похожая на звериную тропина, то и дело пытающаяся искупаться в русле. М-да, туристический профессионализм неизлечим... Сейчас, в сентябре, от Желто(п)Узени ("сары"- ведь это "жёлтая") остались одни воспоминания да беззвучный, даже если усиленно прислушиваться, ручеёк глубиной в пару ладоней.
*
Серебряный водокап. Мисти. - Осторожно, на косулю мне не наступите, - более чем вовремя предупредила широко шагающего впереди Бобуса щупленькая девушка-экскурсовод. Действительно, в полушаге от горного ботинка, едва отличаясь от пятнистой подшёрстки леса, неподвижно, каменным изваянием таилась самая настоящая, живая косуля.
16.54 Высота – 542 метра. Серебряный отцапал примерно полчаса. Волнами набегающие и отбегающие группы делали фотографирование непредсказуемым. В лесу было темновато, выдержки измерялись секундами, число кадров с дымчатыми и безногими, как бутылочные джинны, призраками росло геометрически. ХАМмер нервничал и всё время куда-то торопился: - Господа папарацци, давайте, всё же пойдём дальше? Ладно. Уговорил. Сложились, пошли. Начав скачком вверх у форелевого озера, грунтовка монотонными петлями и не особо чтобы напряжно набирала высоту. Неожиданно эффективно отдохнувший ХАМмер чесал вперёд прямо как его американско-оружейный тёзка на хорошо смазанных скипидаром колёсах. Пристукнутый Йохаганом-Су Кот, напротив, с каждым следующим ускорением немного отставал. Мисти, Бес, Мерлин и Бобус шли плотненькой, как у спелого арбузика, серединкой. Минутка, проведённая у смотровой площадки на начавшую по закатному гореть Сахарную Головку, добавила в общую копилку ещё несколько наверняка заслуживающих "избранного" кадров. В длинную оптику оказалось, что отсюда прекрасно виден разлом БКК. Ещё один исторический кадр. А потом - началось. Поворот. Прямая. Поворот. Прямая. Короткие извивы, в свою очередь, складывались в широкие размашистые петли.
- Коллега, скажите мне как Гагарин - Гагарину, что вы называете витком? - разгоряченный до ярко-алых щёк ХАМмер, приустав хмуриться, начал шутить. 17.46 На высоте 717 метров устроились посиделки на развилке дорог. Левая* укладывала редкий серпантин к Чайному домику. Правая, военная, официально вела в никуда. По загадочной, дождавшись и самую малость отдохнув Кота, “Сборная” и выдвинулась. И без того плачевное состояние дёргающейся между оврагов и водоразделов дороги разнообразилось заиленными лужами и каменистыми зародышами падающих вправо сыпух. Группа медленно, но неуклонно возвращалась на северо-восток, следуя практически параллельно дороге от последней смотровой площадки до развилки, где они так недавно отдыхали. * С развилки налево вверх уходит маркированная и показанная на всяких «обновленных» картах тропа, большую часть пути идущая по «Катькиной дороге» - серпантину, проложенному к визиту Екатерины II в Крым. Впрочем, по ней Екатерина так и не поехала. Сама тропа дивно хороша на подъём… после недели проливных дождей, как мне удалось убедиться на майские пару лет назад. Зело подходит для бобслейных тренировок в жидкой грязи. ХАМмер.
18.21 Высота – 753 метра. Панорама на разделённую в верхней трети скальным кушаком Бойку и Большой каньон была, как сказала бы одна хорошая знакомая Бобуса, отвал башки. Непрерывно из-за этого спотыкаясь, - плотно сбитые куртины травы так и путались под ногами, - они взяли левее, обходя достаточно глубокий овраг-расселину. За расселиной открылась смотровая площадка с кострищем. Отсидев, осмотрев и офотографировав всё и вся, они заняли исходное положение, и какое-то время без ярко выраженного фанатизма монотонно набирали высоту по кромке леса. Бойка розовела всё сильнее. Пропорционально её "вращательной регулятора насыщенности в максимум" активности вырождалась тропка. Запутанные в траве камни, шиповник, сложенные в аккуратную стопочку пласты конгломератов, - ногам встречалось всё. Закончив выпячивать очередное "пузо", Седам-Кая рухнула вниз узким, забитым труднопроходимым кустарником распадком. Ступенчатый скальный монолит, образующий дальнюю стену безобразия, легкодоступным отнюдь не выглядел. Прямо над безобразием высился безымянный лесистый купол, а за безобразием - ещё одно неслабое, полукруглое в плане брюшко, точно так же отвесно падающее на добрую сотню метров. Сунули нос в лес. В деревьях ситуация выглядела ещё более мрачно: чёрная кора утеряла фактуру, чёрные камни слились с чёрными листьями. Колючки валялись насмерть, да и сам овраг заканчиваться не спешил. Ещё минут двадцать, и "снаружи" тоже грянет тьма…
18.48 Высота – 846 метров. ХАМмер, плавно топя газ до полика, зарядил вверх. “Вверх” было знатно. И, несмотря на всё усиливающуюся прохладу, потно. Густой грабовый лес - это вам не благородные буки. Упёрся случайно верхушкой рюкзака в ветки – будь ласка сдавай назад, ибо шагу вперёд шансов нет. Армированная бетонная стена, а не лес… ХАМмер уверенно
ползёт вверх на второй передаче. Универсальный ответ на вопросы: (из воспоминаний Мисти) - Ты точно уверен, что в слове грабинник третья буква "а", а не "о"? - интересуется у ХАМмера Бобус, на манер носорога тараня живую изгородь.
- Зернова-ая "стометро-овка", - гласом изгоняющего Барлога Гендальфа (You will not pass!!!) отвечает на мысли Бобуса Бес. - Сейчас уже выйдем на дорогу, - автоматически подбадривает ХАМмер, - там ещё метров двести до ДУБА*,**. И немного по дороге, до стоянки. *
ДУБ ХАМмер. **
До дуба. Мисти. - Лично для меня этот “ДУБ” наступит гораздо раньше!!! - как-то слишком взаправду обещает Мерлин. 19.15 Высота – 951 метр.
Вычислив в сплошном каменном заборе заднее крыльцо, Сборная Глобуса лазаньем
на карачках вышла на плоскость, обросшую низкими, редкими, но очень раскидистыми
буками. Не устраивая призового перерыва, они траверсировали пару пологих
холмиков, достигнув длинной, протянувшейся с запада на восток поляны-выбрубки,
одной из достопримечательностей которой значилась наезженная лесозаготовительная
дорога. Ну вот, теперь “бобрам” было можно смело опадать на недозаготовленные
стволы и выдыхать, выдыхать, выдыхать… 19.37 Высота – 979 метров.
Переоблачившись в сухое и тёплое, они рассчитались на первый-второй и
продолжили “тренировку”. Сориентированные пусть не на самый быстрый, но
результат, Мерлин с ХАМмером озадачились водозабором в пещере Данильча.
Мисти с Бобусом, как тонко чувствующие темноту индивидуумы (типа фотографу
положено) были отправлены за дровами. Больной зубами Кот расчищал
от мусора кострище и щипал веточки по соседним кустам. Чем занимался скрывшийся
в палатке Бес, не ведал никто.
- Классный тут Вид. Главное по малой нужде в него не упасть! – Мисти выполнил три скользящих шага назад. - БИП, ответили ему часы, радуясь, что время перевалило за "очко". * * * - От дай москалям сало, они и его испортят, - гудел под увенчанный роговым очками нос Хаммер, сосредоточенно ковыряя столовой ложкой в только что вскрытой банке российской тушёнки. Несмотря на весёлую улыбку невинно убиенной “свинины” и убедительный шестизначный ГОСТ на красочной этикетке, в жестянке плавали лишь жалкие обрывки шкуры да сомнительной съедобности потроха. ХАМмер отставил банку подальше от греха, брезгливо вытер руки о штаны и всецело отдался таинству общения с бутылкой "Качинской Долины*": скрупулёзно отсчитывал цветочки гвоздики, душистый и чёрный перец, четвертовал мускатный орех… *
Портвейн "Качинская долина". - Хочешь написать SMS Попову? – вдруг спросил у Бобуса Мисти. - "Ужинаем в темноте". Пусть порадуется... В одно непрерывное движение вскрыв банку фасоли в томате, тем самым осуществляя промоушн несостоявшегося супа в борщ, Бобус востребовал у Мерлина дощечку для разделки (ай, молодца, как всегда не забыл!) и стал мелко стружить копчёную колбасу к аперитиву. ХАМмер, душевно отхлебнув из бутылки, пропустил мимо ушей завистливое "мне уже нравятся такие рецепты" Беса и, скрутив из обрывка газеты воронку, стал узкой струйкой засыпать в бутылку сахар-песок. - Может тебе рафинад дать? - пытается порушить "священнодействие" юный в вопросах прикладного алкоголизма Мисти. - Какой рафинад?!! Горлышко - круглое, а ты - "рафинад"! - отрезал ХАМмер. - Кубики глинтвейна... – мечтательно, и в то же время разочарованно тянет антибиотический Кот. Пробка с вращательным усилием ввернулась на место. Бутылка, призывно блеснув зелёным боком, придвинулась поближе к огню. - Может,
мы по старинке, в кастрюле? -
ретроград-Бобус не вполне доверял современным технологиям. - Да ты чё? ГРАДУС ТЕРЯТЬ? - глаза у ХАМмера сделались чуть ли не больше собственных очков. Он присел на корточки и, ритуально поплевав на пальцы, повернул бутылку другим боком. - СКОРО У НАС ВСЁ БУДЕТ. Я не одну бутылку проплавил (и не пять...), пока научился делать всё своевременно. - Я, наверное, выпью таблетку и пойду спать, - сдался терзаемый запретным плодом Кот. - "Выпью" - это мы понимаем. Остальное неразборчиво, - отрикошетил пинг-понг неспешной беседы Бес. - ПУМ! - присоединилась бутылка, отправляя пробку в последний полёт к Соколиному. - ДОБРЫЙ ВЕЧЕР! Кружки! - тоном требующего скальпель хирурга приказал ХАМмер... - Ладно, таблетка подождёт. Только в первую очередь наливаем больным! - настроения Кота менялись как разноцветные кролики в умелых руках фокусника. В неровном свете умирающих углей содержимое бутылки казалось розовым. Соблазнительно забулькало. Медленно и тяжко, как густая вулканическая лава, на поляну выплеснулся божественный, тёрпкий, до самой распоследней трещинки заполоняющий закоулки реальности аромат глинтвейна. Под яростно сияющими звёздами, - смотровая выходила на север и это были Медведица, Дракон, Кассиопея, - поцеловались шесть разноцветных кружек. * * * То, что осталось, - а там, вы уж поверьте, осталось, - допивали на смотровой. ХАМмер оказался никталопом. Это не ругательство. - Разливал ХАМмер честно. А никталопы - люди, которые хорошо видят в темноте. Впрочем, это могла быть вовсе не тривиальная никталопия, а глинтвейн или зерновые. Во всяком случае, Севастопольская телевышка и маяк на мысе Лукулл были им указаны без колебаний. Прямо над Орлиным Залётом неподвижно парил Орёл. Неподвижно и с большой буквы потому, что был созвездием. В районе орлиной, скажем, "гузки", моргал красной и синей лампочками припоздавший самолёт. Прямо как Морфеус прочищающими мозги таблетками... Тихо цверкотали невидимые летучие мыши. Зуд в натруженных ногах дарил осознание, что ты ещё можешь ходить. - У нас в Маскве иногда тоже видны звёзды, - на уровне шелеста листьев прошептал Мисти. - В планетарии? - ХАМмер пощады не ведал. Едва различимая полоса пост-заката всё ещё отделяла тёплые огни земли от холодных голубых уколов неба. Со стороны каньона налетел ветер. По спине Бобуса пронеслась лавина мурашек: влажный жилет к тому обязывал. Он накинул на голову капюшон, посильнее затянул кулиски на рукавах. - Пойду
"пододену" куртку, -
оторвался от благодатной земли ХАМмер, - а то
вы все хвастаетесь, что мёрзнете в куртках, а я, в рубашке, - ещё нет...
|
