| |
Я себя чувствую Сусаниным, который пытается завести поляков в болота.
А те идут себе и тихонько ржут. Потому что у каждого есть свой GPS...
Бобус
 Весь из себя удовлетворённый закатом, шинкой и ромом Мисти будить его поутру не велел. Оставалось получать удовольствие, расталкивая ни свет, ни заря Тимофея Анатольевича и Лёшика. Что было куда менее интересно: эти двое отнеслись к раннему подъёму настолько ответственно, что прибыли на вершину Сарпахи минут на двадцать раньше Солнца. Нелишним будет добавить к глаголу "прибыли" весомую частицу “бы”, потому, что Солнце в это прохладное и непомерно росистое утро высунуться так и не соблаговолило. Тучи пресмыкались с юга, медленно, но настойчиво заволакивая горизонт. Они очень скоро поглотили Самолётку, Вилля-Бурун, Бедене-Кыр и всё то, немногое, чем был так счастлив поделиться юго-восточный сектор обзора. Серым был Байдарский водохран, серым был Сандык, серой была трава под ногами, а уж Сюндюрлю-Каясы с Узунджей - подавно. Сожравшие Солнце тучи тоже были мышино-серыми. И только в узком, как лезвие рапиры, просвете у самой земли двумя неуверенными мазками беличьей кисти номер один алели инфантильные облачка-пёрышки. Следовало всё-таки не полениться и растолкать Мисти. Он такие вот безнадёжные мрачняки дюже полюбляет через оттенённо-серый светофильтр печатлеть...
* * *
 6.45 Высота - 1061 метр. Будь оптика втрое длинней, можно было бы, конечно, замутить что-нибудь этакое с чуть розовой Бойкой, дрейфующей в океане густо-фиолетового неба на севере. Но чтобы доставить оптику и адекватный ей штатив от Поляны до Сарпахи, следовало много интенсивней тренировать грузоподъёмность у Тимофея Анатольевича, а ещё лучше - выписать DHL-ем дюжего шерпа из Катманду. Но всё это уже после того, как Виктория-Банк подтвердил бы выдачу кредита если не на покупку, то хотя бы на недельную аренду той, вызывающей глубокую кататонию ценой длиннофокусной оптики. Следуя параллельным курсом с Лёшиком, Бобус с интересом рассматривал яркую цветом и необычную кроем ветровку. С чего канадцы так любят отражающие полоски и броские надписи? Ладно, там, в городе: вечер, личный и общественный транспорт, бегающие через дорогу дети - понятно. А тут вроде взрослый дядя, в лесу...
Может, металлический блеск отпугивает лосей, рысей, волков, медведей и… манитобских индейцев? Так три дня небритый Лёшик втрое эффективней светоотражающих полосок, любую злобную гризлю вмиг до летальной диареи застращает… Или полоски, как блесна, приманивают нерестящийся салмон? Помните ещё, что есть такое салмон? Хорошо, что помните. Самое главное - не путать “салмон” с "саломоном". "Саломон" на туриста, чтоб не мёрз, не мок или не перегревался, одевают.  Салмон - жарят, варят и вялят. А когда с душком попадается, им кормят гризлей. Тех, которые еще не успели окончательно загнуться от диареи. Впрочем, существует еще вариант, что серебристые полоски - забота производителя об удалых канадских спасателях, высвечивающих жертв треккингового или скального произвола прожектором с вертолёта. “Не торопись, и река пронесёт мимо труп твоего врага” актуально не только для последователей великомудрого Конфуция. Десять минут лёгкой дрожи - ветерок заборист - и горизонт ненадолго очищается, верша подношение рассвета. Серость растворяется в набухающих синевой тенях, а на вершины Средней гряды миллионом чайно-розовых роз выплёскивается утро. Облака не исчезли совсем, а только приглушили общую тональность картины, сделав свет диффузным и масляно-мягким, как на картинах великих Мастеров эпохи Возрождения.
Спускаться в лагерь моментально расхотелось, и они опять, как вечером, принялись бродить кругами вокруг несуществующего тригопункта, стараясь впитать каждой клеточкой тела панораму, распростёршуюся до самой заоблачной бесконечности.  Гора Самналых отклеилась от Красной скалы, красивым росчерком проявляя начало теснины Чернореченского каньона, красавица Куш-Кая пересаженным на осенний лист хамелеоном открестилась от угнетающих индивидуальность оков морского простора. Еще острее стала Ильяс-Кая, а заслоняющая южное направление “Самолётка”, похоже, напрашивалась быть разобранной по камешку. Нельзя так нахально несметные сокровища Главной гряды загораживать! Жёлтые семенные коробочки упругих кустиков нежно тёрлись о голени. Похрустывали под треками встрёпанные полусферы пучковатой травы. И чего траве не расти ровным ковриком, а сбиваться в плотные кучи, как потревоженные личинки комаров-звонцов? Кстати, о звонцах, будь Сарпаха ещё метров на пятьсот повыше, можно было бы заглянуть за хребет Кокия-Бель и Арфен-Чаир-Бурун, разглядеть Балаклаву и одноимённую личинкам скалу Мотыль…
8.19 Высота - 1046 метров. У дымно разгорающегося костра, меча по узкому кругу доверенных лиц пакетик с микро-колбасками, колдовали Мисти с Олегом. Полглотка из любезно позабытого Тахиром сосуда с мадерой вполне полноценно заменили утреннюю чистку зубов. Проснувшийся незначительно позже ХАМмер повёл себя не вполне адекватно.  Овсяная каша с черникой - разве это можно назвать завтраком упитанного мужчины в самом расцвете сил? Неужели “жизнь моя жестянка, ну ее в болото” - как страдал опечаленный своей нелетучей судьбиной Водяной? Стоп! Забираем преждевременный наезд обратно. За овсянкой воспоследовала богатырская порция пюре с душевным шматком сырокопчёной колбасы толщиной в три пальца, заправленная пятью ложками (столовыми, заметьте!) майонеза. Не удивляйтесь. Кто носит в поход орехи в меду, кто водку с перцем, кто - сало с чесноком. В закромах ХАМмера, вне зависимости от продолжительности и сложности эскапады, заваляется ништяк майонеза. Причём не абы какая убогая пластиковая туба, дави ее потом двумя руками - ну кисонька, ну ещё глоточек… - а нормальная, стеклянная литровая банка, которой среднестатистической украинской семье из трёх человек в мирное время хватает на неделю.
 * * *
Переход от Сарпахи до Вилля-Буруна был краток и пролегал всё по тому же светлому, разреженному как межзвёздный водород буковому лесу. Вот и знакомая развилка к Чайному Домику. Спускаться к колодцу-роднику лень даже озабоченному Крымской гидрографией Мисти. Как ни тщился Костик вычислить и донести до публики широкий просвет, в который он вчера вечером узрел ржавый тригопункт, закончилось всё почёсыванием в затылке, обвинением нахалки Луны в передёргивании теней и неслабым крюком на северо-восток. Хорошо, всё по дороге. ХАМмер проворно сориентировался, что такими вот высокохудожественными вензелями ему до вечера в Севастополь никак не выбраться и принялся колбасить "по градиенту". Градиент удался развесистый: стартовав невинного вида лужайками, их путь миновал умеренно каменистый мостик-перемычку между двумя заросшими буковым лесом карстовыми воронками и, став плавно забирать вверх, украсился вполне зрелыми с точки зрения геологии каррами. А ещё говорят, что царство карров - это Караби! Красавчик Вилля-Бурун всегда к Вашим услугам: заходите, не стесняйтесь, спотыкайтесь в своё удовольствие.
10.03 Высота - 1114 метров. Карр-ячились и потели они минут десять. Даже отобрав один из треккинговых "костылей" у Бобуса, Попов всё больше хмурился и не переставал делать попытки отстать. Сдвигаясь всё плотнее, истёртые временем зубья, в конце концов, срослись воедино, сформировав некое подобие грубо состыкованной каменной лестницы, которая диковинным узором не вполне логичных ступеней и трещин доставила настойчивых посетителей к вершине.  Вы можете, конечно, спросить, зачем их понесло сюда с рюкзаками, когда возвращаться планировалось тем же путём. Т-с-с, только по большому секрету: это превращало матрасную радиалку в покорение. Во всяком случае, такое объяснение предложил, удалым движением указующего перста поправив запотевшие у переносицы очки, ХАМмер. Вид от тригопункта был недурён, но если немного спуститься по залысому склону на восток, становился ещё лучше. Да и сидеть на травке было много приятней, чем чувствовать себя посаженным на карровый кол. Рассматривать с Вилля-Буруна путь к разлому Большого каньона было одно удовольствие. Сначала виделись азимутальные непонятки по лесистым холмо-долам к Большому Бабулгану. Затем траверс правее лесистой вершины Кузюткан-Топчан и затяжной свал вниз, по невидимому отсюда отрогу Сары-Каи. И ещё вниз, к Серебряному водопаду и трассе, с последующим взлётом на 700-метровый “гребешок” каньона.
Незаметно подкралось время прощания с ХАМмером и Поповым. Их долго и сосредоточенно обнимали, желая счастливого пути по “сусанинскому району“ Трапан-Баира и мягкого финиша по Аскер-Кач-Атану в Оползневое. Когда острота чувств пошла на убыль, ХАМмер неожиданно заявил, что всё это была генеральная репетиция, которая, по его мнению, удалась, и пообещал, что как минимум до дороги они возвращаются вместе. Тем, кому было лениво делать лишнюю петлю, была предложена альтернатива идти напрямик к Большому Бабулгану, но при упоминании нашпигованного каррами леса желание отправиться на север-восток завяло даже у GPS. "Кидалово" с премьерой произвело на актёров труппы вполне закономерный эффект: Олег с Димой и Мисти взяли на спуске такое ускорение, что к дороге выскоблились все… кроме Попова и ХАМмера. Вот так вот, вуаля. А вы говорили “репетиция”. Уж если “дасвидання”, то - “дасвидання”. Для очистки совести выждав на обочине, они отправились топтать двухколейный чернозём с вихрастой лычкой травы посередине в направлении Ат-Баша. Сначала - на безымянный лысый холм, с него в красивую зелёную седловину, плавными параболами опадающую на северо-восток и юго-запад. Здесь главная дорога делала петлю и уползала на следующий холм. Известная лишь генштабовской карте "второстепенная" дорога теоретически должна была сползать вдоль оврага куда надо, то есть налево, только кто-то из старших офицеров забыл об этом напомнить вверенному его команде стройбату.
 Пока Мисти с Бобусом, меряясь пипис точностью GPS, сверялись с бумажной картой и размахивали руками, что твои ветряные мельницы… Стройный Мисти при этом был скорее похож на меганомский ветряк, а как всегда поленившийся снять рюкзак Бобус... С Бобусом сложнее. Вы лично как думаете, стал бы признанный специалист в борьбе с ветряными мельницами - Дон Кихот - кидаться с голой шашкой на тщащийся взлететь грузовой вертолёт? Совершенно верно, не стал бы. Вот и Мисти, с тоской и нежностью взглянув на Настю, не стал сопротивляться хождению “по градиенту”. Когда азимут и дальность были зафиксированы, из-за деревьев слева раздалось до боли, до слёз, до комариного писка знакомое "дзвырр-дзвырр-дзвырр" разболтанных анти-шоков Фьорда Нансена, и на луговину на повышенных оборотах вырулил... ХАМмер!!! Как это зачем? А где вы видели объявление об отмене премьеры "Прощания славянки"? Вот, теперь всё честь по чести: с каждым - поручкаться, избранным - медвежьи объятья, с девчонок - урожай жарких поцелуйчиков. Кто здесь потерялся? ХАМмер потерялся? Гы-гы-гы. Это личная проблема Попова, что у него вдруг потерялся ХАМмер... Пребывая в несравненно более радужном настроении, чем минуту назад, Бобус свернул на вяло примятый автомобильными шинами сенокос, добрёл до стены деревьев, принял ещё левее, выбирая самый пологий из всех возможных траверсов, и повёл группу круто вниз, избегая знакомства с глубоким оврагом, уходящим на север.
* * *
 10.55 Высота - 985 метров. Когда они сбросили двести метров высоты и спустились на дно глубокой лощины, прямой наводкой нацеленной на Большой Бабулган, родилось мнение, что вокруг очередной “самый красивый лес сезона”. Буки росли редко-редко, едва касаясь кронами, спасая тем самым от происков всё ещё летнего солнца, в то же время, не маскируя упитанными стволами по-настоящему осенних перспектив. Сплошной ковёр листвы, мягкий и пахучий, пребывал в некотором конфликте с всё ещё зелёной растительностью над головой, но если не поднимать глаз слишком высоко, в поле зрения оставались только земля и стволы. Это было отражением той золотой осени, которая здесь реально наступит только месяца через полтора, а может быть и через все два. В общем, идея "поваляться" была принята восторженно. Затем они прошли ещё немного под горку, на что лес отреагировал, рассыпавшись чуть ли не десятком грунтовых дорог. От обилия предоставленных перспектив просто кружилась голова, но выбрать предстояло не просто одну из них, а правильную. По мнению GPS, она была второй по диагонали вправо. Ну, допустим...
 Широко распахнув створки зелёных ворот, природа подарила им узкую длинную луговину. На дальнем краю мирно щипали траву какие-то зело пухлые поперёк себя чёрно-белые овцы. Когда путники подобрались поближе, "овцы" превратились в любопытных поджарых свиней. Дружелюбия парнокопытным было не занимать: забавно двигая вперёд-назад дырявыми розовыми пятаками, они принюхивались, путались в ногах, выглядя такими упругими, плотненькими, сочными и аппетитными... В общем, просились в духовой шкаф целиком. Луг стал шире, украсился цветным пластиком заезжих пикников, и дорога снова раздвоилась. Слева были Большой Бабулган и Чайный Домик. Справа - МТФ и лесничество, красную крышу которого в качестве главного ориентира им ещё на Вилля-Буруне сдал ХАМмер. Теперь самым главным стало не промахнуться, увлекшись плавным течением пространства и времени на северо-восток. Как же, увлечёшься тут, когда посередь дороги бык-переросток пасётся. Бобусу с красным рюкзаком вдруг захотелось исполнить "я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь". Знамо дело, быки цвета не различают, но вдруг этот, конкретный бычок - дальтоник в чёрно-белой гамме? Тогда красный для него - самый что ни на есть оттенок стога свежескошенного сена, в который так и просится воткнуть более острый и длинный правый рог! В точке предельного сближения бык внезапно резко вскинул голову, заставив Бобуса инстинктивно отпрыгнуть с обочины в лес и, круша всё и вся, подорвался в кустарник на противоположной стороне дороги. Убивать! Так и штанцы изнутри замарать недолго…
Запрещенный к использованию во время уик-ендов парой рукотворных колдобин, съезд очень удачно совпал с мнением GPS свернуть влево. Дорога, по касательной убегающая в направлении вершины 1031 метр, была настолько хрупкого здоровья, что её смело можно было величать по доминошным традициям: дубль-пусто. Вскоре они увидели развилку. Бобус снова принял влево и замер, как вкопанный. Как сказал будущий Великий Скив, оказавшись лицом к лицу с пауко-медведем (читайте Роберта Асприна), "задним числом хотелось бы думать, что это было преднамеренным, обдуманным поступком”. В кустиках у дороги весло гарцевал, взбрыкивая плотными задками, выводок рыжих поросят с чёрными полосами вдоль спин. Недавнее приключение с домашним бычком уже казалось шуткой юмора. Дикие кабаны не самый лакомый объект для конфронтации, равно как и треккинговые палки в качестве средства обороны от старших родственников веселых зверёнышей. Тут из-за кустов выдвинулась мамашка - точно такая же милая чёрно-розовая хрюшка, как те, с которыми они познакомились минут двадцать назад на лугу. Ах, чтоб тебя, грешница-распутница! Всё бы ничего, если бы ещё шагов через сто, обратив внимание на странный чёрно-рыжий холм под деревом, они не признали в нём успевший раздуться труп рослого кабана. Настя даже сподобилась сходить рассмотреть падаль поближе, но фотографировать почему-то никто не стал…
11.42 Высота - 933 метра. Какое-то время они шли молча, с опаской всматриваясь в лес по обочинам. Ничего и никого. Дорога забирала всё правее вершины Аю-Тешик, постепенно теряя высоту и окружаясь замшелыми валунами, в свою очередь сменяющимися коническими выходами скал. Относительно плоская до сих пор, местность пошла волнами карстовых воронок. Слева какое-то время тянулся, чтобы потом сойти на нет, трёхметровый сброс. Залежи листьев стали тоньше, меж буками завиднелись сосны. Перепрыгнув через несколько маленьких, явно оперативно-охотничьих, а не лагерных кострищ, их путь поднырнул под согнутое аркой тонкое дерево.  Залитые небесной голубизной просветы справа дышали простором. Это место Бобус хорошо помнил: настало время избавиться от рюкзаков и отправлять массы получать удовольствие. Штурм ощетинившейся жёстким подлеском двухметровой ступени подарил им то, ради чего, собственно, затевался весь этот переход: узкая полка-пандус как будто висела над Алмалых-Узенью, правым притоком Сары-Узени. Открывала пейзаж трёхгранная пирамида Сахарной Головки. Прямо над ней толпились сильно пересечённые восточные склоны Седам-Каи. Далее следовала широкая долина реки Коккозки, южная оконечность Бойкинского массива - Кармызы-Кая и Его Величество Большой Каньон. Каньон отсюда был виден во всей своей первозданной красе: от мыса Сторожевого до Пятого. Немного найдётся мест, откуда теснина просматривается насквозь, если смотреть на нее против течения Аузун-Узени. Завершали картину зелёные склоны Главной гряды, откуда нет-нет, да и доносился натужный гул двигателей: там ползло на яйлу шоссе Бахчисарай-Ялта.
Очень активно торопившийся домой Костик вдруг начисто забыл об автобусе, на который никак нельзя было опаздывать. Он выхватил из сумочки фотоаппарат и пустился с ним наперевес во все тяжкие по соседним обрывам-выступам. Это был, пожалуй, первый за последние два дня эпизод, когда все фотографировали одновременно. После того, как флешки заполнились панорамами и видами со всех мыслимых и немыслимых ракурсов, настало время уходить, но отрывать себя от смотровой площадки пришлось с кровью и мясом. Дай-Бог-не-в-последний-раз - пульсировало в висках. Очень скоро умаявшись быть почти горизонтальной, тропинка задралась вверх и завиляла, пытаясь затеряться в преградившем путь декоративном каменном лабиринте. Протиснувшись меж неожиданно придвинувшейся слева стеной и обрывающейся в никуда полянкой с кострищем, они уверенной поступью направились к узкому отрогу, чередой крутых лесистых маршей нисходящему почти строго на север. Воспоминания о маршруте через злополучную Сары-Каю у Бобуса были самые, что ни на есть, чёрные. Ещё бы: в предыдущий раз это был второй день похода, после не самой лёгкой "кольцевой" радиалки через мокрый Большой каньон. Шли они по этой тропе снизу вверх, и вёл их Паша, которому чем скорее к небу, тем мятежной душе комфортней.
12.19 Высота - 884 метра. Склон был достаточно крут, чтобы заставить спускаться на полусогнутых. Хоть Мисти и предупреждал, что жена быстро вниз не ходок, Настя проявляла все мыслимые чудеса семейного героизма и почти не отставала. Хорошо, Попов успел вовремя отколоться: только рассыпанных по обочинам обломков менисков на Сары-Кае и не хватало. Кому было всё нипочём, так это Тимофею Анатольевичу. Он даже грибы попутно собирать успевал. Причём не какие-нибудь тривиальные для данной местности поддубовики - сыроежки - волнушки. Было “это” нечто странное, телесно-бледно-розовое, приторно сладко пахнущее, каучуково-шарообразно-упругое, состоящее из множества коротких, активно ветвящихся хрящеватых щупалец. Как-как? Ежевик коралловидный? Съедобный третьей категории*? Скажите, пожалуйста, что едят... Успевший уверовать в превосходную степень грибных познаний Тимофея Анатольевича, Олег свято пообещал съесть "это" на ужин. Бобус, напротив, предлагал "коралловик ежевидный" сначала хорошенько высушить в сухом тёмном месте, мелко растолочь в ступке, а затем уже набить глиняную трубочку и курить по очереди, как это принято у индейцев племени яки c psylocibe semilanceata. Хотя, положа руку на сердце, дома Бобус давно привык к съедобности всего того "зоопарка", который "джуниор" притаскивал по выходным из пригородных лесопосадок.
* Понимаешь, все эти категории весьма условны. В некоторых справочниках я видел, что ежевики относят к третьей категории, в некоторых - к четвёртой... Сам выбирай.
Тимофей Анатольевич
Когда тропе надоедало скакать горной козой по жёлто-коричневому дёрну, она ныряла под подкошенных непогодой и старостью лесных великанов. Перегораживавшие путь буки были настолько толсты и длинны, что перешагивать их не получалось даже у самых длинноногих. Обходить препятствия верхом и низом по склону мешала пристально следящая за сбросом и набором высоты "жаба". Приходилось корячиться, переползая на пузиках по шершавым стволам. Лидерами спуска уже привычно были Дима с Тимофеем Анатольевичем, да ещё Костик, который внезапно вспомнил, что ему опять пора на автобус. Бобус с Тахиром и Лёшиком на правах "патриархов" составляли второй эшелон, а Мисти с Олегом и девчонками - стройный и гибкий хвостик. Отрог-гребешок становился то уже, то снова шире. Лес был вроде не так, чтобы густ, но это совершенно не мешало ему полностью скрывать то, что находилось далеко внизу слева и справа. Скорее всего, именно из-за этого они на россыпях листьев взяли излишне к югу и, вместо ожидаемой смотровой у подножья Сахарной Головки оказались на незнакомой грунтовке. Минут через пять спуска, за слишком крутым, чтобы его хотелось сбрасывать в лоб, склоном, обозначилось заиленное и безнадёжно пересохшее "Форелевое” озеро. Ручей, вдоль которого они спускались до Серебряного водопада, тоже журчанием не баловал. Даже вездесущий мох на камнях уныло пожелтел и обвис. У водопада оказалось не людно, не пустынно, но дядька с травяным чаем был на посту. Это обещало перекус.
14.08 Высота - 538 метров. Молдавское сало от Лёшкиной тёщи с немецкими, похожими на прессованный картон ржаными хлебцами они закусывали одесской килькой в томате. Каким образом канадскому подданному удалось уберечь - чтобы не сказать утаить - до сегодняшнего дня пару помидор и один огурец осталось загадкой. Пока москвичи пили чай, "который нужно не в воде размачивать, а курить сухим" (с) Бобус, непоседливый Тимофей Анатольевич устроил турне по сквозному гроту. Скользко, грязно, тесно, но вполне проходимо. Тахир с Лёшиком фотографировались "алаверды" у серебряных струй. Вдохновившись крохотным глотком портвейна, некоторые граждане, наконец, созрели отстегнуть штативы. Тут на водопад - закономерно - навалилась экскурсия, всё вокруг стало шумным, пёстрым и суетным. Оно даже к лучшему: три седые волосинки в два зелёных замшелых ряда - не самая лучшая форма для так поэтично наречённого водопада… Обогнув по большой дуге торговца "зеленью" - москвичи к настоянным в кипятке сомнительным травкам неровно дышали - Бобус поспешил за успевшими оторваться Костиком и Лёшиком.
Сейчас, осенью, Жёлтая река и вправду была похожа на ручеёк, дающий жизнь водопаду "Фатима" под такой далёкой горой Хлама. Шагни немного шире - на другом берегу окажешься. И в этом лишнем движении была толика смысла, потому что лучше уж по природным колдобинам щемиться, чем потыкаться по торцом вкопанным в землю разновысоким чурбачкам. Вот того бы креативного лесника, да с размаху раза четыре кряду об эти чурбачки приложить! Может статься, он тогда бы и идиотские ступеньки из брёвен, которые много удобнее по "гладкой" тропе обходить, выкопал... Обогнав шумную орду ретирующихся с водопада "матрасников", они дотропили до автобусной остановки, не так давно перепрофилированной татарами в сувенирную лавку. Спустились по лестнице, - какая гадость, снова ступеньки - и вышли на асфальт. Светлая идея купить хлеба прямо сейчас в заторможенные спуском с яйлы мозги проникнуть не сумела, наверное, потому, что у "официального" спуска в Большой Каньон парился на колченогом стуле лесник. Не задавая лишних вопросов, Бобус повёл группу "в Соколиное", но обходной манёвр пропал втуне: за мостиком у Коккозки держал оборону ещё один “мытарь”.
 15.02 Высота - 438 метров. С точки зрения чёрной бухгалтерии проще было вернуться к первому. От ресторана заходит народ солидный, при деньгах, вопросов "а для приготовишек детского сада у вас групповые скидки есть?" не задают, финт мог пройти. А тут дядька явно с утра обосновался и не такого успел наслушаться. “По десять гривен”, а дальше ему сугубо фиолетово, напрямки вы по каньону, галопом на Бойку или через какое-другое препятствие в радиусе вверенных к охране шестидесяти гектар. Насте, в особенности, когда она улыбается, отказать очень непросто. Но лесник всё-таки отказал. Эх, а ведь сколько "Адмиральского" портвейна можно было откушать на восемьдесят гривен в Соколином... Ладно, проехали. По такому скорбному поводу плановый перекус они устроили ровно напротив лесникового стола: чтоб знал, с кем впредь связываться. Олег с Мисти метнулись к ресторану и обратно, но запасов хлеба там не водилось. Ну и ладно. Восемь лавашей - тоже диагноз положительный. А воду из реки лесник не одобрил. “Купаются там выше по течению… разные” - говорит, “чего бы вам до Пании и обратно за правильной водой не смотаться”? “Кабанам” и вправду до Пании было ништяк, но - в лом. Прошли насквозь первый лесной массив, к Аузун-Узени спустились и заправились, насколько тары и сил хватило. Затяжной подъём к Почтовому дубу Светлане, Мисти и Бобусу был роднее не бывает. Что такое четыре месяца? Ноги и дыхалка ещё помнили, как правильно себя вести. А вот поваляться на сломанной лет семнадцать назад дубовой ветви святое, с этим торопиться никак невозможно. Лёшик счастливо улыбался: наконец, пошли знакомые места. Ещё бы они не пошли, когда оно так и было задумано.
 Опять вверх? Да сколько там того "вверх”… Чуть по скользкому от листьев земляному жёлобу, поворот налево, короткий штурм, продольно-ребристый скальник, упирающийся в бук-задохлик. Ещё один штурм, и вот уже тропка, ластясь меж буков, плавно набирает высоту на северо-запад. Нет-нет, перекура на перевале не устраиваем: срок службы не вышел. Сразу вниз, мимо обломков сколоченной из дубовых ветвей стремянки (и кому она здесь, в лесу, понадобилась?). Справа ненадолго распахивается вид на левый, дальний борт каньона. Скал на нём пока нет, только буйная зелень. Длинная прямая. Поворот. Широкий шаг через серое каменное ложе Джевизлика. Что вниз, что вверх по руслу пересохшего ручья уклон такой, что впору устраивать несложный каньонинг. Короткий подъём. Слияние троп. Естественная каменная лестница влево и вверх. Найдутся люди, которые скажут, что идти низом до Серебряного озера, а затем подниматься по этой самой "лестнице" проще. Неочевидно: ведь от Почтового дуба придётся сначала долго спускаться к руслу Аузун-Узени, а потом уже набирать, набирать, набирать высоту.
16.34 Высота - 764 метра. Родник Нижний Джевизлик, весной поражающий изливающейся через край бревна полноводностью, был трагически сух. Ну что, время "делать" последний на сегодня подъём? Главное - вовремя одёргивать лосящих впереди колонны Диму и Тимофея Анатольевича. Если этого не делать, можно легко без первых трёх Мысов остаться. По хилой тропе - направо. Препоручить рюкзаки земле. Забоеготовить фотоаппараты. Протиснуться в узкую щель между деревьями. Дав команду не смотреть влево и за спину, провести народ по хрустким шишкам и рыжему гравию, мимо можжевельника и сосен, через трёхступенчатый скальник и персидский ковёр иголок на свидание к мысу Сторожевому. Ну вот, теперь поворачивайтесь и тащитесь, как удавы по пачке дуста. Только вниз от восторга не попрыгайте.
Что-то в частых посещениях Большого Каньона всё-таки есть: когда появляешься здесь раз в пять лет, тонкие нюансы окружающего вполне закономерно ускользают. И правда, какое дело шуршащей шифером крыше до каких-то там "тонких нюансов"? Зато сейчас, пока народ "втыкает", можно сунуться носом в ту трещинку, в эту. Обнаружить ещё пару-другую вонзённых в скалы почтенных можжевельников. Потрепать шёлковую чёлку пучка ковылин. Пробежать глазами по экзотическим цветам распустившихся на солнце сосновых шишек. Не помешает запомнить нюансы цвета и фактуры скального бастиона, на котором стоишь. Выколупать из него камешек "на память", да не любой, а именно тот, который больше всего похож очертаниями на мыс напротив. Ведь природа всегда повторяет большое в малом. Вдохнуть глубже следует не забыть тож, и на брюшко плюхнуться, чтобы драгоценный изумруд Ванны Молодости, на дне каменного мешка от взглядов посторонних утаившийся, взглядом преданным обласкать.
А ещё повернуть голову направо, потому что там Сары-Кая - зараза, колени девичьи убивающая, да Головка Сахарная, истресканным клыком мудрости из буйства лесного скалится. Короче говоря, есть чем на мысе Первом, Сторожевым корифеями топонимики наречённом, мыслящему организму развлечься. Фотографии, фотографии, фотографии. Восторги, восторги, восторги. Улыбки, улыбки, улыбки. Каким-то образом Каньон, истинное предназначение которого подавлять благоговением, заставляет больше улыбаться, как искусный игрок на арфе щиплет тайные струны человеческих душ. Девять лилипутов, затерявшиеся в жёстких объятьях гигантского кресла. Скала сзади, потёртая грубым рашпилем времени горизонталь, триста метров пустоты.
 Два покрытых непроглядной зеленью девятых вала-близнеца высотой под 900 метров напротив. Неосязаемо-далёкие обрывы Аю-Тешика над горбинкой Сары-Каи. Гранитно-твёрдый от натиска синевы купол неба. Ни облачка, ни дуновения, только пространство и цвет. Они сливаются в танце, взаимопроникая друг в друга, ласкают, гипнотизируют. Олег расстёгивает свою верную "Татонку", пускает по кругу измятую ”бутыль“ портвейна. Тёмно-рубиновой влаги на дне пальца на три, но этого вполне хватает на девятерых*. - За счастье? Ещё пять минут единения и вот уже узкая тропа, как будто нарочно присыпанная горчичным гравием, ведёт вдоль пропасти на восток. Слева двухметровая скальная ступень, справа всё ещё ничего. Приходится с болью отдирать взгляд от теснины: нужно внимательно следить за активностью перебегающих тропу корней можжевельника. Их дождём не поливай, но дай кого вниз своротить.
* Вредоносный Спазм. Морально разлагает попутчиков… (комм. Мисти).
 Пульсируя - то шире, то уже - тропа забирает выше, шуршит хвоей, затем листьями, пропуская через турникет ветвей к рюкзакам. Дальше они шли быстро и кучно, не размениваясь на смотровушки "промежуточных" мысов. Настолько быстро, что признали неспортивным уйти на развилке от борта каньона. Это закончилось перегородившей тропу тушей дуба, да такого ветвистого, что “обходить” его пришлось под рюкзаками на карачках. Каменистая поляна с кострищем на макушке мыса Четвёртого так же не удостоилась чести понянчить рюкзаки: рано. Тропка в последний раз вильнула в лес, покатилась под уклон, раз-другой оцарапав кустами, выплюнула на простор. Не спеша спускаться к срезу каньона, да и вообще смотреть вниз, они подняли глаза на запад. Далеко-далеко, ровненько в створе противостоящих утёсов, угадывались в дымке тонкие каменные козырьки над руслом Алмалых-Узени, а один из неотличимых от соседей холмов на яйле наверняка был Вилля-Буруном. Это было правильно. Им уже второй день подряд удавалось укладывать трёхмерный паззл пути так, чтобы со старта чётко просматривался финиш и наоборот. На востоке их везение планово заканчивалось: пусть глубокая, но недостаточно, седловина между Сотирой и Куш-Каёй скрывала Счастливое, Басман и всё ожидающее их "высокогорье". Оттягивать встречу дальше силёнок не было. Что ж, придётся довольствоваться малым - пошутил вслух Бобус, медленно повернулся на 180 градусов, и ещё медленней - как мазохистам, мучительное блаженство пролонгирующим, положено - опустил глаза к земле.
17.26 Высота - 815 метров. Вдох прошёл в три коротких, булькающих в горле всхлипа. Здравствуй, родной! А ведь четыре месяца - это почти вечность... Каньон молчал. Даже листиком юного дуба, по правую руку стоящего, не шевельнул в ответ. И не надо. Главное - ещё разом больше. Загибаясь охристо-каштановым трамплином вверх, чернел глазом Туар-Кобы утёс справа. На кашалота, высунувшего из воды голову он сегодня похож, что ли?  За тупым рылом морской зверюги виднелся мыс Третий, украшенный растрёпанной одинокой сосной. Ещё дальше, уже чуть подёрнутая голубой дымкой, вздымалась богатырская грудь мыса Первого. Сахарная Головка выглядела совсем уж призрачной, казалось, сквозь нее просвечивают обрывы Орлиного Залёта. Мысу Третьему противостоял ничуть не менее эффектный бастион левого борта, самая кромка которого вихрилась рваной порослью презирающих страх высоты сосен. Стремящаяся к высшему балансу ирония судьбы сделала правый борт каньона более высоким и зрелищным, взамен одарив левый дикостью, резкой пересечённостью рельефа и какой-то особенной, изощрённой неприступностью. Чего там добираться от Первого до Пятого по правому борту - минут сорок, всё не спеша и почти по ровному. А вот злоключаться по левому... Тут, пожалуй, рукава подлинней понадобятся, штаны из армированной кевларом кордуры и ноги никак не менее мускулистые, чем у гончего Страуса из культового мульта "Крылья, ноги, хвост".
До сих пор Мисти с его маниакальным синдромом учёта родников заставлял коллектив излишне напрягаться. Сегодня его счастью пришёл капут: кто тут родники оцифровывать мастер? Ага! Вот и иди, родимый, за водой. Ещё Тимофея Анатольевича тебе в помощь, ибо ловчится, коварный, в кастрюлю с хрючевом ежевиков-коралловиков тайным образом нашинковать. А "ирландского рагу" в ресторане под открытым небом "Пятый мыс" никто заказывать не собирается. К тому же - ужасное дело - крепкого спиртного после этих коралло-ежевиков употреблять нельзя! Вот она, третье-четвёртая условно-съедобная категория. Булькнул лишний глоток-другой - и в грубый деревянный ящик вперёд ногами шмыг. Так, во всяком случае, в Большой Грибной Энциклопедии, буквиями златыми в голове у Тимофея Анатольевича пропечатанной, значится.  И вот лежат у палатки пять плотных светло-бежевых мочалок размером теннисного мяча поболе, от грусти и невостребованности людской пятнами коричневыми исходят. Через час с непомерно длиннющим хвостом Бобус стал мысленно прикидывать, какую именно из казней египетских или, что страшнее, кхмерских, измыслят для него домашние за утерю в бойкинских лесах Тимофея Анатольевича. Уже было распилено цепной пилой на чурбачки и принесено в лагерь найденное Димой мощное древо, заново сложен покосившийся очаг, отёсаны и позиционированы новые рогульки, съеден пакетик пряных колбасок, разожжён костёр... Да что там костёр, установлены палатки, дёрнуто по полтишку “Ноя”, увлажнены вечерним кремом обветренные лица, утверждено меню на ужин, вскрыты банки с симферопольской тушёнкой и молдавской фасолью, одета тёплая одежда а Тимофея Анатольевича с Мисти дух простыл. Четвертуют... Как пить дать четвертуют. Причём уже после колесования. Страшная штука - близкие родственники…
* * *
Фонари показались из леса только тогда, когда закипела вода и пенки как будто сами собой сползлись к костру. Из трёх наличных в этом районе Бойки родников жива была одна лишь "Труба", да и та скорее сочилась, чем капала. Не зря, не зря несли воду снизу: не придётся утром терять время на водопой.  Увлёкшись поглощением супчика, они упустили тот критический момент, когда девчонки, переворковав вполголоса о своём, о женском, растворились в темноте. Ещё через полчаса, когда Мисти, озаботившись отсутствием у костра и в палатке своей "половинки", устроил дознание с громкими выкриками в направлении каньона, было уже слишком поздно: бутылка Ай-Сереза безнадежно опустела. Девчонки лыко ещё вязали - если бы кто помог отодрать его от ближайшего дуба - но качество плетения было уже далеко не то. Загонять невпопад сыплющий тематическими шуточками слабый пол в палатку пришлось почти насильно: всё-таки каньон рядом. Пока "братва во рюкзаке" допивала тщательно отмеренные на сегодня порции алкоголя, Бобус обратил внимание на своевременную инициативу соседей, уже дважды приходивших к Олегу за сигаретами: в Туар-Кобе горел пионерский костёр, выгодно украшая иссиня-чёрный и лишённый фактуры обрыв мыса Пятого.
Луна была слишком низко, чтобы служить надёжным источником заполняющего света. Но через час-полтора активно подбрасывавшие дровишки "Прометеи" - но иногда найдется вдруг чудак, этот чудак все сделает не так - могли отбиться.  Нужно было вставать, срочно рыться в рюкзаке в поисках “Маглайта”, потому что бело-голубой "Петцль" в деле светописи не помощник. Камень за камнем высвечивая ажурную вязь выложенной безвестными каббалистами конструкции, Бобус двигался по спирали. Сначала к центру узора, а затем обратно, к его периметру. Пел ветер. Кололись остриями странствующих в пространстве фотонов звёзды. Щурилась меж туч, свершающих хадж с востока, Луна. Вышедшим на охоту хищником взвыла и затихла корябающаяся на перевал машина. Костёр то разгорался, то почти угасал, как будто в Туар-Кобе билось маленькое горячее сердце. Закончив двойной виток спирали, Бобус замедлил шаг и остановился. Щёлкнул затвор. Окончания автоматического вычитания шума оставалось ждать пять бесконечных минут. Целая вечность... Наверное, точно такие же чувства испытывал дорисовавший свой персональный Лабиринт Корвин из Амбера. Получилось или... не получилось? Время покажет...
День
четвертый
|
