| |
Да вы по ходу весь маршрут только и делали,
что носили воду на горбу. Верблюды, блин!
ХАМмер
 Покидать уют изумрудного домика было легко и просто: Солнце успело основательно отступить от линии горизонта, согревая воздух, подсушивая землю. Утро пахло солью, водорослями и, совсем чуть-чуть, - кислым бензиновым выхлопом. Море едва дышало, оставаясь холодным и равнодушным. Где-то над головой рокотали, взбираясь на невидимый перевал, грузовики. Соседи справа кипятили на костерке жёлтый эмалированный чайник с легкомысленными бирюзовыми цветочками. Фисташка протягивала к палатке крючковатые когти фиолетовых теней. Ветер опять изменил галс, наполняясь ароматом бараньего плова, горящего мусора и сглаженными расстоянием обрывками хип-хопа. Сидеть бы так целый день, всматриваясь в искристые блики на воде и калейдоскоп абстрактных образов, разбуженных движением редкой листвы. Нет же, нужно встать, потянуться, натянуть поларовый анорак и - бегом на открытое место. Что “ТАМ”?!!! Там, почёсываясь дымчато-серыми мамонами о забавные гребешки Босны и столешницу Тырке, слонялись стадами перекормленных бегемотов грозовые тучи. Пессимистично, но, тем не менее, не фатально: полу-воронка дальнего предела Хапхала, процарапанная сверху вниз пятернёй стремящихся слиться воедино оврагов, просматривалась удивительно чётко. Мало того, ровно через всё ущелье перекинулась пылающая спектром арка гигантской радуги. Надо идти? Надо идти! Настругана высушенная на дуб колбаса, залита кипятком быстрорастворимая вермишель, высыпаны из пакетиков “три гадости в одном” от “Нестле”. Палатка за ночь практически высохла, это минус килограмм в рюкзаке, что вполне компенсирует прибавившийся портвейн.
- Поскольку ты не пьёшь, тебе портвейн и носить! - облагодетельствовал Тахир безотказного Тимофея Анатольевича.
 7.47 Высота - 26 метров. Чтобы не петлять лишнего, они поднялись сокращёнкой до трассы и уже строго под горку потопали к перекрёстку. Общественный транспорт пренебрегает “ушедшим в горы” Генеральским и в более многолюдные времена года, а уж осенью автостоп и только автостоп. Причём автостоп на строго коммерческой основе. Цены в пересчёте на 11 километров пути драконовские: 60 гривен и ни "копийкой" меньше. Пришлось кентоваться с поляками - здоровенным парнем и девушкой, хрупкостью сложения похожей на палочника из семейства привиденьевых - дабы совместно постичь науку выживания шпрот в жестебанке. ГАЗ-24 машина не самая мелкая, но пять пассажиров с полноразмерными рюкзаками по идеологии почтальона Печкина приравниваются к полноценной контейнерной перевозке. Мелькнуло и растаяло за бессчётными поворотами прямое, как стрела, русло Улу-Узени, зелёнеющее мхом водохранящее озеро, россыпь отстойников заброшенных очистных сооружений, продолжающее расширяться кладбище. Взгромоздившись на последний холм, “Волга” перестала рычать, как тонущий в озере асфальта мегалозавр, пошла накатом под уклон, миновала знакомые ступеньки магазина - ой, сколько молока с булочками здесь выпито - и притормозила на последнем заасфальтированном пятачке Генеральского.
 Бросив куда попало рюкзаки, Тахир и поляком ломанулись фотографировать радугу. Правильно, конечно, но по-хорошему для этого следовало тормознуть рулевого у кладбища. Теперь разноцветная дуга горбилась совсем низко и была бессистемно почёркана творениями местных связистов и электриков. Грамотно "размовляющиеся" по-русски поляки очень понравились, но их дорога лежала к пещерам Караби. Сориентировав позволивших сэкономить двадцатку попутчиков в нужную сторону, они разбежались. Самый краткий путь на нижнее плато, как известно, проходит через заброшенную весовую и Ай-Алексий, поэтому Бобус ещё сильнее расстроился, когда запытанный у последнего в ряду ресторанчика татарин отрапортовал, что верхняя тропа на Тырке, если с неё в определённом месте не свернуть, прямой наводкой доставляет на Ай-Алексий. Не судьба сложиться Интернационалу... Предстоящий путь родниками не баловал, место ночёвки оставалось туманным во всех смыслах этого слова, поэтому водой в ресторанчике они загрузились на целые сутки. Однако… На часах всего двадцать минут девятого, а они уже в низком старте! Вот оно, преимущество малых групп.
 Штурмовав утыканный редким кустарником подъём двойной молнией серпантина, грунтовка вывела их на плавно набирающий высоту большак, в котором Тахир мгновенно признал главную левобережную магистраль на Джур-Джур. Не обольщайтесь: проезжая она исключительно для транспорта породы "Урал", ЗиЛ и "ГАЗ-66". Грязи под ногами с каждым шагом становилось больше. После резкого поворота дорога еще сильнее загнула в ущелье, что заставило Бобуса нервничать: проход жидкого Хапхала в планы-ураганы текущего года никаким боком не вписывался. Обещанная тропинка хранила своё инкогнито настолько виртуозно, что могла любого сертифицированного синоби довести до сэппуку от зависти. Одновременно с началом дождя и необходимостью переодеться их нагнал молодой лесник с огромными мешками юзаных пластиковых бутылок и одноразовой посуды. Не чтобы штрафовать, но успокоить, что тропка вправо - скоро. Да вот она уже, почти полностью листвой подлеска зажатая, в горку на север направляется... Тропа была ну просто праздничной: стабильный набор высоты, без суеты лишних поворотов и скольжения по утопленным в чернозём камням. Все упавшие стволы обходились максимально грамотно, а если где путь и пытался ветвиться, то исключительно чтобы предоставить пользователю вполне справедливый выбор между "короче" и "быстрее".
 9.09 Высота - 452 метра. Только в одном-единственном месте Бобус решил сходить в разведку по более хилому ответвлению, да и то лишь потому, что в глубине памяти значился вычитанный на каком-то форуме пунктик "при подъёме на Тырке следует перепрыгнуть с одной тропы на другую". Это оказался не тот самый случай. Тропы вновь слились, чтобы, миновав короткий горизонтальный участок, напоминающий заброшенный сад камней, взлететь на стометровую крутизну, свернуть вправо, прокарябаться вверх по заросшей шибляком балке Калявату и доставить основательно измотанный подъёмом контингент... к роднику! И не просто роднику, а каптированному до степени штукатуренного известнякового домика и восьмидюймовой трубы. На “режимных” пятисотметровках сие диво архитектуры отсутствовало как класс, следовательно, именно старшие офицеры Генштаба признавались виновными в наличии девяти литров воды за плечами. Вот бы как-нибудь однажды изловчиться, и подневолить Мисти учесть все крымские источники весной, летом и осенью. Чтобы не только на предмет топографической привязки вентилировал, но и во имя достоверной статистики сезонной полноводности. А ведь свой брат-турист водозабор каптировал, с чего бы иначе к магистральной трубе отросток с приржавевшим в открытом состоянии краником был приварен.
 Разведка вверх по склону, что начинался прямо за родником, намёка на сокращёнку не принесла. Это было хорошо: они наверняка находились где-то под скальниками перевала Тырке Восточный и с "прямо вверх" здоровью было определённо не по пути. Но и тенденция тропы к спуску, что подстерегла за размашистой петлёй в направлении Караби, была уже явным перебором. Прикинув азимут на северо-западный угол Стол-яйлы, Бобус свернул в бездорожье. Замечательным, сказочным удалось это бездорожье. Редколесье, разнотравье, свежесть, выплеснувшееся на ветви и под ноги золото пополам с медью. Осень, самая настоящая осень… Воздух как будто сам собой втекал в до отказа расправившиеся альвеолы. Так и до гипероксии с её головокружением и шумом в ушах недалече. Ласкающим взгляд чудом можно было идти хоть до самой вершины. Склон не сопротивлялся: расступился наезженной грунтовкой. Её тоже не было на карте. Но разве могла в симфонии леса прозвучать фальшивая нота? Правее. Ещё правее. Продолжая плавно подниматься, дорога отворачивала к северу, стремясь обойти Стол-гору с фланга. Былинный лес отстал, сменившись суровыми и неприветливыми буками. Резко похолодало, стемнело, и вот уже на голову обрушился не предвещающий ничего хорошего дождь. Как ни сопротивлялась нашествию третьей стихии густая листва, её проигрыш был недалёк. Слева и сверху медленно наползали комья белого студня. Они душили перспективу, как активный хлор обесцвечивали краски, поглощали последние звуки.
 Оставалась лишь барабанная дробь капель: настырных, полновесных, из всех своих сферических сил старающихся просочиться в проклееные швы или, на крайняк, забраться под кулиски надвинутых на глаза капюшонов. Классная штука современные мембранные штормухи, все из себя дышащие. Но куда им по соотношению мокрый вес/влагостойкость до лимонно-жёлтого, внахлёст сваренного из полиэтилена плаща Тахира… Дорога теперь ползла параллельно кромке плато. Идти было легче лёгкого, но это ничуть не приближало к вершине. Передышку устроили после короткого подъёма, на мощном - полтора обхвата, не меньше - остове лесного великана. Всё еще светлый, но уже покрытый трутовиками ствол топорщился махровыми островками мха, крошился по трещинам горчично-каштановой трухой. В голове у Бобуса неожиданно пискнула альтами тема из фильма "Профессионал". Точно так же одиноко, как этот бук, лежал на стриженой траве ухоженного дворцового дворика выполнивший свой последний “заказ” герой Бельмондо. Каждый умирает в одиночку... Задранный в небо веер мощных корней тысячей узловатых пальцев указывал на неподсудного за неуловимостью убийцу. Убийца тем временем прикидывался агнцем божьим, ласково трепал непокорные вихры соседних деревьев, заглядывал в дупла, простукивал сучья, со всем возможным тщанием подбирая следующую жертву.
 11.02 Высота - 1003 метра. Долго сидеть на одном месте было скучно, холодно и мокро. Минуты через три-четыре они молча, не сговариваясь, поднялись и зашагали дальше. Удовольствие осталось где-то там, ниже дождя и тумана… Сквозь редеющие кроны уже просвечивали северные обрывы Стол-горы. Дорогу от них отделял проворно уменьшающий глубину овраг-кулуар. Ненадолго отступив от его борта, жирно блестящие чернозёмные колеи отвернули в сторону хребта Таш-Хабах, закладывая петлю и попутно одеваясь в камень. Это была практически финишная прямая: вот она, развилка, мимо которой гоняли наперегонки прошлой осенью Саныч с Мерлиным. Метров через триста по правому ответвлению находился проверенно-круглогодичный родник Сулух-Оба. Чтобы попутчики не переживали, что зря волочили воду из самого Генеральского, Бобус на развилке принял левее. Оттеснённый луговиной лес слился в однородную серую массу, и только фиолетово-красные колючие плети шиповника остались последними островками цвета. Завернутая в тонкий саван тумана, над дорогой нависала неправильной трапецией скала Нос Тырке. Поворот. Пупырящийся каменными плешами взлёт. Тяжко, ох тяжко… Лес на яйлу ни-ни, отстал. Видимость метров двадцать, дальше - сплошь взбитые сливки. Слева, от кромки плато, тянулась рваная цепочка согбенных рюкзаками призраков. Народ - совсем подростки - честно улыбаясь, здороваются, но в глазах у девчонок плещется столько невыразимой тоски и не греющих сердце переживаний, что вершить последние шаги не хочется.
От Ангарского, через Заману? Третий день облаков и дождя? Бегом вниз, к морю, отогреваться? Всё с вами, граждане пешеходные туристы, ясно. Самим-то куда дальше? Тупо по холмистой диагонали на запад звучит как-то невоодушевлённо. Стоило ли из-за этого вообще забираться на Тырке? Значит на восток, к обрывам.  Американцы свято веруют, что "дерьмо случается" - shit happens, но бывает как раз наоборот. Cтоило хвостику конкурирующей группы скрыться за обнесенным стенами леса перегибом склона, мир стал стремительно (учтите, слово "стремительно" для того, что происходило, читается слишком медленно) возгораться красками дня. Облака как испуганные неосторожным движением ныряльщика белые мурены втянулись в трещины скал, уползли за гору Долгая. Слева проявилось плюшевое тельце Таш-Хабаха и “трёхгорбый верблюдик” Ликона. Справа - останавливающий дыхание масштабами глубины Хапхал и взъерошенный, как глинисто-красно-чёрный хохолок удода, перевал Перья. Прямо под ногами рассыпалось кусочками рафинада Генеральское. Овражистые долины рек Улу- и Орта-Узени были разъединены невысокой волнообразной хребтовиной, по которой юркой серебряной змейкой стелилось шоссе в Солнечногорское.
11.56 Высота - 1222 метра. Всё было хорошо, но рождённый где-то за Караул-Обой и Меганомом ветер был сверх всякой меры свеж и стремителен. Беспощадный напор воздуха срывал с головы капюшоны, забирался в перетянутые репьями “липучки” рукава, заставляя глаза слезиться, а тонкую полиэтиленовую скорлупку Тахира петь фальцетом флейты-пикколо. В то же самое время оранжевое солнце пригревало так ласково, небо было таким лазоревым, а соломенно-жёлтая трава - такой неприлично мягкой... Неглубокая карстовая воронка, запертая с запада трёхметровой слоистой стеной с контурами чеховской чайки - знаете, как детишки чаек на маринах рисуют? - только что в голос не молила устроить в ней "стол и дом". Они не были первыми, кто позарился на дешёвый уют каменного царства. Притиснутое к самой стене малюсенькое кострище было заботливо огорожено заборчиком из обломков плотного серого известняка. Носить пенку снаружи рюкзака, конечно, дурной тон, зато как просто, удобно, модно и современно расстилать её поверх мокрой травы, чтобы, не раздумывая, завалиться сверху! Хлеб, пражский паштет, сыр, майонез. Глоток портвейна. Дымящаяся кружка ароматного кофе. Пару кусочков “Короны” с орешками на десерт.
 Сдёрнуть с головы флисовую шапочку. Расстегнуть штормовку. Откинуться на спину. Нырнуть расфокусированным от неги взглядом в кобальтовую пучину неба. Почувствовать тщету всего материального. Закрыть глаза. Позволить себе соскользнуть в тонкий эфир грёзы - всё равно с минуты на минуту добрые люди разбудят. Услышав голоса, с трудом пробившиеся сквозь плавающие в звёздчатой тьме цветные круги, упереться локтями и сесть. Сообразить, что обожаешь весь мир, что готов идти как угодно далеко, в любом подвернувшемся под стрелочку GPS направлении. Что нет такой погоды, которая могла бы оказаться не в кайф, что нет таких неприятностей, о которых захочется позже вспоминать. Что не нужны ни музыка, ни книги, ни клавиатуры с мышами, ни светлые линзы с прищёлкнутыми к ним магнезиево-кремниевыми японскими демонами. Потому, что у тебя прямо здесь и прямо сейчас есть всё, ради чего только стоит жить. Как после этого можно не исполниться страстью к Тырке? Свинцовые тучи продолжали паническое отступление на север, освобождая от оков Кара-Тау и Второй Спуск, Белую и Чегинитру.
Тахир наотрез отказался придерживаться дороги и шуршал по траве в метре-другом от бездны, стоически игнорируя подталкивающий в спину бриз. Яйла здесь, в юго-восточном пределе Стол-горы, была особенной. Низкорослые травянистые растеньица с листиками, похожими одновременно на клевер и землянику, горели рябиново-алым огнём. Очаги этого бездымного, не рождающего пепла и запахов пламени баюкали, завораживали, гипнотизировали, привязывали невидимыми канатами, отодвигали всё остальное в уныние монохромного небытия. Так и в случайно подвернувшуюся под ноги расщелину сковырнуться недолго. Когда яйла изогнулась еще больше к западу, открывая взорам всю протяженность Его Хапхальского Величества, ветер окончательно рассвирепел. Он вновь и вновь отпихивал путников от волнообразной зубчатки обрывов. Оберегал от искушения, что ль?
А ведь искушений впереди ещё было и было: целых два кулуара, один другого симпатичней. По второму, более пологому, даже едва приметная тропка меж можжевелового стланика карабкалась. Следует здесь обязательно сфотографироваться на память. Да так, чтобы кулуар хорошо вниз просматривался - в необезбашенное эйфорией время пересмотреть потенциальную проходимость. Миновав кулуары, яйла выдалась влево, нависла над ущельем великолепным безымянным контрфорсом, а затем весело запрыгала вверх-вниз по пологим холмам, ориентированным строго перпендикулярно дороге. Ветру в глубоких низинах совсем заскучалось. Стало настолько тихо, что Бобус успел позавидовать гордо вышагивающему в шортах Тахиру.
 14.01 Высота - 1208 метров. Перешеек Курлюк-Баш-Богаз, соединяющий Тирке c Демерджи, становился всё ближе. Вот уже гарцуют свой неизменный брейк-данс рахитичные берёзки, строятся в длинные шеренги взращённые человеческими усилиями сосны. Даже неотъемлемый атрибут местности - холёные пятнистые лошади и те на месте, но несколько увлеклись травожеванием в направлении Заманы. Где-где здесь должна начинаться тропка на любимый уступчик Ируси. Эта, что ли? Последовало громождение на застящую Хапхал горку. А хренушки! Рано. Хрусть-хрусть вниз по скальнику и снова параллельным дороге курсом, потому что облом возвращаться. Вон они, нужные уступчики, метрах в двухстах. Чем ещё на них можно заняться, кроме изъявления восторженных ахов и охов пейзажу? Домой позвонить, к примеру. Что всё ещё жив доложиться. Ирусе, знамо дело, "брякнуть", привет сердечный от местности передать. Ещё можно заглядеться, как по изумрудной шёрстке леса ползают тени облаков - томно меняющие очертания чёрные амёбы. Можно сфотографировать Тимофея Анатольевича, забравшегося на самый край гребешка, нависающего над восходящей снизу тропкой. Можно диаметрально пересмотреть фривольное мнение о кулуарах. Издали они уже не кажутся настолько проходимыми.
 Тырке медленно затягивают тяжёлые шторы туч: первая, вторая, третья. Спектакль для трёх случайных зрителей закончен, тема водозабора в роднике Оленьем и заката на Замане, соответственно, закрыта. Как-то не особенно заморачиваясь клубящимися за спиной преследователями, они широким шагом отправились к высоте 1239 метров, и только потом уже спохватились. А дальше-то что? Классика жанра Юркины скалы - Екатерина - Лучистое? Было прошлой осенью. Джурла - Алака - грибы Сотеры? Напрямки без оборудования ни-ни, а целый день глухими буковыми лесами щемиться - скукота. Да и Тахир вряд ли одобрит подобную опцию. Наезжал уже перед Басманом, мол, маршрут какой-то “глухоманный” получается, в противовес просторно-каменному, который “Братству Перстня” посчастливился. Козырьки - Пахкал-Кая - Ангарский перевал? Тоже не так чтобы по настоящему раритет. И тут, внезапно достигнув просветления (видимо очень не хотелось обратно в леса…) Тахир в лучших традициях Атамана из шукшинских "Третьих Петухов" - "Айда на Волгу, сарынь на кичку!" - выдал: Северная Демерджи! Через вершину? Через вершину. Единогласно! 
Трек послушно отрисовал прямой угол, взобрался на невысокий холм и, плавно покачиваясь влево вправо, направился в узкую долину, затёртую между параллельно-неудобных каменных стен. Поначалу азимут получался более-менее гуманным. Удавалось поймать ритм и в нужное время перепрыгивать с нисходящей кривули одной возвышенности на восходящую кривулю соседней, не теряя при этом более десятка вертикальных метров. За высотой 1250,3 потянулись места по-настоящему безлюдные. Из-под ног Тимофея Анатольевича, накачав адреналином, шуганулся всё ещё по-летнему серый заяц. Тахир приметил, как стелется по траве меж близких берёз некрупный рыжий лис. Где было ровнее, такое тоже случалось, пестрели следы копыт. Как подкованных, так и косульих: парных, мелких, размерчиком в две фаланги пальцев. Кострище встретилось всего одно-единственное, да и обнаружили его, практически наступив - настолько искусно маскировала чёрную язву густая трава. Растительность пошла густыми пучками, а яйла, прогнувшись вниз, выдвинула галерею восходящих на юго-запад каменных стен. Хорошо ещё, не сплошных, а посечённых удобными вертикальными трещинами и кулуарчиками. На гребне одной из таких ступенек они немного передохнули, отхлебнули в память об Олеге “чего следует” и скорректировали курс южнее.
Дальнейшие перспективы становились менее радужными. Увенчанную демоническими треугольными рожками вершину Северной Демерджи от них отделяло целых два холма. Причём длинная диагональ подошвы каждого из них была ориентирована строго перпендикулярно направлению движения. Выбор между набором высоты и дополнительным километражем решили сбалансировать по ходу движения. И правильно сделали. Деяния борющихся с эрозией трактористов превратили невинного вида холмы в ту самую ступенчатую гадость, которую начинаешь люто ненавидеть после первого десятка спуртов по коротким, но почти вертикальным земляным валам. Опушение граней пышными чёлками уродившего в этом году порея только усугубляло негатив. Если вы вдруг подумали, что идти по горизонтальным сегментам было более рационально (и чёрт с ним, с расстоянием...) так нет. Ведь воодушевления "Зеленстроя" хватило не только на “благоустройство” террас, но и на бурение глубоких лунок под высадку сосен! А вышеуказанный порей-переросток, конечно же, обстоятельно потрудился над маскировкой расположенных в стохастическом порядке ям. Плюс не желающая сдаваться на милость победителей эрозия от своих щедрот “бонус” подкинула: теперь все ловушки были разной глубины, крутизны стен и внутреннего рельефа…
14.58 Высота - 1187 метров. Время парадным шагом двигалось к трём, а до цели маленького приключения оставалось прыгать, обходить да спотыкаться. За холмом обнаружилась глубокая котловина. Теперь по террасам приходилось сбегать на полусогнутых, загребая в обувь камешки и пытаясь погасить скорость на коротких горизонтальных отрезках. Затем пришла пора подниматься вверх, к хрупкой сосновой рощице, притаившейся в районе несуществующей талии очередного холма. Этот холм формой был похож на половинку орешка кешью и, благодаря рощице, избежал участи быть обезображенным трактористами, по крайней мере, на вогнутой его части (как выяснилось пятиминуткой позднее). Наигравшись всласть в прыгучих горных козлов, они оказались в балке не балке, овраге не овраге, а так, “складке  местности”. По всей логике здесь было самое место для разумно огибающей вершину тропы или дороги, но и та, и другая благоразумно отсутствовали. При оглядывании того, что оставалось осилить, Тахира проломило на воспоминания. В том, что "девчонки здесь пухли и дохли" (вольная интерпретация Бобуса) не могло возникнуть ни малейших сомнений. Не то, чтобы склон был как-то чересчур крут. По углу наклона он вполне соответствовал карабийской Белой, но стройных шеренг невысоких скальных выходов впереди было много. Очень, очень, очень много… минут на десять? Отпыхиваясь на пятнадцатой минуте где-то на 4/5 подъёма, Бобус уверовал, что если бы пятью метрами впереди “трудился” не гуманист Тахир, а легендарный Паша или тот же Костик, то на склоне стали бы "пухнуть и дохнуть" даже отдельные мальчики.
Последние шаги заставили задуматься совсем о другом. Северная Джи самая высокая точка в радиусе трёх километров, а фиолетово-стальные тучи, как чернослив взбитыми сливками белыми облаками поверху украшенные, вот они. Руку протяни - нащупаешь. Время "правильных" гроз, конечно, ещё не наступило. Да и два брата-близнеца, тяжёлых как невесть что железных ромба заземлены по всем канонам громоотводной науки: вкопанные в землю контуры, мощные силовые шины... Но молния - она как пуля со смещённым центром тяжести, дура дурой. Запросто может во имя хлюпающей носом органики мимо пассивных ретрансляторов промахнуться. Ладно, волоса на руках, груди и макушке "ирокезами" пока не поднимаются, авось пронесёт... Зато что может сравниться по выразительности с пейзажем, залитым преддождевым освещением? Серость под ногами, серость над головой, а меж ними - опрокинутой набок Небесной Аркой Ларри Найвена, Мостом Богов Роджера Желязны нежится в теплеющих на глазах оттенках цвета мир, да такой прекрасный, что до старости уходить не хочется.
15.57 Высота - всё ещё 1359 метров. Тесная в этом ракурсе Чегинитра с плешивым, но таким милым Топарчих-Кыром. Меганом с Караул-Обой. Белая скала и покрытая пигментными пятнами былых пожарищ морщинистая длань Караби. Слившиеся воедино Замана и Долгоруковка. Развернувший плечи Чатырдаг и лохматящая каменные кудри Южная Демерджи. Сизые призраки Чучели и Чёрной. Восточные обрывы Яман-Дере. Кудлатый Чамны-Бурун и лихо скошенная трапеция Кастели. Столько всего вкусненького и сразу - хоть плачь, а в один присест не протопать... Попытки унять мелкую дрожь - ветры на вершине тусовались нешуточные - были услышаны где-то наверху. Хлынувшее в гигантскую прореху солнце вмиг расправилось с увлекающим вниз холодом, укрепляя желание поближе рассмотреть ретрансляторы. Скелетом доисторического зверя нависающая над головой система трубчатых опор, стоек, проушин и ржавых талрепов, несущая пятнадцать соединённых в условный ромб плоскостей излучателя, оказалась намного сложнее, чем самые смелые предположения.
Граффити за последние четверть века также заслуживали пристального изучения. Рассматривая игрушечные до полной незначительности Козырьки, Пахкал и Эльх-Каю - что это за мелкие пупырышки там под ногами валяются? - Бобус не мог нарадоваться. Это какая ж-жирная галка в крымском “ту-ду листе” образуется?!! 1359 метров это, господа, не шутка. Восточнее Северной Демерджи, пожалуй, ничего выше, даже если милостиво считать с тригопунктами, не отыщется. Ну что, прислушаться к Высоцкому - "Хоть немного ещё постою... На краю..." - и дальше, строго на запад? "Строго на запад" получился гладким и мяконьким, во всяком случае, до первой встреченной горизонтали. Слева по курсу всё ещё опадал к Козырькам крутой склон, а справа протянулось на север нечто, заслуживающее звания полки, но настолько широкое, что без труда несло полноценную сосновую рощу.
 180-градусная панорама на запад оставалась настолько заманчивой, что в мозгу у Бобуса моментально загорелся красный свет. За ним на автопилоте включился ручной тормоз. А когда выяснилось, что силы устного убеждения недостаточно, вырос здоровенный витой рог для упирания в землю. Как этому рогу было не вырасти, когда над пластично перетекающими одна в другую волнами луговин, по которым как раз начал спускаться Тахир, захватывая масштабами происходящего, разворачивался золотой веер из почти осязаемых солнечных лучей? Нет, ребята-демократы, уходить от таких спецэффектов добровольно, пусть даже и без песни, было никак невозможно! Не избавляясь от рюкзака, фото-страдалец короткими перебежками исследовал шесть рядов плотно пригнанных к земле сосен. - Дайте шашку, покрошить "зеленщиков" в капусту! - в пределах видимости не обнаружилось ни единой маломальской горизонтали, способной уместить четырёхместную палатку. Стиснув зубы, Бобус бросился дальше. Безнадёга. Не колдобины Джунын-Коша, конечно, даже кострище-доходяга в напоминающем бробдингнежский вельвет междурядье виднеется, но и “райского наслаждения” от столь разухабистой ночёвки Тимофею Анатольевичу c Тахиром испытать не суждено.
 16.52 Высота - 1231 метр. Под угрюмое рокотанье Бобуса, чувствующего себя обманутым, они сбросили ещё метров пятьдесят высоты. И тут из-за всё так же впившихся нижними ветвями в землю сосен явилась взору чудная березово-буковая лесопосадка. Уже предчувствуя своими нижними 90 "высотную" ночёвку, Тахир попытался обойти “искушение” на максимальном удалении, но какое там. Заклинившийся ручной тормоз и отросший вдвое от предыдущего рог держали насмерть. Не считая, что рощица находилась на высоте Ай-Петри, всё в ней было замечательно. Дров валом, расстояния между стволами метров шесть-восемь, толстая перина листьев и на голову не капает. Почти. Ну да, влажно. Ну да, ветер. Зато, какой вид в полусотне метров, от Алушты до самого Севастополя! А какой панорамой на рассвете обещает угостить Чатыр-Даг... Ладно, до этого еще дожить надо. Живенько подобрали капающие слюни, зарылись в рюкзаки, раскорячили палатку, очистили от листвы двухметровый круг под кострище, скинули в кучу выжившие продукты, ополоснули страждущие души коньячком и - за дровами. Да, и учтите, что огонь сегодня сибарит, исключительно берёзовыми полешками столоваться желает. Сухостойными, понятное дело, берёзками, браконьерству и вандализму - нет! Ну, хорошо, хорошо, уговорили, противные. Сначала утепляйтесь по полной программе, а потом уже вприпрыжку за дровами...
- Додати за 15 хвилин... - читал вслух рецептуру грядущих гречневых дел Тимофей Анатольевич.
- Это значит "дожидаешься готовности и отсчитываешь назад 15 минут", - перевёл на "правильный" русский Тахир.
 Пока наваристое хрючево неспешно закипало, запад багряным заревом меж стволов полыхнул. Тимофей Анатольевич, родимый, не погуби, "я на пять минут к соседке, а ты помешивай супчик каждые полчаса"... Эх, не уродил закат. Слишком много туч, слишком мало просветов. Самое обидное, что на востоке, над вершиной Северной Демерджи небо искрилось чистейшим ультрамарином. Контраст стал окончательно срывающим башню, когда от Эльх-Каи и вверх узкой лампой высокоростного планшетного сканнера метнулся последний на сегодня поцелуй Солнца. Вспыхнули спелым апельсином, чтобы тут же погаснуть, Козырьки, за ними - распластанные по земле сосны, выпуклая тушка Северной Джи иеё ржавые металлические рожки. Можно было смело отворачиваться на запад, туда, где время от времени пробивал суровое сукно туч золотой кий света. Только вместо бильярдных шаров целил он то в Пахкал-Каю, то в Изобильное, то в Сахарную Головку, то в Лаванду. Обласкав взглядом начавшие загораться огоньки поселений, Бобус зафиксировал розовое зарево над Симферополем, рассовал по карманам хитрый фотографический скарб и шагнул в почти непроницаемый мрак рощи. Шебурша клейкой, как мозольный пластырь, листвой, он вкусно вдохнул кисло-сладкий, характерно грибной аромат прели и насыщенного влагой перегноя. Ощущая себя патологоанатомом, пальпировал несколько залежавшихся “трупов” и, взяв под кренделя шершавые стволы двух разлапистых сушин, поволок ветвисто сопротивляющееся движению топливо к нахохлившемуся от пронизывающего холода лагерю…
День
восьмой
|
