День 5, 29 сентября.

На-Мачу-ка-я-Бечку!

Трек: п.г. Мангуп-Кале - г. Мачу - пер. Бечку - г. Пампук-Кая.

- Да мы с детьми там ходили!

Olbeauty (11:48:19 26/07/2010)

- Ага, знаю я ваших детей!!!

Misty (11:48:28 26/07/2010)

Глава пятая, в которой много белоснежной пыли, лесные жители склеивают ласты
накладывают на себя лапы, а Cумрак наносит ответный удар.

РАННЕЕ УТРО ВЫДАЛОСЬ МАЛОВЫРАЗИТЕЛЬНЫМ, КАК 18%-НАЯ СЕРАЯ КАРТА. Зябкие ошмётки тумана скребли мягкими лапами стволы деревьев и развалы старинных раскопов, без суеты уползая на восток, к мощным перекрытиям хозяйственных пещер, по-носорожьи вытянутым губам тарпанов и каменным ящикам захоронений. Невидимая сила влекла их к разделённой надвое донжоном стене Цитадели и Дырявому мысу, - многоэтажной тюрьме давным-давно покинутого города. Палатка оказалась мокрой, как едва переживший тайфун мышонок, штатив обливался крупными пресными слезами, а костёр даже не пытался шипеть остатками углей. Дырявые тапочки на босу ногу можно было смело рассматривать как вариацию на тему душа Шарко, и это было правильно: в природе не существует более эффективного  антидепрессанта, чем обжигающие капельки ледяной воды.

Чтобы уяснить, почему я в этот день настолько не выспался, не следовало проводить отдельного дознания. Куролесили мы ночью что необузданные педальные кони: перистальтика, "перестаньте-ка", "перевставьте-ка" и прочая полиморфная шиза начисто выкосила оставшиеся на ногах ряды много после восхода ущербной Луны. Мощный мангупский “приход” отпустил, только когда уже просто не оставалось сил ни на "хи-хи", ни на реанимацию усопшего костра, ни на скрупулёзно и точно отмеренный Мисти портвейн. Похищенный с каховского завода пятизвёздный коньяк, по-моему, тоже своей участи в тот вечер не избежал, но никаких гарантий  дать не могу: ретроградной амнезии за год и не такое из памяти народной вымарать подвластно. Раньше представлялось, что Великий Мангуп настолько квалифицированно перекашивает башни только конопляным "пыхунам" да ацетоновым "вдыхунам". Ан нет, фигушки, это магия места таким образом все подряд неокрепшие умы просветляет. Кстати, где тут у нас, под пологом, водица ключевая да лекарственная?..

Ишь, рассопелись вокруг. Гарнизон, подъём! Главный Сусанин рассвета всё ещё не обещает... Но погуляем знатно! Чудо не замедлило себя долго упрашивать: к Цитадели подорвались абсолютно все. Даже Мерлин, принципиально не прикасающийся к фотоаппарату до быстрорастворимого завтрака. Даже Алик, у которого в это раз вообще не было с собой фотоаппарата. Не беспокоясь об охране снаряжения - нужно быть более чем фанатиком, чтобы пиликать в пять часов утра на Мангуп, в надежде на фанатиков, что расшвыряют где попало драгоценные подношения необещанному рассвету - мы по азимуту вышагнули на дорогу и отправились строго на восток. Впрочем, душу мне точил червячок сомнений, не заложить ли сначала “обзорной” петельки на Элли-Бурун. Смещение точки восприятия, панорама Каралезской долины, обиталище вольных ветров, всё такое...

Мангупский Мальчик меня вчера кругами водил, что ли? - К "укрепрайону" мы выбрались, обогнув стороной и разрушенную базилику, и тригопункт. Вот так, сразу, - ХАДЫЩЬ! (с) Алик - и Цитадель непослушным вихром в поперечнополосатое небо устремилась. Да-да-да, именно, поперечнополосатое. Почти зебра. Только не монохромная, а пастельно-жовто-блакитная. Жалко, "правильного" света пока нет... Лады, пробежимся по скоренькому к самым удалённым пещеркам, а на обратном пути и башне надвратной почестей фотографических по полной программе обломится. Обогнув подозрительно знакомые круглые дыры в украшенных голубовато-серым лишайником плитах - мы, вообще, который день подряд топаем? - неужели, всё ещё по матушке-Бакле?!!!

…Или это грибочки Каралезские наши астральные проекции под самый Симферополь телепортировали, а мы сами всё еще под кустом в обнимку с жёстко горохизированным котэ валяемся? Обсасывая эту заманчивую мысль на все лады, мы по узкой каменной лестнице спустились на террасу у кромки обрыва. Мигом забраковали её за отсутствие переднего плана и красивых амбразур "глазами" на рассвет, прошуршали ветровками сквозь заградительный кустарник и, наконец, целиком и полностью расслабились у живописных руин Гарнизонной церкви. Иногда такое случается: случайно приходишь куда-нибудь, и вдруг понимаешь, лучшего места для подношения рассвета в текущее время года не существует. Штатив пусть себе корячится на земляном бруствере, я же сам буду сидеть здесь. А если суматошный Мисти вот тотчас же не перестанет застить, так мы его мигом хвать за щиколотки, да через полукруглый парапет храмовой апсиды - "пущай полетаеть".

- Я шёл по мангупскому некрополю, и подыскивал себе там мИстечко...

Романтично настроенный Мисти.

Вообще, было в методологии не возводить, но ковырять храмы прямо из материковой породы что-то крайне дорогое и близкое. Во-первых, как наставлял своих прихожан монах-францисканец Уильям Оккам учеников великий ваятель Огюст Роден, не следует множить сущее без необходимости надлежит не добавлять, но отсекать всё лишнее, и подтверждением тому не только скульптура, но и фотография. Во-вторых, дальновидно это было превыше всякой меры: растащить даже самую мега-крепкую кладку на стройматериалы - это одно (современным селянам только индульгенцию дай...), а вот отдолбить что-нибудь полезное от многотонного фрагмента полутораметровой толщины - это немножко другое. Тут уже, как было сказано выше, “нужен  час та натхнення”. То есть, без ответственного (или безответственного…) подрядчика с внушительной мошной и тяжёлой дорожной техникой - труба. Вздрогнув, я вспомнил вывороченные с корнем фасады святилищ погребенного в сердце влажных джунглей города Koh-Ker. В-третьих, никак не менее дальновидно для князей-Феодоритов было не чересчур усердствовать в изящной резьбе по камню.

И тут же вспомнил возмутительный дисбаланс "классов обработки поверхности" построек Цитадели. Снаружи - безликий известняк для нужд обороны и эффективного замыливания завидющих глаз вероятного противника. Изнутри - растительно-звёздчатая резьба "представительского класса" по всему периметру дверных проёмов... Между прочим, пока я тут всякую фигню в истерзанный блокнот начисляю, небо уж давно вспыхнуло, порозовело и зазолотилось. Требуется безотлагательно с этим что-то делать, а то все, как есть, "шедеФФры" Мерлину с Мисти достанутся. Сунув писанину в “тактический” карман на колене, я сосредоточился на панораме Адым-Чохракской* долины и Бабулгане с Двумя Татаринами, за которыми на самой грани восприятия громоздились обрывами Пампук-Каи и Сандык: наша сегодняшняя точка финиша…

* Уже по приезду не поленился загрузить "реестр" родников: Адым-Чохракская долина на карте есть. Речка Текне-Су по ней протекает. Но от Терновки до туристической стоянки Истоки не значится ни единого чохрак-а, ни какого-завалящего текне! Создаётся впечатленье, будто нас не уважают кто-то кого-то пытается вероломно обмануть...

Солнышко выкатилось аккурат над Бойкой, но вниманием нашим безраздельно и полно овладел Чатыр-Даг: насыщенно-фиолетовый "верблюдик" почёсывался неравной высоты горбами о раскалённые до оранжево-красного свечения "пески" рассветного неба. Влекомые ветром горизонтально-слоистые "барханы" величаво проплывали вдоль паралели, и казалось, что удивить нас чем-то новым у них сегодня уже вряд ли получится. Но мы не спешили. Как чувствовали: кто-то неописуемо могущественный погрузил свои руки в небо и несколькими мощеными взмахами взбил вязкое тесто покоя в пышную пену. А затем принялся вытягивать, плести из неё длинные косички облаков, разворачивать их широченным китайским веером, попутно раскрашивая в тёплые и холодные оттенки решительно не вписывающейся в оптические каноны и "Желание Каждого Охотника Знать, Где Сидит Фазан", радуги.

Этот Некто определённо не любил. Или просто никогда раньше не видел зелёного цвета. Поэтому бирюзово-синие и аметистово-фиолетовые пряди, на зависть фенечкам самых искушённых хиппи, легко и непринуждённо соседствовали с янтарно-жёлтыми и клемантинно-оранжевыми. Кружа голову, гипнотизируя, нежа, рождая непереносимое желание засунуть в <куда ей немощным динамическим диапазоном положено> цифро-камеру, чтобы обеими руками схватиться за мольберт, палитру и мягкие колонковые кисти. Мне ещё повезло, что я не совсем фотограф и совсем не художник, ибо готовность остановить Мир, чтобы остаться здесь навсегда, уже щекотала самые кончики пальцев, внезапно ставшими очень-очень горячими. Выдыхай, бобёр, выдыхай... Тебе ещё в Непал в этой жизни попасть нужно. Развесистых прилагательных для отчёта не останется. :-)))

Если мерить от Таш-Джаргана, мы приближались к 90-градусной отметке радиуса поворота относительно Эклизи-Буруна. Явившись на юго-юго-востоке, "Шатёр" за три ходовых дня "сполз" далеко на север, и я, листая в камере превьюшки рассветов, всерьёз начинал подумывать о крымской реинкарнации "Двадцати Четырёх Видов Фудзи" великого Хокусая. Ведь впереди - Мачу, Орлиный Залёт, Биюк-Таушан и Эндек, почитай, еще полную неделю на коротком поводке у Чатыр-Дага болтаться... На скорую руку сунув трехногие раскоряки подмышки - Мисти, хоть кадждый год обещает бросить, всё ещё продолжает тягать в поход штатив - мы жужжащим от заоблачных впечатлений роем поспешили к цельновыдолбленому в плоской скале дворику, предваряющему самый внушительный и “пещеристый” из всего квартета мангупских "бурунов" - Текшли.

Сколько ни смотрю на покрывающие внушительный носик Текшли Буруновича прыщи постройки – удивляюсь. Зачем архитекторам феодоритов понадобилось настолько полностью выбирать материнскую породу? Метнулись бы кабанчиками до Эски-Кермена, что ли, - поучиться у великомудрых пращуров, как правильно созидать. Глядишь, все лестницы и перекрытия были бы на Мангупе целы, да и сам град пещерный Его Дырявому Совершенству - дуршлагу - поводов для гомерического смеха не оставил. Кстати, раз уж меня в сторону классической кухонной утвари повело - "опытный самурай знает, как сильно дырка в котелке деморализует врага". Во-от, над дуршлагом похихикали, идем дальше. Куда бы сначала, в модерново-кладбищенский зал, или сразу в "тюрягу" низвергнемся? Я готов очень многое принять, ещё большее - простить, но только не полированные мраморные плиты на стенах памятников старины. Всё понимаю. Смерть родного или близкого - это ужасно. Но, тем не менее, не повод выплёскивать горечь страданий на головы случайных прохожих  (Таблички в "больших" горах - это другое, там вокруг только свои). По мне, так это неуважение к затаившемуся вокруг некрополю. Пожалуйста, оставьте в покое своих и чужих мёртвых!

- Так бы и сорвал такую доску, и колотил бы ею по башке того, кто ее повесил, пока он не испустит дух, и тогда я похоронил бы его, и водрузил бы эту доску над его могилой вместо памятника…

Джером К. Джером, он же просто “Джи”.

- А я бы не только бил того, кто прибил такую доску, но заодно перерезал всех членов его семьи, всех его друзей и родственников, потом сжёг его дом, а когда всё выгорит дотла, с удовольствием спел бы на пепелище комические куплеты!

Сэр Сэмюэль Харрис.

Сорри за скрежет души. Когда вижу подобное, с трудом сдерживаю желание поступить так, как рекомендовали вести себя с "запрещающими" табличками на Темзе уже не раз (и не два…) упоминавшиеся на этих листочках герои "Трое в одной лодке, не считая собаки". Краткая лестница вниз, в полутёмный зал. Весело и игриво поблёскивающие глаза вековечных луж. Правую лужу я помню: уже лет восемь прошло, всё равно помню. У неё глубина чуть не на полголени, и она находится именно там, где нужно стоять, чтобы красиво сфотографировать кособокую дыру-окно, сквозь которую льётся широкий поток расплавленного солнечного золота. Расставляю ноги ещё шире штативьих, чутарик приседаю и, ощущая себя распростёршейся над фаянсовой вазой биде чистюлей, плавно утапливаю кнопку спуска. Киба-дачи - не самая комфортная стойка даже для не постигших первый десяток киу* каратек, чего уж там говорить о "выпуклых спереди" славянских бессарабских трёхдверных шкафах типа меня. Просаживаюсь ещё ниже. Терплю, делая второй и третий дубли: оно того безусловно стоит.

* Даже не подумайте путать пред-дан-ную** иерархию навыков восточных единоборств с "общеупотребимым в галактике Кин-Дза-Дза" ругательством.

** С придАным тоже не путайте!

...А теперь придётся повторить всё упражнение сначала. Потому, что выбравшийся наружу Олежка так модельно и контурно оживляет "мёртвую натуру" соседних утёсов, что указательный палец сам собой тянется “к курку”. Только сначала следует по-быстрому отогнать высунувшегося из-под моего локтя Мисти. Нет, уже не следует. Надо вписать его в этот кадр, вместе с прижатым к правому глазу фотоаппаратом, "растянуть" пространство в глубину, при этом не забыть уронить на полтора стопа экспозицию, делая сочнее краски и отправляя самый передний план в полностью лишённый деталей силуэт... Всем спасибо, все свободны. Нет, стоп! Тимофей Анатольевич, команда была сидеть! И повернуться по часовой стрелке вокруг сфинктера кундалини на сорок пять градусов. А мне абсолютно по Байеру, что тебе солнце в левый глаз светит! Помедитируй о чем-нибудь на Седам-Каю, пли-и-из. Я тебя за это... Гм... Вот оно! Вчерашним горохом угощу.

Самым нижним, многокомнатным ярусом высеченной из цельной глыбы "многоэтажки" всерьёз заинтересовались только Олежка и Тимофей Анатольевич. Я сполз четвертьвитком стёртой до неразумного предела лестницы им вослед больше во имя смены ракурса на долину, чем дополнительного утверждения в мысли, что те, кто называет этот уровень тюрьмой, видят мир точно так же, как я. Да, дверные проёмы в полный рост. И потолки не по-застеночьи высоки. Всё потому, что изначально задача ставилась вельмож супостатких во славу выкупа содержать, а не души их клаустрофобической эпитимьей* нежить. А "краткосрочных" средневековые "гуманисты", небось, чик-чик ятаганом без суда и следствия, да в коллективное захоронение, что на юго-западном плече мыса стылыми пещерами и склепами распростёрлось.

* Пресмыкаясь с хилой свечой в безбрежных подземных чертогах Киевско-Печерской Лавры, помню, удивлялся кельям, замурованным до маленького круглого окошечка, - логистику еды да ночного горшка поддерживать. Так вот. Даже там исходные двери "стандартных" размеров - если в тонкую паутину трещин штукатурки внимательно всматриваться - проглядывали. Потому, что заставь зодчих любых времён и народов через "кроличью нору" восемь кубов скального грунта изымать, так они, не ровен час, самого горе-работодателя в той недокопанной келье упокоят по-тихому...

Пять одинаковых клетушек-камер, выходящих в центральный зал с единственной колонной и смежная комнатёнка чуть меньшего метража смотрели на мир двумя скруглёнными прямоугольниками окон-глаз. Стены Элли-Буруна и противостоящего ему Чишма-Баира смыкались без малого полностью, оставляя в видимости маленький кусочек Каралезской долины с едва приметной серой леской асфальта, пятнистые, как инопланетный жёлто-зелёный ягуар, островки леса, да перепаханный камнезём полей балки Джан-Дере. В необъятной прямоугольной луже поблёскивала радужными разводами чёрная с бурым отливом вода. Это, что ли, тухлое безобразие специалисты от археологии позиционируют как "встроенную", сиречь, вмурованную, базилику?.. Заинтригованный чехардой воздушных масс, я шагнул на тесный балкончик, приладил камеру на штатив и, затаив распирающий грудь восторг, два раза подряд утопил курок".

Облака медленно расправлялись: так расправляет когтистую десницу снежно-белый кошак, собирающийся в охотку потоптать любимый плед. Вот только вместо острых когтей небо топырило и плющило некое подобие лап гекконов, обожающих прогуливаться по потолкам бюджетных гестхаусов Ливингстона и Анлонг-Венга. Юркая мысль прыгнула, меняя проекцию, дистанцию, ракурс, взвилась в небеса, всё ещё украшенные мягкими рассветными пастелями, и я вдруг вспомнил, где именно нахожусь. "Мизинчик" гигантского медвежьего следа, говорите? Как давно выкопал я в Сети это сравнение? А может, оно и не из Сети вовсе? Какая разница... Удал Тешкли-светлость-его-Бурун. И на рассветы щедр. Вон, Мисти один за одним поясные портреты шлёпает, даже на шести кадрах в секунду за ним молниеносным не угонишься. Мерлин, напротив, как положено уважающему себя магу и волшебнику художнику пейзажисту, нетороплив и раздумчив. Сосредоточенно вращает “молитвенные” колёсики на приаттаченном к ясеневому посоху дюралевому "триффиду" Canon-е.

Неровные, как зубы голливудского зомби, утёсы массива Чардаклы тем временем утрачивали последний на сегодня контраст. Перистая облачность стремительно выцветала на пробудившемся солнце, осыпаясь на Крым невесомым туманом, будто мёртвыми лепестками увядающих роз. И без того не фанатичный, зефир заблудился средь пушистых колосков травы, вымахавшей по периметру давным-давно осыпавшегося раскопа, растопорщившегося откормленной амёбой по границе ярко-зелёных, но от этого ничуть не менее непролазных чигирей. Прибой из невидимых волн тепла, ритмично накатывающий с востока, заливал каменистые тельца переплетённых тугой косичкой троп. В старой крепости сделалось тихо-тихо: Мангуп замер в засаде подстерегающим  добычу хищником. Казалось, он ожидал от нашего визита чего-то большего, что ему точно так же неприятен наш поспешный исход, как мне - возвращение в лагерь.

Трое суток в год - не самое щедрое подношение весёлого и стремительного на язык Олежки. В раздумчивом молчании мы перемещались вдоль иерархии пещер при-воротного (не путать с зельем...) оврага Капу-Дере. Если сильно наклониться над обрывом, чтобы бросить взгляд назад, становилась видна колёсная дорога, нежно-шафранной удавкой стягивающая основание Дырявого мыса. Сам мыс напоминал угол таврского погребального ящика, только не стандартного, каменного, а почему-то просто деревянного, из самого уголка которого кто-то вытащил один-единственный, квадратный в сечении кованый гвоздь. Из-за кудлатых зарослей шибляка выступал самый гребешок Цитадели, сложенный из неплотно пригнанных друг к другу блоков ракушечника. Всмотревшись в его характерный абрис, я вдруг потянулся мыслиями к некоторым особенностям национального жилищного строительства.

В среднем по двадцать пять слоёв камня на каждые девять метров высоты?!! Да уж не Мангупская ли это княжна Мария выболтала на ложе любви Штефану Третьему "правильный размерчик" котельцовых блоков для наружных стен 1250х400х400?!! ;-) Не успел как следует развить эту мысль, как в кустах справа зашуршало: давешний "дикий мангупский кот" искал, где бы лопнуть с брызгами обходил дозором свои охотничьи чревоугодья. Цитадель тем временем заслонила полмира и "зодческие" помыслы сместились на второй план - меня всегда нервировало, что центрально-симметричный октагон древней базилики так непростительно далеко отстоит от крепостной стены. Душой понимаю, "опиуму для народа" во время баталии на “передовой” делать нечего, но сердцу-то фотографа хочется собрать воедино и фундамент, и донжон в единую, устойчивую композицию! Придётся согласиться на передний план из зарослей шиповника, усыпанного "кровавыми капельками" плодов... Тимофей Анатольевич, тем временем, пулей взлетает по ступенчатой грани стены, но очень скоро сползает обратно на грешную землю: не та высота, чтобы радикально расширить горизонты восприятия Мира...  

* * *

Бивуак встречает нас сонной тишиной и разноцветными куполами разомлевших на солнышке нейлоновых "черепах". Кипятим жидкое, запариваем порошковое, нарезаем сырокопчёное. Запиваем растворимым сублимированным. М-дя. Это вам, вестимо, не “Taj Pamodzi Hotel”, с его лентами бекона длиной в ладонь, свежими овощами на пару в стиле "mexicano", эверестами сарделек, тушёными в пикантном соусе куриными окорочками, "omelette with everything” (то есть, с помидорами, зелёным перцем, ветчиной, шампиньонами, зеленью...) и специализированным трехгранным ножом для индивидуального ковыряния огроменной головки самого настоящего, итальянского пармезана… Но для Мангупа, да ещё с раннего утречка, - потянет. А вот слежавшегося в толстый восковой блин гороха, по-моему, сегодня не изволит даже котейка. Что ж, достанется птичкам.

Прощай, наш Икар. Не поминай лихом. Сегодня мы меридионально противоположны: твой путь лежит строго на север, в Залесное, наш - навстречу югу, Турции, Бабулгану и Мачу… Давай, что ли, на прощанье потискаемся? От Олежки пахло сигаретами, лосьоном после бритья и неприлично свежей футболкой. А теперь лицом к рассвету, и марш-марш, искать Мышиную Щель, нору, или как её там, будь она троякожды проходима. Первый подход к южной стене Баба-Дага закончился, собственно, стеной. Переступив через пару трапанов и стандартно-укороченных могил - с подогнутыми коленками феодориты своих мёртвых, во имя строгой экономии на махании заступом,  хоронили? - мы сместились еще восточнее. До синего флажка на GPS, где я провожал "Балтикой" драконов закат, оставалось не более пары сотен метров. Как высоко там придётся падать, я помнил прекрасно, но судьба распорядилась иначе.

Узкий провал явившейся из ниоткуда расселины был отмечен указателем "Южный Монастырь". Столпившись в створе у хаоса обломков размером с добрый легковой автомобиль, мы принялись рассматривать оперативные перспективы. Чахлая тропка шмыгнула вниз мышью, спасающейся от зубов голодной лисицы. Почему "Мышиная щель" теперь не вопрос. Какие-то добрые люди изваяли в самом "лабиринтистом" месте обвала лесенку в пять высоких ступеней. Несмотря на изрядную увесистость формирующих её брёвен, что-то, позже рухнувшее сверху, изрядно прекосило конструкцию по диагонали. Ноги то и дело съезжали по полированным ступеням влево, рождая острое желание сбросить рюкзак, и пусть хоть "Викториноксом", но наковырять глубоких засечек во снижение вероятности левитирования спускающегося следом за мной Алика. Ибо ударная волна от адронной коллизии двух "тюбиков" влёгкую могла привести к обрушению не только аварийной лестницы, но и самого плато Баба-Даг впридачу.

Следом за Аликом на минимальной дистанции следовал тандем из Мисти и Мерлина. Настолько серьёзных и  сосредоточенных лиц я у них не видел даже в мгновения начисления знаменитого глинтвейна ХАМмера. Ниже лестницы всё становилось просто и очевидно. Вырвавшись на оперативный простор развилки, украшенной развесистым кустом чертополоха, "генеральный штаб" постановил: уже десятилетие как самозахваченный "братвой во Христе" (и, как следствие, подвергшийся оголтелому вандализму изощрённому послушническому "моддингу") Южный монастырь выпадает из сферы внимания проекта. Мы свернули налево, мелкой рысью проломились через густой кустарник, и белая, как морская пена, тропа, радостно распахнула нам навстречу пыльные, немилосердно скрипящие на зубах объятья.

Есть такой декоративный офисный прибамбас: тончайший песочек меж двух слоёв стекла полосатыми дюнами осыпается. Под ногами было практически то-же самое, но не "Дядя Ляо, Маде ин Чайна", а Незалежное, в самом, что ни на есть, натуральном масштабе. В крутизне и динамике спуска было что-то удивительно родное и знакомое. Я напряг извилины - точно! С лёгкой скидкой на цвет и тонкие нюансы фактуры материала, под ногами получалась сокращёнка от Екатерины к Лучистому. Только белая крошка, моментально выкрасившая обувь в свадебные оттенки, была куда как безопасней рассыпавшегося на составные части конгломерата, на каждом шагу норовящего превратиться в своенравный скейтборд. Тут я снова вспомнил о новом хобби Олежки. Как душевно, должно быть, попорхать над этим склоном на дельтаплане.

Тропу мотыляло по рельефу густо уложенными галсами. Отставные яхтсмены, что ли, здесь бейдевиндам да бакштагам тренировались? Изначальное "да тут рукой подать до деревьев" медленно, но целенаправленно выливалось в пролонгированное потение на солнцепёке. Белый отражатель бесконечной осыпи концентрировал излучение Солнца, что магнетрон микроволновки на перевязанном шёлковой нитью куске шпигованной свинины. В небольшой запруде, к которой мы, отплевываясь и тихонько матерясь, съехали на перекур, не плескалось даже жидкой грязи. Вот такая хреновая осень. Мангуп "со стороны пятки" оказался вчетверо крат более величественным и неприступным. Ни малейшего намёка на Мышиную щель и Южный монастырь: как будто с зачитанных до дыр страничек конан-дойлевских новелл в реальность выплеснулась загибающаяся подковой стена Затерянного Мира... Отпустить, что ли, к новому сезону бородищу лопатой, как у профессора Челленджера, да штурмануть Мангуп-Кале по стрёмной каменючей лестнице на биссектрисе цитадели и Мышиной Щели? Уже сколько лет, с опаской почёсывая репу, к ней присматриваюсь…

Долина А-ки-дым-рассеявшегося-Чохрака оказалась значительно шире ожидаемого. Впечатление усиливалось пологостью склона возвышенности, на которую мы только что начали помаленьку карябаться. Грунтовок вокруг змеилось видимо-невидимо. Прямо как в анекдоте про неопытного брадобрея, наотмашь полосующего лицо клиента опасной бритвой - "опять ничего не получилось!" Видимость металась от поворота до поворота, с незаметной паузой на принятие решения на развилке. Взявшись ветвями за ветви, корабельные сосны вплетали в небо по-африкански ажурные косички из хвои, а стволы, завивающиеся непокорными чубами коры, водили сложные, нанизанные друг на друга гипотрохоидами хороводы. И не было их пахучим владениям ни конца, ни предела... О шишках вообще разговор особый. Заручившись высочайшим благоволением законов Хаоса, они выплёскивали на дорожное полотно настолько изысканные и без остатка растворяющие в себе картины, что у столпов мирового абстракционизма не оставалось иного выбора, кроме как погибнуть от ураганной амфибиотропной асфиксии, аминь им во веки веков.  

Увлёкшись игрой света в прорехах хрустящих чешуйками теневых картин, мы и сами толком не заметили, как отшлёпали первые двести метров набора высоты и вплотную подобрались к безымянной отметке 506 метров. Справа народился внушительный овраг. Слева - загроможденный буреломом и огромными глыбами взлёт. Впереди - неразличимая за густыми зарослями вершина Бабулган. Неугомонного Мисти терзали смутные сомнения. "Планово" мы отдыхали всего каких-то четверть часа назад, а тут, неподалёку, в распадке, ныкается источник из категории SGB, то бишь, "бес его знает", насколько полноводный по осени. Ну, беги, беги, дорогой, на свой Текне или Текен, как его симферопольская СоюзКарта исковеркала. Иначе ведь маковки всему штатному составу проклюёшь, как Золотой петушок - царю Додону верховный жрец ацтеков, избавляющий своего соплеменника от засевшего у него в голове злого бога Теткацлипока... Да-да-да. И водички, водички нацедить нам холодненькой не забудь, если вдруг вышеупомянутый "ЭсГэБэ" своего сомнительного статуса не оправдает.

Перехвативший нас в верховьях ручья Су-Аткан егерь рассекал просторы на подлинном шедевре генетиков от автопромышленности: джип-кабриолет благородного тёмно-аметистового окраса, водружённый на полноприводное шасси от квадроцикла, да с объёмистым багажником, до самых бортов забитом пятидесятикилограммовыми мешками с цементом. “Перехват нарушителей” состоялся на взлёте склона, так что рёв по лесу стоял просто апокалиптический: будто из забвения прошлого явился самолично Тираннозаурус Рекс. В контуженом почтении мы плечом к плечу выстроились вдоль левой обочины, где были подвергнуты внешнему осмотру и тщательно “провентилированы” на предмет браконьерской стрельбы в лесу. Доклад, что охотнички "шалили" только в окрестностях Каралезских высот, был пропущен мимо ушей, и чрезмерно голосистый монстр (я о Росинанте, а не Дон-Кихоте в камуфляже), вызывая приступ пресветлой зависти, приёмисто похрустел валежником в горку. Куда уж нам лошадиными силами* на пересечёнке меряться...

Лес портился. Ещё четверть часа назад окружавшие нас вековые буки и грабы пластично растворялись в буйном подросте кизила, боярышника и лесного ореха. Выглядело это так, будто зловредный арахнид бессистемно оплетал мир гибкой и хлёсткой деревянной паутиной. Дорога начала петлять. И без того не особая, видимость сократилась до десятка метров. Топая в ногу с Аликом, я не мог видеть ни гарцующих впереди Тимофея Анатольевича с Мисти, ни Мерлина, отвлёкшегося на фотографирование луж, засыпанных золотой листвой. Встопорщившись рёбрами угловатых каменьев и прибавив крутизны, грунтовка забрала правее. Казалось, секунда-другая, и перед нами распахнётся панорама на север. Я совсем уже изготовился прищуриться в видоискатель, как путь преградил прямо-таки высокохудожественный завал дороги. Подобными инсталляциями народные мстители политических режимов “гоп-стопили" карательные команды и... всех прочих недальновидных толстосумых прохожих.

Вдали раздавался топор дровосека прямо по курсу, вереща выводком одновременно подраненных хрюшек, сражались с твёрдой древесиной не жалеющие зубов своих бензопилы. Обойти "засаду" по лесу оказалось той ещё глупостью. Мы оказались в самом сердце вырубки и, куда рюкзаком не сунь, утыкались в ветки, утрамбованные весом поверженных деревьев в единую непроходимую массу. В первую очередь это безобразие касалось самой дороги. Ощущение, что древозаготавливающие селяне тупо браконьерят, и этим незатейливым, но крайне эффективным манёвром обороняются от превосходящих сил “моторизованного” противника, пришло и укрепилось. Буквально ногтями и зубами процарапывая путь в зелёном лабиринте Минотавра, не отрывающий взгляда от спутниковой "ниточки Ариадны" Мисти  вывел нас, наконец, на призовую полянку.

За непроходимой делянкой рослой ежевики, игриво помахивающей нам хлёсткими пальцами, ощетинившимися загнутыми фиолетовыми когтями - похоже, у некоторых сегодня карма такая - садо-мазо-чигирями шариться - возвышались богатейшие кусты кизила. Крупного, с фалангу большого пальца, и сладкого - пока только на вид - как выдержанный майский мёд самой первой качки. Удерживая рюкзак за лямки перед собой - да здравствует кордура! - мы цепью ринулись на приступ. Кизил - ТАКИ ДА!!! - оказался спелым и безумно сладким. В мир выплеснулось и раскатилось гулким эхом продолжительное чавканье. Укромное местечко для рюкзаков обнаружилось тут же, в буйном кустарнике. Только окончательно больной на всю голову (при полностью-то объеденном кизиле!) полезет сюда шариться… Эй, эй, любезнейшие, "пивденнобережный"  перекус зацепить не забудьте!

* * *

К заветному колодцу Каднотар Мисти выводил нас в лучших сусанинских традициях. У меня язык прямо чесался "mowiena v jezyku Polskim". %-) Откуда только накопилось на единственном километре пути столько поколенного тёрна и прочей, более высокрослой гадости в и без того колючих репьях? В энный раз поднырнув под распластанные параллельно земле ветви, мы пересекли красиво оформленное буро-фиолетовыми глыбами сухоречье, траверсировали диагональ длинного склона, спустились в небольшую ложбину конической формы, до самых краёв засыпанную сухими листьями и торчащими из них чёрными пнями. Безмолвный страж всё ещё невидимого колодца поверг меня в трансцендентный шок. В развилке сухопарого дерева... Нет, не дерева, а вертикальном обломке выбеленного дождями и временем ствола, висел, слепо пялясь на нас чёрными дырами выклеванных вороньём глаз, повесившийся барсук. Огромный, распухший, почти с откормленного спаниеля. 

С чего полосатомордую зверушку занесло на высоту человеческого роста, и что заставило сунуть голову в смертельную ловушку, я подробно изучать не стал. Тошнотворно-сладкая вонь перехватывала горло и гнала прочь, убивая на корню не только желание напиться из мирно зеленеющего неподалёку каменного зева Каднотара, но и модный тренд отобедать на вершине Мачу. Не уверен, от чего или кого так профессионально пытался оторваться Мисти, но от злополучного колодца и до самой вершины Мачу ни единого полунамека на тропу или самую заброшенную лесовозную дорогу не объявилось. Морально и физически устав от постоянных наклонов, перешагиваний и корней, об которых хоть по одному разу, но запнулся каждый из присутствующих, я стал воспринимать Мачу не обещанием срывающего крышу Вида, но исконным врагом человечества, этакой бубонной чумой пополам с мутировавшей от синтетических антибиотиков холерой. Какого Байдарского водохрана меня туда несёт?!!

- Кэшью звучит почти как "фак ю"!

Из размышлений Алика на горе Мачу.

На сегодняшний день я наблюдал "генеральный” севастопольский резервуар уже с трёх сторон света: с юга, востока и севера. С каждого ракурса он был немного иным, текучим, как "психологические" картинки на марлевой маске Роршаха в "Хранителях". Самым удачным был и оставался ракурс с Сарпахи: лишь оттуда блестящая, как ртуть, двукрылая гладь становилась похожа на бабочку-махаона или... вытоптанный на окружённой холмами поляне стилизованный логотип Бэтмэна. С Мачу южное, большее крыло прекрасного насекомого как бы усыхало, а разделяющий водохранилище бежево-зелёный полуостров, протянувшийся вдоль параллели от Россошанки в направлении Озёрного, неприятно усиливал это впечатление. Кроме того, зрение постоянно цеплялось за бетонные щиты двух плотин, и широко распахнувший длани свои Бэтмэн становился упакованным в корректирующую сращение костей систему профессора Елизарова. Нештатный режим приземления у нашего Бэтмэна, приключился, ага…

Пока Алик с Мисти наперебой вытряхивали из "набрюшных" котомок нехитрую снедь - сыр, колбасу, шпроты, татарскую лепёшку и неизменную мерлинскую посудину с адской смесью кешью, кураги, фундука и изюма - я сменил оптику на длиннофокусную и продолжил сканирование бесконечности, данной нам в ощущениях. Мачу, несмотря на внушительную высоту, не подносила ощущения театрального балкона. Приходилось изо всех силёнок вытягивать шею, как на самых тыловых рядах партера: очень уж хотелось рассмотреть полюбившуюся с первого взгляда Багу, но рыжая бестия застенчивая амазонка пряталась в лесах межгорий Кучук-Топшанар и Сюндюрлю-Каясы. Маленькое скалистое чудо - Узунджа - тоже в упор не желала подниматься на подиум, терзая сердце ностальгией по рассматривающим тебя россыпью паучьих глаз каменным ваннам, поющей песком и ветром подкове Сухого водопада, драматичном выступе, на котором так приятно раскинуть руки крестом в предвкушении  короткого, но незабываемого полёта.

Сарпаха была и оставалась Сарпахой, и я не стал особенно заморачиваться. Удели я ей внимания толикой больше, не ночевать нам завтра на Орлином залёте. Слишком велик был искус двинуть через Ай-Димитрий на Чайный домик, а оттуда на юг, к заветной отметке 1065 метров, на которой мы ещё ни разу единого не ошиблись с "правильным" мега-закатом... Да и портвейн на Сарпахе пьётся как-то по-особенному душевно. А если по дороге куда следует "брякнуть", то сэр ХАМмер с шинкой Санычем подтянуться на весёлый огонёк не побрезгуют. - Выдыхай, бобёр, выдыхай. Тебе по-моему, уже хватит! Короче говоря, Сарпаху тоже проехали. А Главная гряда танцевала сальсу в дрожащей дымке полудня, к широкому лезвию Ильяс-Каи с грацией хищника подкрадывалась стая иссиня-чёрных и бугристых, как пенобетон, кучевых облаков... Эх… туда мне тоже прямо сейчас мечталось.

Развитие сюжета всецело подтверждал всего минуту как завершившийся сеанс связи с Светиком из Владимира. Она с "группой старших товарищей" стремилась на День Туриста от Черноречки и Сарджика, но штормовое предупреждение завернуло "неокрепшие умы" в "чудесный домик в Алупке", как определил бы бытовые условия капитуляции дремлющий под бесконечный регтайм железных колёс дядька Тахир. Ну и ладно. Ну и пусть. Если штормовые облака юго-востока не надумают поторопиться, в самый аккурат закат украсят. Что же до Светика и Симеиза - так кому и надо?!! Мы её, между прочим, с самого начала с собой приглашали! Даже соотечественникам отказать в "соучастии" из-за этого пришлось... И вот вам результат: ни Светика, ни молдаван... Давай, Алик, по глоточку? За тех, кого сейчас нет с нами. А вот ручонок шаловливых, гражданин-товарищ Мисти, к незалежному салу тянуть не моги! Во всяком случае, до тех пор, пока мы тут среди себя им не отоварились. Если на рижские шпроты в маслице - обменяем без наводящих вопросов!

Досмотрев до финала панорамное кино про Байдарские ворота, Челеби-Яурн-Бели, Куш-Каю и Кизил-Каю, мы подчистили остатки провианта и, озаглавившись самым достойным из доступных чигиристов - Мисти - стадом не ведающих поражений кабанчиков затеяли таранить не успевший озолотиться лес, выцеливая азимут на истосковавшиеся по верховой езде рюкзаки. Взнуздавшись, порысили дальше. Не возьмусь утверждать почему, но плоский и короткий рейд от Мачу до Бечку выпил из меня всю кровушку и волю к движению. Скорее всего, виновато полное отсутствие цепляющих взгляд мелочей: ни мшелых пней, ни топорщащихся из листвы чёрных каменных рёбер, ни воздушной перспективы. Один лишь светлый лиственный лес, да встречные грибники и матрасники. Развлечений если и набежало, то исключительно у нашего лидера: непоМИСТенных родников вдоль дороги таилось видимо-невидимо.

Подчёркнутой спортивностью фигуры (Пузко, говорите? Да вы посмотрите внимательно на нас с Аликом. Вот это - ПУЗКО!), готовностью непрерывно двигаться и удлиненным носом Мисти напоминал пойнтера, учуявшего лисий выводок. Его так колдобило по соседним оврагам, что я всерьёз начал опасаться в своевременном прибытии на злополучный Сандык. Почему злополучный? Да потому, что слишком резво неслись наперерез Солнцу обрюзгшие и тяжёлые, как самородный свинец, кумулонимбусы, пожирая синеву неба с тщанием добравшихся до любимой кормушки свиноматок... Торопиться становилось некуда и, скатившись на хоронящийся в густых зеленях перевал Бечку, я, не особо раздумывая, променял коллективный хадж за водой на  болтологию со словоохотливым рулевым светлобежевого бусика.

Изогнувшаяся шеей выпи дорога на запад была кровожадно перерезана полосатым ятаганом провисшего под собственным весом шлагбаума - Вах, баюс, баюс! - с пугательной (Ворд здесь вполне разумно проснулся, чтобы предложить замену на "ругательной"...) табличкой "Пожароопасный период, штраф 500 гривен". Резонно рассудив, что сей грозный артефакт рассчитан на запуганных цивилизованных автомобилистов - Иритой клянусь, взобрались сюда от Новобобровского, по восточному притоку Баги, и никакого-растакого шлагбаума по пути не встретили - Бла-ародные Доны поспешили ввязаться в затяжной подъём на Пампук-Каю. Это как так не затяжной? Ещё какой затяжной! Если Мисти опять по следу очередного мега-секретного родника дёрнуло, остальным куда торопиться? Мы финал уж и так затягивали, и этак растягивали. Но места вокруг пошли сплошняком знакомые, и вот она уже, поросшая редкими деревцами каменистая лысина, что дарит вышибающую дух панораму полусферы Мира...

Взваливший на себя лидерство Алик не успокоился, пока из-за перегиба склона не вынырнула Ялпах-Кая,   каменным водопадом стекающая в направлении Поляны, и крайне негостеприимный из-за окутавшего его плотного сумрака Сандык. Пусть флегматичное солнце время от времени и продиралось сквозь плотные тучи, не было в нём ни способного согреть нас тепла, ни достойного украсить зубчатую стену красавицы-Бойки света. Баловство одно, а не уважающий себя закат. Единственный стимул двигаться вперёд подморгнул розовым в последний раз и канул раскалённой слезинкой в малахитовую хлябь леса. Мгновенно похолодало. Неподвижный воздух, казалось, набухал грядущим дождём. Дождавшись завершения сеанса связи Алика с домом, я расставил красноречивые сети в пользу ночёвки на Пампуке. Типа, отказавшись от счастия обрести "двухслойный" бутерброд с маслом передний план в виде Сандыка и Ялпаха, в случае позитивного расклада облачности поутру будем в бешенстве драть шерсть не только на головах, но и на всех прочих... гм-м... волосяных покровах тела.

Что не могло не радовать, обсуждение наживки с полуоборота покатилось не в сомнительное "да" или "нет", а прямой наводкой к "где именно". Мигом прикусив язык - во избежание выболта сокровенного желания "да прямо здесь!" - я на морально-волевых вразвалочку потрусил на запад (Пусть они думают, что искать удобную полянку с кострищем). Ну, выгляни для меня ещё разочек, Солнышко! Здесь такая развесистая скумпия на краешке утёса притулилась, окунуть бы её по макушку в твои горячие, живительные объятья... Нет ответа. Только скрежет  каменьев под треками, волчье подвывание выползающей на Бечку "транспортной единицы", липкие пряди паутины на лице да серо-голубое тесто облачности, замешиваемой чьими-то крепкими, невидимыми ручищами. Лес становился всё теснее и гуще, чаще заставлял кланяться. Я плюнул, и развернул натруженные за день стопы в направлении Хранителя рюкзаков.

Не скажу, что Мерлин с Аликом присмотрели что-то выдающееся. В прямой видимости от дороги, уклон на грани скатывания на соседа, теснота, и еще пеньки такие гадские - сантиметров по десять - чтоб было обо что в темноте наотмашь спотыкаться. Валежника из-под палаток выковырялась неслабая куча, но о костре не могло быть и речи. Когда вокруг столько листьев и сухого мха, палатки горят со скоростью пятьдесят долларов в секунду. Пообщавшись под шумок примуса, в какой из палаток жить бомжу Агроному оставшемуся без жилья Мерлину (Олежка, сославшись на грядущие непогоды, ухомячил палатку в Коктебель) мы захряцали макарон с как всегда неотразимой тушёнкой Алика и, окончательно удовлетворенные собой - шестнадцать километров в день тоже результат - позёвывая на зависть бегемотам рассредоточились "надышивать"  конденсат. Не прошло и сорока минут, как зарядил неистощимый в своём геморрагическом занудстве дождь…

День шестой