|
С
Котом в походе классно. Но один на один я бы с ним ни за что не пошёл!
Мерлин.
По аналогии
с бонус-треками следует обозвать GPS-треки "Бобус-треками"!
Мисти.
…варианты
движения от Орлиного Залёта на Узунджу нарисую завтра, с комментариями.
Сегодня для художеств не хватает времени. Основной вопрос, на который
нужно заранее дать ответ: как вы хотите смотреть каньон Узунджи. Cпустившись
по нему полностью гружеными, или пробежав на второй день с утра налегке
радиалку. Точнее, петлю (ХАМмер два раза одной и той же дорогой не ходит).
Вариант - подъём по каньону снизу до Ай-Димитрия и возвращение через вершину
715,х метров, с дальнейшим спуском либо зигзагами до каменной сыпухи,
а потом по ней и около неё мимо сухого водопада в 8 минутах от места предполагаемой
ночевки. Либо более экстримный вариант - по гребню вниз до мыса, а там...
уж как получится, по скальникам, свободным лазанием…
ХАМмер.
* * *
Утро
в каньон приходит не спеша: сначала робко светлеет небо, медленно проявляя
на себе паутину ветвей, лёгкий ветерок едва колышет прошлогоднюю листву,
поднимая невесомое облачко золы над кострищем. Далеко внизу, на пределе
слышимости, журчит вода. Тем временем небо светлеет, и вот, на самом верху
противоположной стенки каньона появляется скромная оранжевая полоска и
начинает медленно, сантиметр за сантиметром расширяться вниз. За всем
этим великолепием своим красным глазом наблюдает из засады крымский скальный
заяц.
(из воспоминаний Мисти)
6.40 Высота – 486 метров.
По-армейски скорый подъём. Замоченная с вечера гречка и кофе проходят
без сучка-задоринки. Вопрос укрытия рюкзаков решается достаточно просто,
по панийской модели: "выход силой" метров на пятьдесят по нарождающемуся
овражку (хинт: начинается красивыми мшелыми камнями мёртвой сыпухи), перегораживающий
прямую видимость трухлявый ствол, немножко камне- и листье-бординга вниз,
на поляну. Не прошли соратники и пары сотен метров по забрызганному крупными
каплями ванночек руслу (проточная вода там тоже, конечно, встречалась,
если внимательно присмотреться), - как на Бобуса обрушилось прозрение
в виде левого сухого притока Узунджи, которое вело к, как его жизнелюбиво
назвал ХАМмер, Мёртвому ущелью. Таким образом, получалось, что ночевали
они, если рассматривать по карте, в геометрическом центре каньона.
Доброте
этого знака нельзя было не порадоваться: минимум две серии свободного
лазанья по защемляющим непросыхаемые ванночки скалам сами собой отменились.
В это время года, возможно, ванночки и обмелели, он жёсткому лимиту отведённого
на каньон времени образовывалось некоторое послабление. Как-то мгновенно
устав ради кого-то другого торопиться, Бобус мысленно плюнул на закат
на Айе (завтра будет ещё один, даже лучше) и стал фотографировать то,
что хотелось столько, сколько этого хотелось. Хотелось на самом деле немногого.
Украв звуковое сопровождение и живую динамику меняющих траектории струй
(перед глазами Бобуса всё ещё стояла весенняя, недельно-дождевая версия
каньона), река сумела пересохнуть задолго до водозаборного озера.
От разноцветного русла осталось
всего ничего. Поблёкла, растворяясь в постылой серости пыли, красная,
жёлтая, зелёная, чёрная и белая галька. Даже мощные натёки кальцита цвета
слоновой кости, цементирующие в единое целое дно каньона, и те выглядели
неумытыми Золушками. Глубина озера составляла считанные сантиметры. Обыкновенно
погружённая в воду, обросшая водорослями труба водозабора высохла и обсыпалась,
обнажая бурую ржавчину с чёрными струпьями защитного битума. Погодка не
фартила: тучи были слишком плотными, делая картинку плоской и невыразительной,
но умостившийся у самого берега Кот так и просился в кадр. Замётано.
9.08 Высота – 496 метров.
Охотно делясь барометрической высотой, GPS упорно продолжал бастовать
с координатами. Не больно то и хотелось: заблудиться в прямой, как четырёхгранный
штык Узундже было нереально. Шестиметровая ступень прямо за озером на
ощутимую помеху не тянула. Они вгромождались наверх двойками, идя параллельными
курсами: Бобус и Кот, ХАМмер и Мисти, Бес и Мерлин. Постучав галькой в
эворзионных ванночках (где ты, где ты, вода по колено?) Кот с ходу штурмовал
главный, в чем-то похожий на сливной жёлоб небольшой гидроэлектростанции
уступ.
-
Ого! - выдохнул Мисти.
Повода для сомнений на самом
деле не было. Красноватое покрытие уступа, из-за своей "зализанной"
поверхности кажущееся исключительно скользким, на самом деле имело фактуру
крупной, - как раз для обдира ржавчины, - наждачной бумаги. Наступил -
как муха к ловушке приклеился. Воздушность, даже, пожалуй, элегантность,
с которой впускала их в себя Узунджа, рождало непередаваемое ощущение
полёта.
Согласитесь,
в каком из малых каньонов Крыма можно, лишь единожды оттолкнувшись руками,
взмыть на добрые двадцать метров вверх?.. А вот уже и снова плоскость.
Вкопанные в землю "казаны" и "выварки” эворзионных ванн
хранят озерца изумрудно-зелёной жижи. Подбросив немного зарослей, ущелье
снова расширяется, давая, наконец, возможность рассмотреть свою верхнюю
часть целиком.
В отличии от Куру-Узени,
поперечный профиль Узунджи более полог, поэтому верхний пояс формирующих
каньон скал из русла невидим. И только в самом конце, вернее начале каньона,
если считать от истоков, можно в полную силу оценить белую магию места,
в которое они так стремились. Сейчас поперечный срез русла больше всего
походил на латинское U: размещённые по осевой линии ванны, сначала полого,
а затем всё круче подступающее к скалам редколесье и, наконец, грубоотёсанные
серые стены.
-
Весной, весной сюда, когда "вода"!!!,
- продолжал непрерывно причитать Бобус.
Ещё
один полупрозрачный лесок, ещё одна трёхметровая ступенька, которую обходили
вразнобой: Мисти с Бобусом слева (ну и что, что сквозь злые колючки, зато
быстрее), остальные справа (потому что умнее). И вот уже над редеющими
верхушками недоразвитых деревьев нависает финальный аккорд: полу-цирк,
прорезанный хорошо разработанной трещиной, - руслом застрявшего в отдалённом
прошлом водопада. Снова и как всегда, Узунджа пронеслась как мгновение
полураспада атома нестабильного плутония. Яркая вспышка сверхновой всепоглощающего
счастья и, сразу же - мучительная жалость, что всё это слишком быстро
закончилось.
Вот теперь пришло время по
настоящему охать и ахать. Особенно взаправду охают Мисти с Бесом, потому
что Корифей Непростых Путей - Кот тут же приступает к штурму соштабелированного
из звонкого сухостоя вертикального мостика у самого основания трещины-водопада.
Тс-с-с. Главное - выдержать нужную паузу. Пусть новички вдоволь поохают.
Более гуманный способ покинуть Узунджийский каньон есть, но он с первого
взгляда неочевиден. Для окончательного спец. эффекта пощупав неявные мизера
над головой, Кот милостиво благоустраивается на перекур.
9.23
Высота – 595 метров. ХАМмер уже давно отщёлкал всё мобильником и, горделиво
улыбаясь, позирует на выступающей из-под свода гротика ступеньке. Да-да,
кокетливой девушке - Узундже мало заканчиваться глухой стенкой и "трупиком"
полвека как переставшего попахивать илом водопада, она ещё и декоративным
гротиком по низу стены опоясалась. Четырёхместную палатку комфортно, конечно,
не поставишь, но группе от шального дождя укрыться - запросто.
Тлетворное увлечение фотографией
тем временем принимает угрожающие своевременному успеванию на мыс Айя
масштабы. ХАМмер ни полсекунды не торопится, довольно щурится, на солнышке
поудобнее устраиваясь: сладкий релакс под обрывом каньона ему решительно
по душе. Да, здесь нужно жить. Здесь можно смело укореняться. Здесь даже
можно, простояв столетье-другое-пятое древо-патриархом, без сожаления
об однажды и навсегда выбранном месте умереть с широкой улыбкой на коре.
- Коты
высоты не боятся. – не перестаёт
восторгаться Мисти, наблюдая опасные попытки Кота обрести несуществующее
сцепление с тщательно отглаженной водой трещиной.
Главный узунджийский безводопад
Кот, конечно же, покорил и, сделав ручкой задравшим головы “отстающим”,
исчез. Одобрительно кивнув, ХАМмер по-царски величественно покинул каменный
трон и, протаранив кустарник справа, ухрустел валежником по альтернативной
тропе. Череда высоких, - в человеческий рост, - ступеней и вот уже Сборная
Глобуса выстроилась в очередь на посещение "носа Титаника":
нависающей над ущельем скалы. Можно было, конечно, заходить на выступ
и парами, но желание крепенько-так обняться во избежание случайного полёта
вниз могло вызвать кривотолки. Ну, вы понимаете, “Голубая луна” и всё
такое...
9.45 высота – 634 метра.
Путевая точка STOIT_JIT. Достаточно далеко, метрах в ста вдоль правого
борта мелькает бежевая панамка то и дело приставляющего к глазу фотоаппарат
Кота. Штиль. Не по-осеннему горячее солнце. Жёлтый призрак метровой ширины
ручейка, обогнув куст шиповника, проваливается в "жёлоб аквапарка":
именно им кажется формальное начало каньона. Выковырянный водопадом бассейн
и ассистировавшие Коту на подъёме деревянные "козлы", как ни
вытягивай шею, не просматриваются: стена не настолько отвесна, как это
казалось изнутри. Вообще сверху и строго в анфас ущелье не сохранило и
половины того очарования, что подарил им "нос Титаника". Может
потому, что связующая ниточка уже была перерезана движением часовой стрелки
на неумолимом хронометре ХАМмера?
Нырнув в лес и дотопав по
правобережью сухоречья до грунтовки, они свернули по ней направо, обогнули
aй-димитриевское озерцо-ставок и, оставляя за спиной осиротевшие сортир-санузлы
скаутского лагеря, типа начали подъём к развилке на Чайный Домик.
Любой командир партизанского отряда ХАМмера бы одобрил - настолько виртуозно
путать след, то есть трек GPS... Бобус недоумённо поглядывал на часы:
прошло 2.5 часа с момента старта, до времени "Ч" уж рукой подать,
а ХАМмер... Интересно, что вообще себе думает ХАМмер?!!
10.09 Высота – 671 метр.
ХАМмер - не думает. ХАМмер давно "соскочил" на хилую стёжку
и вовсю чешет в гору. На юг, обратно, в сторону каньона. Ах, какая милая
горка. И не тропа это вовсе, а заброшенная-перезаброшенная дорога, на
военной полукилометровке редким пунктиром обозначенная. Вокруг развалились
весёлые луга, залитые солнцем поляны, дикие яблони и дикие груши (ХАМмер,
кривясь и сплёвывая: попробуйте, это вкусно!). Ну и Бог с ней, с потерянной
дорогой. Судя по треку, здесь где-то она, прямо за деревьями. Чудное место
для стоянки и до воды недалече, но ни одного кострища не видно. Вот что
значит “сначала немножко в горку”...
Луга
становятся лесистей и извилистей. Буки смыкают кроны и опускают ветви
к самой земле: ну-ка граждане пришельцы, поклонились дружненько! Камней
под ногами становится гуще. Лес на это реагирует сменой “личного состава”:
вокруг уже не буки, а сосны с умеренным вкраплением можжевела. Пряный
запах фитонцидов кружит голову. ХАМмер всё активней забирает вправо, выцеливая
одному ему ведомые ориентиры. Плоскость подступающей к берегу волной загибается
вверх и тут же раскалывается ступенями сбросов. Ещё несколько десятков
шагов и идти становится некуда: вертикально исполосованные трещинами и
сыпухами обрывы резво уносятся вниз. За первым каменным поясом видна круто
уклонённая в Мёртвое ущелье соснополоса и ещё один, непроходимо проваливающийся
в рубленую рану ущелья скальник.
Идём очень
медленно, цепляясь за внушающие доверие камни ногами и руками. Не все
камни оказываются достойными оказанного им доверия, но, к счастью, обходится
без серьёзных падений.
(из воспоминаний Мисти).
10.42
Высота – 605 метров. Сориентироваться, в какую сторону следует идти дальше,
с первой попытки не получается. Оно понятно, что не вниз: спускаться где
попало ХАМмер ещё по почте не рекомендовал. Ниже наклонного участка леса
ущелье настолько узко, что определить, где именно находится пересохший
водопад, отделяющий Мёртвое ущелье от собственно каньона Узунджи – задача
сродни "Дознанию пилота Пиркса". Коллективно разведав вправо
и сумев при этом немного приспустить по сыпухе Мерлина (водопад так и
не прорезался), ХАМмер сменил направление на противоположное. Кот предусмотрительно
приотстал фотографировать. Минут через пять согбенных ковыряний в соснах
соратники снова оказались на кромке слишком пологого, чтобы его назвать
обрывом, но слишком крутого, чтобы по нему можно было безопасно спуститься
по азимуту, склона.
- Водопад*
точно под вами! - донёсся
откуда-то с неба голос Кота. - Я скоро!
*
Сухой водопад.
Сухой водопад безупречен. Он венчает собой Мёртвое ущелье и является идеальной
и законченной формой крымского водокапа.
Мисти.
Солнце не щадит ни людей,
ни деревьев. Горячий пот, несмотря на бандану, заливает глаза. На каждом
"полустанке" они с благодарностью принимали подношение рюкзаконосного
Мерлина: глоток теплой, но казавшейся удивительно вкусной воды с лимоном.
Ступенчатый обходной манёвр влево завёл их в тулящуюся к обрыву рощицу,
миновал нестрашную по причине многочисленных каменных гребешков осыпь
и запнулся о "сыпуху второго уровня".
-
Делай как я! - ХАМмер подпрыгнул
вверх-и-вперёд, пузатенькой пулей от "Макарова" ухнул сантиметров
на семьдесят вниз и, - Поехали-и-и!
- грохоча кубометрами камней, в клубах светлой пыли умчался вниз. Эффектно.
Чертовски эффектно. …Следующий!
- прилетело на крылах ветра.
- Ну...
"перед смертью не надышишься"...
- как сумел, повторив шикарный жест, Бобус выше щиколоток нырнул в ещё
не успевший полностью остановиться "эскалатор". Вязкая каменная
река с готовностью подхватила его, провернула лицом к востоку и, сухо
бормоча о своём-сыпучем, уволокла навстречу ХАМмеру.
11.13 Высота – 513 метров.
Последним элегантно съехал вниз Кот, чтобы тут же получить крепкий рукопожательный
одобрямс ХАМмера: “корректировка ведения огня” по каньону была выполнена
безукоризненно. Заслуженный привал каждый праздновал по-своему. ХАМмер,
к примеру, вскарабкался на уступ, возвышенный над засиженной стаей надоедливых
мух зацвётшей ванной. Оттуда было сподручней демонстрировать присутствующим
застрявшее корнями в одной из трещин сухое дерево, когда-то спасшее жизнь
его близкому другу. - Не всегда Мёртвое ущелье легко, как сегодня, расстаётся
с незваными посетителями...
* * *
Из-за
спины всё ещё доносится бильярдный перестук растревоженной осыпи. Ноги
осторожно ощупывают хаотично наваленную в русло “гальку” килограмм, этак,
под центнер каждую. Всё качается. Глаза увлечены плавными изгибами русла,
а руки - удерживанием штатива, чтобы в момент прыжка приветственно не
похлопывал по спине. ХАМмер тормозит колонну, спускает её с округло нависающего
над руслом уступа, хором поворачивает лицом назад. Если смотреть снизу,
уступ сияет сотнями ярчайших звёздочек. "Что это там выкристаллизовалось"
вблизи понять невозможно: монолит себе и монолит, розово-красный и достаточно
гладкий, ничего примечательного. Спускайся они без умудрённого странствиями
проводника - не задумываясь, прошли бы мимо.
Ярко запомнившийся по прошлому
посещению мох, персидским ковром выстилавший русло от края до края, основательно
“побило молью”: полупрозрачные султанчики пыли взбиваются над безжизненной
серо-коричневой губкой. Мерлин таки пытается "половичок" сфотографировать,
а у Бобуса брови удивлённым домиком вверх: вот она уже, треуголка слияния
русел, невооружённой рукой дотянуться можно. Хитрит, лукавит память, подкидывая
картины долгих и скользких странствий до хилого ручейка, мрачно сочащегося
по запирающей Мёртвое ущелье черно-бурой стене…
11.48 Высота – 481 метр.
Две минуты до времени "Ч"!!! Поджидавший их у кострища свинарник
возродил демонические образы вразмашку потрясающих лукошками скалозубых
зайцев. Аккуратно сложенные у кострища полиэтиленовые кульки с мусором,
которые, конечно же, планировалось унести с собой в Колхозное, изорваны
в мелкие тряпочки. Вылизанные до блеска консервные банки раскатаны по
всей поляне - будто новички в кёрлинг играли. Ну и что. Уж лучше коммунистический
субботник, чем с налёту в гору за рюкзаками шныриться...
Ай да ХАМмер! Ведь есть же
гуманная тропка с полянки в русло... Понял, не дурак. Это – “для ламеров”.
Хорошие на сокращёнке камешки: острые, скользкие. Упади, проедься - без
последних порток останешься. А может и без филейной кожи заодно. У едва
живого ручейка с гордым именем Река Узунджа Кот объявляет приравниваемую
к сепаратизму акцию неповиновения:
- Я дальше
по руслу. Найду вас на Айе…
12.19 Высота - 467 метров.
Так они остались впятером, но в то же время один на один с мягким, потому
что земляным, но жёстким, потому что заранее задолбал, тягуном к SUKOVJMLK-е.
"Скоро догоню"-кает присаживающийся на вытряхивание из обуви
камешков ХАМмер. Бобус, Бес, Мисти и Мерлин растягивают длинную, полную
неописуемой скорби колонну. Она читается во всём: в углах наклонов рюкзаков,
в расставляемых в стороны носках кроссовок, каждые двадцать шагов снижаемой
скорости и переполненных пыхтением паровых котлов организмах.
Скучный
диагональный подъём проходится на одном дыхании с чтением про себя мантры:
"никогда... больше... не буду... набивать... в рюкзак... столько...
хрени!.. Никогда... больше... не буду..." %-)
(из воспоминаний Мисти)
12.38 Высота – 562 метра.
Привал у сосен смотровой больше напоминает обвал знаменитого демержийского
Хаоса: треск расстёгиваемых разгрузочных поясов, грохот - и все уже валяются.
Как подъём? Какой подъём? УЖЕ подъём? Какие пять минут прошли? Десять
прошло?!! Ну, тогда и в самом деле подъём… А хором сфотографироваться?
Поздно пить боржом? Разве что коньяк? Нифигашеньки, дорогой товарищ ХАМмер,
нифигашеньки. Молдавский коньяк – святое. Он посвящён Айе. Которая, в
переводе с греческого, кстати, тоже “Святая”. Так вот и замыкаются круги
коньячной действительности…
- Сидит,
клички нам обидные думает, - подозрительно
глядя на терзающего блокнот Бобуса изрекает Мисти. Потом, осенённый новой
мыслью, резко поворачивается к Мерлину: - У
тебя грядёт повышение. Станешь "Ботами за Двести Пятьдесят Гривен"!!!
Лесами и перелесками, ломкими
колючками и матёрой крапивой, пересушенными колодцами и по-затяжному сбрасывающими
высоту тропами мстил ХАМмер за недопитый коньяк. В конце концов, они всё-таки
выбрались к дальним задворкам пионерского лагеря "Горный", забороненным
от туристических посягательств мощной решёткой. Здесь, у забора, тропа
раз-два-я-ивалась. Хилое ответвление убегало в обход, вернее, в густую
ежевику, а мощное, презрев пугательную надпись: "Посторонним вход
воспрещён!" с видимым усилием протискивалось в глубоко вросшую в
землю калитку.
-
Какие же мы посторонние? Мы - жители Крыма!
- апеллирует к Коту и Мерлину хитрый ХАМмер, тщась распахнуть лазейку
пошире.
13.13 (Ну и время – дубль
чёртовой дюжины!) Высота – 419 метров. Калитка стояла насмерть, буквально
как Александр Невский на Чудском озере. Негабаритному Бобусу пришлось
даже снять негабаритный рюкзак и передать его через негабаритный забор
на руках. За забором ждал асфальт и густо воняющие соляркой бочки. Соблюдая
патетичное молчание, нарушители предприняли наступление вглубь территории
условного противника.
Бобус сохранял широчайшую
улыбку, смакуя на все лады яркие вспоминая о начинающем коммандос - Мерлине,
эффектными перебежками на полусогнутых преодолевающего буйно цветущую
луговину в прямой видимости от казарм действующей радиолокационной части
над оврагом Караных-Дере. Асфальт постепенно внедрялся в домики. Тишина.
Безлюдье. Если бы не цветочные горшки на подоконниках и свежие занавески
на окнах, лагерь бы производил впечатление законопаченного навечно. "Горный",
говорите? Вернее было назвать "Мёртвый"... За обширной Доской
Почёта (пионеров-героев следует знать в лицо) материализовались скреплённые
двумя висячими замками ворота.
- Фигн-ня,
- оптимистично заявил ХАМмер. - Сейчас мы, как
всегда, через забор...
-
ЭЙ!!! - гаркнуло позади, и почти сразу раздался рёв запущенного
двигателя.
Это сладкое слово "погоня"…
Первым к “Сборной” подскочил полный должностного рвения сторож. Ещё бы
ему не подскочить, если из-за поворота происходит священное явление “фольксвагена”
Верховного Главнокомандующего "Горного"! Дальше последовала
известная сцена из Ералаша про примерного ябеду и случайно вляпавшегося
в большие неприятности неудачника: "Ну тебе ща бу-у-у-дет!".
Злобный визг тормозов - ворота всё ещё на замке, - и началось.
Да вы, такие-растакие,
взрослые-седые, наглые-плохие, надписе-игнорантные, тишину и покой счастливого
детства нарушающие! Да кто вас, (см. предыдущее предложение) при развитом
социализме только воспитывал?!!
На каменном лице ХАМмера
не дрогнул ни единый мускул. Усатая репа Бобуса была преполнена праведными
чувствами Яковлева-Би: "Небо... Небо ещё не видело такого меркантильного
пацака как ты, Скрипач... Я так глубоко скорблю..." Второму
эшелону, - Мисти и Бесу, - было больше интересно, чем неуютно. Из арьергарда
скромно поблёскивал очками “злостный нарушитель" Мерлин. Не встретив
сопротивления и не дождавшись оправданий, Верховный Главнокомандующий
завял, как высаженная в Сахаре орхидея.
-
Открывай! - гаркнул он замершему в благоговейном чинопочитании
Стражу и, плюхнувшись за руль, осатанело, - как не своей, - хрястнул дверцей.
Едкий бензиновый выхлоп ожёг
ноздри и наступила долгожданная "воля с чистой совестью". Как
сказала бы мадам Стороженко с Привоза, "шо ви мене знаете, лучше
бы она-таки не наступала"! - Все как один посвященные оздоровительному
бегу источники предупреждают о нежелательных последствиях тренировок на
асфальте. ХАМмер, похоже, с этой литературой знаком не был. А если и был,
то виною спешки назначается загодя им сфотографированное расписание автобусов
Родниковское – Севастополь:
- Однажды
мы тоже опаздывали на этот автобус,
- пыхтит выполняющий акт спортивной ходьбы ХАМмер, усиленно продолжая
закручивать гайки оборотов, - и дошли за 45
минут.
Ничто так
не убивает нежные, привыкшие к камням и сыпухам ноги туриста, как монотонная
лента “условного” асфальта. Дорога, тянущаяся от Колхозного до Родниковского,
- это пара "додубов" пытки…
(из воспоминаний Мисти)
Фигасе "дошли"
они! Без небольшого шесть километров по карте - за сорок пять минут! Через
полчаса дорога запетляла по левому борту ставшей ущельем равнины, а садо-мазо-рюкзакизм
достиг стадии метастазов. Ощущение, что шагаешь голыми подошвами по раскалённой
сковороде, с каждой минутой усиливалось. Скала слева, асфальт, выложенный
декоративным камнем бетонный парапет, славный обрыв, неслышная река, сосново-ступенчатая
стена Курт-Каи напротив. Крутой поворот влево. Бобус, судя по поникшим
влажным усам, был согласен добровольцем на любое бездорожье в гору. Мисти
настолько органично хромалось на обе ноги, что желание какое-то время
пройтись на руках переполняло. Когда мимо проплыл закуток, ведущий к Скельской
пещере и дорога перестала петлять, вдалеке за спиной появился светлый
образ одинокого странника. К первым домикам Родниковского он основательно
заматерел, набрался земной тьмы и превратился в измотанного, но ужасно
довольного нижней частью Узунджи* Кота.
* Если кто-то
вам когда-нибудь скажет, что в нижней части каньона Узунджи нечего смотреть
после верхней - не верьте! Даже если мало воды - все
равно не верьте, идите и смотрите, идите сами! В мелководье можно пройти
по непроходимому в половодье ущелью, перепрыгивая по камням и скалам,
выступившим из воды. С них в это время очень удобно рассматривать в прозрачной
воде рачков и их домики. На обнажившихся элементах можно разглядеть, что
причудливое бежево-коричневое велюровое дно каньона получается в процессе
отложения солей прямо на живом мхе, покрывающем камни. Окаменевая, соли
скрепляют в единый слой листочки, веточки, ракушки и камни. Получаются
многослойные ковры с причудливыми рисунками. Все это играет красками в
лучах отраженных от водной ряби солнечных зайчиков. Но когда вода исчезает
подо дном совсем, краски бледнеют и идти становится уже неинтересно. От
этого места я стал искать более короткую и прямую дорогу. И нашел ее вдоль
трубопровода, вбирающего в себя воду из родника на склоне левого берега.
Труба извивается гораздо плавнее реки. А вдоль водопровода натоптана удобная
тропа. Она и позволила мне ускориться и успеть нагнать остальных до отправления
автобуса.
Кот.
13.57
Высота – 273 метра. Истинное мастерство никаким глинтвейном не пропьёшь.
За три (!!!) минуты до ещё вчера за ужином установленного времени и двадцать
минут до отправления автобуса они ввалились в "продовольчий"
магазин Родниковского. Начался кулинарно-без-и-алкогольный беспредел.
Мисти пил "Живчик". Бес - апельсиновый сок. Мерлин - яблочный
сок. ХАМмер (бо живот - он для пива) - "Крым свитле". Бобус
(по той же самой причине) - "Рогань". Кот же...
Кот, с безоблачной вершины
Олимпа презирая своих ущербных воображением соратников, гурманизировал.
Как иначе можно назвать смакование
сливочного мороженого ”Лакомка” с запиванием оного сухим каберне прямо
из горлышка тетрапака? Кот - он такой. Он (как только вкусные антибиотики
в карманах истощаются) знает толк. После первых трёх глотков пива примитивного
в пристрастиях Бобуса задавила пупырчатая жаба. К Рогани, для контраста
цвета и в пику “олимпийцу” прибавились "Марс" и "Пикник".
Задетый за живое Кот, неосмотрительно оставив источник каберне на тротуаре,
отправился за экстра-порцией “Лакомки”. Мисти с Бобусом внимательно посмотрели
друг на друга... и каберне вдруг стало убывать. Стремительно.
- Жизнь
- удалась! %-) -
доверительно шепнул Бобус облизывающемуся Мисти.
Интеллигентный Бес столь
низко не опускался. Он вернулся из магазина с полулитром коньяка "Карадаг".
"Коньяк Карадаг, купленный под горой Карадаг?", - явно одобряя
неочевидную с первого взгляда связь*, кивнул ХАМмер. "Скажите пожалуйста,
что пьют", - подумал про себя Бобус, грея душу мыслью о бутылочке
9-летней "Дойны". Автобус
прибыл до неприличия вовремя, сокращая тем самым удовольствие последних
минут общения с ХАМмером. Как бы стараясь загладить грядущую разлуку,
ХАМмер всю дорогу развлекал не поспевающего записывать Бобуса срыванием
интимных покровов с западно-крымских тайн. Если пойдёшь в этот распадочек,
то выйдешь... если пойти в тот распадочек, то выйдешь... Бобус и так знал,
где он выйдет. Оставив позади Орлиное, автобус посторонился хребта Кокия-Бель
и с неумолимостью рока приближался к Гочарному…
* * *
15.00 Высота – 259 метров.
Хаммер сгинул, в “Сборной Глобуса” осталось пятеро. Горе разлуки добрые
двадцать минут заливали кефиром у гончарненского магазина, а затем, вежливо,
но невнимательно выслушав аборигенных С2Н5ОН-зависимых парубков: - "Эй,
турЫсты, Ласпи в другую сторону!", - набрали полную завязку воды
в украшенной голубой оградкой колонке и, выстроившись в плотную колонну
по одному, зашагали по селу на запад. Сориентировавшись по домикам со
спутниковыми тарелками, их новый гид - Мисти свернул на вполне закономерно
неотмеченную на карте грунтовку, подпирающую полупрозрачную акацие-полосу
и пересекающую по диагонали длинный, немного всхолмлённый к югу луг. Бобус
тут же стал рассказывать страшилки о “поколенно заваленных листьями колеях",
"ползающих по-пластунски Жёлтых Смайликах" и "офигеннейшей
петле по хребту". Мисти в полном игноре нырнул в лес, оставил слева
родник Фундуклы-Чохрак и на первой же развилке, - "догадайтесь, куда
нам?", - двинулся по правой, наиболее фанатично забирающей в гору
дороге.
16.08 Высота – 374 метра.
Знание, что все до единого метры высоты, набранные за 40 минут подъёма,
придётся добровольно сдать “условному противнику" по фамилии Кокия-Бель
на привале не радует. Не радует по-приятельски наваливающийся на плечо
рюкзак, потому что глинистая обочина, на которой ты неловко скособочился,
уклоном что вверх, что вниз одинакова. Ещё больше не радует GPS, наверняка
знающий и ни капли не скрывающий что ещё и половина пути не пройдена.
Радует расположившийся семью метрами ближе к Гончарному Мерлин, волею
подъёма оказавшийся основательно ниже уровня подошв Мисти: ему на целых
два метра выше на хребет подниматься.
- Это
- самый гуманный подъём на Айю!!! (с)
Бобус.
Дорога постепенно начинает
сомневаться в адекватности выбранной крутизны, петляет по отрогам, временами
полностью выполаживаясь. Являющиеся то тут то там просветы, позволяя надеяться
на лучшее, расслабляют. Нет, это ещё не конец. Снова развилка. Для разнообразия
Мисти выбирает правое но, как вы уже, наверное, правильно догадались,
более крутое ответвление.
16.35 Высота – 476 метров.
Ещё 100 метров и ещё один заслуженный отдых. Двухлитровая бутылка воды
резво бегает по эллипсу, пустея с заставляющей пожелать роднику Демир-Капу-Чохрак
здоровья скоростью. Подкравшийся из ниоткуда слепой дождь и тот, кажется,
горько оплакивает потерю жидкости. Сухая листва вокруг темнеет, подбираясь
в гамме к минорному цвету стройных стволов. Посиделки получаются скомканными:
прикидываться растением в гидропонике не прикольно, да и остались, в общем-то,
уже сущие копейки.
16.50 Высота – 556 метров.
Отдых, в котором не сомневался никто. Глазки как у чему-то удивившегося
долгопята-привидение, воды в оперативном запасе на пару глотков (стратегический,
до выяснения состояния родника хрен кто разрешит разбазаривать), но жизнь
помаленьку налаживается. На восток, по правую руку, – крутой склон высоты
с абсолютной отметкой 611 метров, отделяющей грунтовку от оврага Фундуклы-Дере.
На запад – сложная пересечёнка оврага Караных, сразу за которым – любезная
сердцу Мерлина украинская в/ч. До вожделенной развилки дорог - 650 метров
по прямой.
17.05
Высота – 633 метра. Сдавший круговую оборону хребет Кокия-Бель. У покрытой
кровельной жестью "беседки" (по-армейски) и "навеса"
(по-лесниковски) стопориться смысла никому не увиделось. Плавные витки
затяжного спуска заботливо подсушивают взмокшее чело. У поворота на родник
- деревянная стрелка и пустая пластиковая бутылка, которую хочется зашвырнуть
куда подальше. Кот с Мерлином идут проведать "Источник Железных Ворот*".
Жив, курилка. Как ожидалось - один литр в пять минут.
*
Демир-Капу-Чокрак.
Родник Демир-Капу-Чокрак коварен. Он может быть. А может… и не быть. Поэтому
если он есть - это, конечно, хорошо. Но радости особой не приносит. Поскольку
и не ждали как-то...
Мисти.
Колеи от армейских "Уралов"
уже больше похожи на промоины вешних ручьёв: следы протекторов практически
не просматриваются. Кирпичи, когда-то оберегавшие от повреждений силовой
кабель, медленно, но уверенно превращаются в красную гальку. Тишина в
нижней точки параболы (449 метров над уровнем моря, без малого 200 метров
долой) прямо космическая. Ни пичуга не цявкнет, ни лист пожелтелый в свой
последний путь не отправится. По-байкерски используя набранную на затяжном
спуске инерцию, “Сборная Глобуса” вписалась в последний на сегодня "апхилл".
18.00 Высота - 557 метров.
Снова язык вскатку, глаза, как у рака, навспучку. К полосатым столбикам
финиша вертикальной стометровки, - останкам шлагбаума, - усталости в организме
обнаруживается в предостатке. Набор высоты немаленький, да и морально
душновато под сплошной облачностью под рюкзаком пешеходствовать. Зато
как раз к закату, как доктор прописал. Мисти с Бесом и Мерлином, по матрасному
пытавшихся соскочить с вершины на насиженную полянку у нижних казарм,
Бобус с Котом быстренько обломали: Затерянный Мир и только Затерянный
Мир! Век воли (иначе говоря, ништяков каберне и коньяка) не видать!
-
Пиши. "На меня мрачно зыркнул чёрный глаз пулемётного гнезда"...
- учит учёного Мисти, закладавая вираж по дороге направо, к распевающему
басом "А" и фальцетом "О", - окном и дверью, - двухкомнатному
домику.
Дорога стремится к югу, выпуская
из-за леса небрежно ощипанную, как у любимой наседки, лысину Арфен-Чаир-Буруна,
иззубренный серп Балаклавской бухты и похожий на беременную самку пятнистого
угря мыс Фиолент. Как всегда радушно распахнуты широкие крылья-руки обветшалых
капониров, уже чуть тронутые розами неистово процарапывающегося сквозь
тюремные решётки туч заката. Здесь, в паре десятков метров от вершины
Кокия-Калы*, как всегда
достаточно ветрено.
*
Кокия-Кала.
Кокия-Кала опасна. Но - красива. Поэтому она воспринимается как красивая
женщина, которую только увидишь и… сразу хочется на неё поскорее забраться.
Однако, с неё можно грохнуться. Поэтому Кокия-Кала - женщина опасная!
Мисти.
Все ложные подспудные страхи
по поводу неспособности Кокия-Калы, невзирая на тучи разродиться закатом
рассыпались в прах. Солнце присело на корточки, выглянув хитрым глазом
из-под наброшенной на голубой стол неба скатерти. Кот, ухватив тетрапак
"каберне" в левую руку и кулёк печенюшек в правую, личным примером
завлёк остальных на сориентированный бойницей на запад бетонный постамент,
до сих пор мнящий себя основанием ДОТ-а. К тому времени, как все расселись
поудобнее, море сделалось горячей обрётшего, наконец, чужую "Прелес-с-сть"
вулкана, а обрывающийся, чтобы затеряться в Мире узкий кулуар воспылал
ярче каньона индейцев-апачей из бессмертного "Золота Маккены".
Обернувшее их пуховое одеяло абсолютного счастья переплелось с тёрпким
послевкусием последнего глотка каберне и проставилось точкой над "i"
- горькой ноткой костерка, запаленного из сухого борщевика их только что
прибывшими соседями из Донецка.
- Бум-бум-бум...
Ха-аре... Ха-аре...
Ха-аре...
Бум-бум-бум...
Ха-аре... Ха-аре...
Ха-аре...
От только бубна шаманского* да кришно-пений
старушке Кокие до окончательной нирваны не хватало! Ладно, проехали, не
ссориться ж теперь. Ребятки вроде тихие. Музицируют вполголоса. Опять
таки, тотально безалкогольные...
* Ты чё,
не знал?!! Это самый главный кришнаитский способ избавляться от отрицательной**
энергии! Они от вас “отстукивались”. Типа “чур меня, чур меня”… :-P
“Одна знакомая” Бобуса.
** Да где
они в нас увидели отрицательную энергию, мракобесы этакие?!!
Мисти.
Из-за низкой облачности закат
получился скомканным как старение заглядывающего в “Ковчег Десяти Заповедей”
фашиста из Индианы Джонса. Ярчайшая вспышка, прекрасный лик богини (или
самого Христа?), обливающиеся кровью острые скалы, хруст, хрусть - и вот
уже хрупкий скелетик чёрными тенями пепла на высоты Кая-Баш осыпался,
а розовая маковка солнечной “черепушки" за Фиолент безвозвратно канула.
Готичное сравненьице, скажете? Уж не обессудьте. Алчный до продолжительных
закатов Бобус, - он как чукча, что в голове, то и на языке... в смысле
в блокноте.
…смягчу суровый
приговор. Закат на Айе - это всё равно хорошо! Это мягкие лучи солнца,
ласкающие лицо и будто стекающие по отвесным стенам в манящую чашу Затерянного
Мира. Это созерцание Инжира и Балаклавы, таинственно укрывающихся в вечерней
дымке. Это осторожный глоток вина, призванный не опьянить, а лишь дополнить
сладостные ощущения, что дарит солнце…
Мисти.
21.20
Пост-закатье развивалось не менее стремительно, чем сам закат. Пока небо
окончательно не исчернело, Мисти с Бобусом развлекались съёмками Ильяс-Каи
и Сарыча с перерывом на "светопись" по обломкам бетонных столбиков,
окружающим заросший редкими колючками и борщевиком плац. Кришнохар-цы,
чья палатка находилась всего в паре метров от переносных тригопунктов
(штатив - ведь это практически тригопункт, только который “долго болел”)
сидели тихо, как мыши. То ли боялись попасть под каблук не обделённого
внушительными габаритами Бобуса, то ли точили в нычку какие-то особенно
дефицитные продукты. Установив силами Мерлина, Беса и Кота палатки, “Сборная
Глобуса” приступила к обильному, - подстать последнему по-настоящему интернациональному
вечеру, - ужину.
…И
явились сваренные в первозданном, неломанном виде 25-сантиметровые спагетти,
и творил их как будто не Бобус вовсе, a сам отец-прародитель славного
походного блюда - Слава Греча (который всегда таскал с собой в походы
“макаронную” вилку для тестирования): сыра как минимум грамм триста, шоб
когда зачерпнёшь порцайку из стоящей прямо на земле кастрюли, сырные "сопли"
до самого пупка дотягивались. За "гайморитом" (c) последовали
два сорта заграничной по отношению к Кокия-Кале сырокопчёной колбасы:
"Московской" московской и "Московской" кишинёвской.
Тут же заодно определилось и с куликами: каждый хозяин хвалил и потреблял*
исключительно изделия национальной мясо-молочной промышленности.
* На самом
деле я чередовал. Кружочек своей колбасы – кружочек чужой – хряпс коньячку!
А то, что ты это не заметил, мне льстит. Я прям как ниндзя получаюсь.
(комм. Мисти).
Кот
же с Мерлином, на правах незаинтересованной стороны отгружали обе колбасы
на один бутерброд и с похвальным усердием точили, олицетворяя собой подлинный
интернационализм в действии. Греческие маслины, рижские шпроты с грузинским
лимоном, российский шоколад, украинские сушки - чего только на праздничном
ужине не было.
После дубль-дегустации "Кара-Дага"
и "Дойны" Сэр Мерлин окончательно расслабился и попытался выдать
Арфен-Чаир-Бурун за тень палатки в море. Ему пообещали больше крепкого
не наливать. Кот, на всякий случай не выпуская кружки из рук (вдруг тоже
перестанут наливать) перетёк в более устойчивое, горизонтальное положение.
Потом Бобус
убежал. Он рыскал в темноте близ нашего небольшого лагеря и искал Кадр.
Кадр должен был стать ночным, таинственным и подсвеченным фонариками.
Хруст сухостоя раздавался то там, то сям. Донецкие барабанщики, видимо,
тоже слышали хруст и что-то урывками видели в темноте. Там-там испуганно
замолк. Кадр Бобус, на мой взгляд, нашёл. Это случилось у соседнего капонира,
чьи стены и "ворота" были сняты с применением "световой
кисти". Бобус у нас художник. Однако, способный ради Большого искусства
пожертвовать своим коньяком…
(из воспоминаний Мисти).
- Может,
подойдёшь, выпьешь с нами? А то неудобно как-то. Коньяк твой, а тебя -
нет…
- Да
вы наливайте. Я скоро подойду…
(Хрусть, хрусть, хрусть колючками)
- Да
мы наливаем. И сразу выпиваем. Ты к какой именно фазе хочешь подойти?
- догнал “светописца”, улыбнув, заботливый голос Беса.
Форос поделился музыкой дискотек
и светлячками снующих по своим неотложным делам машин. Сжав в невидимых
руках дирижёрскую палочку, ветер оправил разрозненные трели сверчков в
серебро колокольчиков Кантаты Ночи. Превратившееся в огромную, до самых
краёв наполненную нефтью бочку Чёрное море таращилось неподвижными оранжевыми
глазятами прикованных кораблей. Постепенно тесня заполонившие полмира
звёзды, тучи нежно ощупали лицо Бобуса холодными пальцами слепого дождя.
Именно так, на тонких прикосновениях, незрячие познают этот мир...
* * *
…В расправившемся с коньяком
лагере проистекала музыкальная эклектика. Вернее, не музыкальная, а хоровая.
Потому что не чурающемуся умеренных доз алкоголя в любом количестве туристу
шестиструнная гитара для концерта не требуется:
Есть
в графском парке
Тёмный пруд
Там лилии цветут...
Если
весел, не страшны тревоги,
Нам любые дороги дороги!
Вечный
покой
Вряд ли сердце обрадует,
Вечный покой
Для седых пирамид...
Мысли
набегали одна за другой, словно морские волны. Интересная штука жизнь.
Никогда не знаешь, что и как обернётся. Думал ли я лет пять тому назад,
что буду ходить в походы? Что буду вот так смотреть в звёздное небо над
засыпающей Айей? Думал ли я, что наковыряюсь этим вечером? Ой не знаю…
кстати, догадывался ли Бобус, что можно так орать песни и без гитары?..
Мисти.
- Вокал
и только вокал! - прочитав его
сокровенные мысли, провозгласил Бес, - а теперь
"Песенка злых лесников":
Прохожих
ищем с ночи до утра
Чужие сапоги натёрли ноги...
Работникам ножа и топора
Романтикам…
с большой дороги!
Что
б не случилось,
Я к милой приду,
В Вологду, Вологду, Воло-гду-гду...
Луч
солнца золотого
Туч скрыла пелена
И между нами снова
Вдруг выросла
стена...
А ведь выпили
всего поллитра коньяка и поллитра каберне на пятерых! Нефиг было столько
ходить!
Мисти.
Из-за
острова на стрежень
На простор морской волны
Выплывают расписные
Стеньки Разина
челны...
Разливал
в стаканы
я Киндзмараули.
И чужие руки
резали
сулгуни...
Повесил
свой сюртук
На спинку стула музыкант...
Поправил нервною рукой
На шее чёрный
бант…
- Дальше
поём песни по сокращёнке? - как бы между прочим
проинтересовался Мисти.
- Правильно!
Как ходили, так и петь будем! - подтвердил
генеральную линию партии Бес.
По
танку вдарила болванка
Прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний
пейзаж...
Крутится-вертится
шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится хочет упасть…
Налетели
ветры злые
Да с восточной стороны
И сорвали чёрну шапку
С моей буйной
головы...
- С моря
надвигается туман, - бормочет,
медленно засыпая, Мерлин,
- или это молдавский коньяк?!!
-
Я готов всю жизнь прожить в походах, если каждый вечер на меня с моря
будет надвигаться молдавский коньяк!!! -
разом возбудился Мисти.
- О!
- встрепенулся Бес.
На
меня надвигается
По стене таракан!
Но его не пугаюсь я
У меня есть наган...
В
пещере каменной
Нашли цистерну водки
И мамонт жареный
Шкворчал на сковородке...
Меня
нашли на свалке,
Индустриалке.
Меня воспитывали
Алики
и Галки...
Неизбалованная русским рэпом Кокия-Кала замерла. Капониры ещё сильнее
откинули свои толстые бетонные челюсти. Угольки звёзд опасливо прижмурились.
Над чёрными, как заполярная ночь, палатками “Сборной” кружилась "Снежинка"
Несчастного Случая:
Мы свои
не меняем привычки
Вдалеке от родимых домов.
В рюкзаке моём сало и спички
И Тургенева восемь
томов...
Донецкие барабанщики обернули
свой бубен тремя спальниками (не дай Кришна - квакнет), застегнули палатку
на все доступные змейки и тщательно законопатили дыхание сложенными крест-накрест
ладошками. “Сводный хор российских мальчиков”, - Мисти и Бес, - продолжали
драть темноту, как сенбернар Тузик любимую грелку:
Пусть
мелодия мчится как птица
Пусть расскажет её перебор,
Что кладу я на вашу Столицу
Вот такой вот
таёжный
“прибор-р-р”...
День
Шестой
|