День 6, 30 сентября.

Перистальтика Орлиной Хляби.

Трек: г. Пампук-Кая - ур. Ховалых - г. Орлиный Залёт.

- На турбазе вам с радостью предложат:  КОНИНГ, ЛОШАДИНГ и УАЗИНГ.
- А как же ГРЯЗЕМЕСИНГ??? Непорядок. ФХАПХАЛ!!!
- Будет тебе ГРЯЗЕМЕСИНГ. А так же костёринг и даже глинтвейнинг.
- Ну, глинтвейнинг - это исключительно если появится ХАМмеринг!

Из переписки Бобуса с Тимофеем Анатольевичем.

Глава шестая, в которой есть место подвигу, завывает ветер и матерятся Коты,
число коих без видимого труда достигает Восемнадцати.

"ВОПЛЯ ДУШИ ВОСТОРЖЕННОГО СВЕТОПИСЦА" НЕ СОСТОЯЛОСЬ. Рассвет не взорвался сказочным многоцветьем, не залил осеннее небо нафтол-оранжем, искристым пурпуром и ослепительной киноварью. Погружённые в угрюмую дрёму неподвижности вершины и отлогие склоны куэст заботливо и нежно укутывала всё ещё буйная зелень дубов и не по породе развесистой лещины. Редкие звуки утопали в непроглядном чреве тумана, как мелкие разменные монетки в зеркальной глади фонтана, которому посчастливилось оказаться отстроенным в "горячей точке" паломничества туристов. - Припечатав к клетчатому листку заключительную крапку многоточия, я выпутал из растрепанных Бла-ародных седин Петцль, пристроил его в нейлоновой колыбельке над головой и, благоговейно повесив на шею нательный крест GPS, без энтузиазма принялся одеваться.

Мне не требовалось высовывать нос наружу, чтобы убедиться, что всё отвратительно. Минорная морось шлёпала по оранжевому куполу палатки с упрямством склёвывающей дармовые крошки стаи рыночных воробьёв. Звуки разбегались по поверхности пространства осязаемыми упругими волнами, формируя локальные максимумы и минимумы панорамной картины, как будто палатка внезапно превратилась в диффузор широкополосного студийного аудио-монитора. Редкие шлепки сырых листьев, протяжный всхлип тонкой валежины под тяжёлым "Доломитом" успевшего первым окунуться в “водный мир” Мисти. Мы не стали бормотать друг другу "доброе утро". Cмысл этого был подчистую смыт и унесён навстречу матери-Земле не удержавшимися на гидрофобной поверхности штормовок капельками небесной влаги.  Лазурно-горячее сердце примуса подарило страдальцам островок тепла и две плошки комковатого клейстера: и овсяные хлопья с фруктами, и порошковое пюре с суджуком в предутренней серости выглядели одинаково скверно.

Выдвинувшись на полкорпуса из нейлоновой пещеры, Тимофей Анатольевич задумчиво жевал сырую "Мивину". Более разумные Крыманьяки не появлялись вовсе. Но в их палатке определённо шуршало съедобным. Заставив себя нащупать в самом изголовье фотоаппарат - дно палатки было холодным и чуточку влажным - я закрутил круг почёта, а затем сунулся объективом в одёрнутый полог соседей. Жёлтая пенка была щедро закапана маслом ставриды, а "пограничье" - сиречь контрольно-следовая полоса вокруг газовой горелки "Ковея" - заполонена бутербродами.  Третий-четвёртый день пути самое благодатное время для любования небритостью главных персонажей. Алик с Мерлином не были исключениями из правил. За вычетом красно-синих униформ с белыми серийными номерами, им смело можно было проходить кастинг на съёмки "Утиных Историй", на роль давно засидевшихся на цугундере Братьев Гавс. Скажите "сы-ы-ыр"... 

* * *

Воспользовавшись минутой покоя, я рысью гарценул к восточным обрывам Пампука. Вместо Поляны и Богатого Ущелья - ноль по всей харизме лица. Облачность можно было раздвигать руками, а оглушающую тишину хотелось размешать чайной ложечкой из циркония*, как особенно жирный и густой био-йогурт. Нежиться на границе Земли и Неба, конечно, очень здорово и крайне романтично. Но, хорошо бы не тянуть со сборами, ибо если то, что вверху, сейчас с особым цинизмом прохудится, то, как говаривал рыжий Рэд Шухарт, "никто не уйдёт обиженным". ЁКЛМН. Уважаю Алика. Третью минуту обхожу массив, в котором установлены палатки, хоть убей, не могу найти лазейки, чтобы она обошлась без тёрна и прочего негостеприимного подроста. Пал на четвереньки, защитил голову капюшоном, вслепую пополз на  голоса, обсуждающие, внутрь или снаружи "найтовить**" палатки. И снова здравствуйте, джентльмены!

* Классно иметь родственников на "режимных" предприятиях России.

** Огромная просьба не путать морское "найтовить" - привязывать верёвкой - с молодёжным сленгом "найтовать" от слова night (ночь).

Перевал Маркур Западный казался той частицей военного полигона, где новобранцев-водителей многоцелевых четырёхосных "Уралов" тренируют боевым навыкам разворота во двориках минимально возможной площади с нанесением максимального урона произрастающим в нём цветочкам. Обойдя препятствие по едва удерживающим наш вес гребням меж глубоченными колеями, мы подобрались к доходяге-тропинке, уползающей на невидимый Сандык  по низкому туннелю из молодой поросли, и устроили "военный совет". С точки зрения жирной галочки и широко известной на Мангупском форуме концепции "если захотелось заковыряться в жопеня, иди и заковыривайся", следовало свернуть налево и... таки заковыряться. Но из страдающей острым недержанием атмосферы увесистыми каплями пролилось своё, сепаратное мнение, и мы ограничили радиалку навесом из вспоротой по всей длине трубы полиэтилена.

- А ну, встали, и бегом на Сандык!
- Так далеко меня еще никто не посылал...

Из беседы Бобуса и Альбертище на Пампук-Кае.

Что характерно, занудная морось прекратилась ровно через три минуты после выдвижения, но "возвращаться - плохая примета", "у каждого человека должно быть будущее", и всё такое... ленивое. Ещё через пять минут, чтобы окончательно подтвердить диагноз, кто здесь настоящие лошары, в прореху низкого и бугристого свинцового "потолка" обрушилось солнце. Мир - другого слова навскидку не подберу - взбеленился красками, заиграл гранёными алмазами осыпающихся с деревьев капель, отгоняя седые щупальца тумана в сумрачные подвалы буреломы урочища Алим-Бай-Отар. Затем так же внезапно - я едва успел отщёлкать серию "пристрелочных" кадров - бронированные двери несгораемого шкафа, хранящего летний полдень, без единого звука захлопнулась, отгораживая мир бесконечной и корпулентной, как Великая Китайская, стеной зятяжного дождя.

"Ничего-ничего, это ненадолго", - согревали себя оптимизмом Бла-ародные Доны, попутно стряхивая с бровей и носов полновесные дары неба. С каждой следующей секундой в лесу становилось всё холоднее и холоднее. Будто в далёкой оленеводческой Лапландии насилу выкарабкавшийся из постели Снежной Королевы Санта-Клаус быстро-быстро отрывал странички похудевшего за год календаря, коротая мгновения ожидания переливистых серебряных колокольцев наступающего на пятки Рождества... Дорога, оставив за спиной разлапистые верховья речушки Су-Аханде, притормозила у знакомого куста ежевики, возвещая прибытие в урочище Ялпах. Явно возрадовавшись, Мисти, не раздумывая, вывихнул трек круто влево и, после упругого марш-броска в горку, с хитрованской усмешкой дал отмашку в направлении чуть приметной просеки, ковыляющей в неизвестность по, в общем-то, пологому, но изрядно скользкому из-за листвы склону безымянного хребта.

* * *

Согласно стометровым ориентировкам "для служебного пользования", здесь когда-то пробегала наиболее короткая и логичная дорога на перевал Куртлер. Но где сейчас тот Генштаб? Растворился без осадка в концентрированной кислоте национальных интересов суверенных государств... Блюдущая принцип единоначалия грунтовка без колебаний последовала его примеру: не доходя до вершины Кара-Тепе, по самые глинистые обочины "ушла в партизаны". Медленно взбираясь на "Чёрное Одиночество" - как я про себя вольно перевёл этот топоним - не переставал удивляться меткости названия. Разросшийся до буйного неприличия подлес вперемежку с сухим ломким кустарником. Мшистые кочки и тёмно-каштановые венчики древесных грибов на крест-накрест набросанных вдоль дороги гнилых ветвях. - Что может выглядеть более заброшенным, чёрным и одиноким?.. Бесчувственный туман продолжал вылизывать липким слюнявым языком моё пылающее от усилий лицо. Это могло оказаться приятным, если бы в трещины кожи видавших виды треков не начала мал-помаленьку просачиваться замогильная сырость.

Сотня метров набора высоты. Седловина на передых. Плавный поворот на юг и опять вверх. Холодный ветер,  чуть постанывая трущимися ветвями, упругими волнами странствовал в пышных кронах вековых буков, с каждой секундой делаясь всё более яростным. В редких просветах листвы угрюмые облака пожирали друг друга, как озабоченные соответствием кровожадному имиджу глубоководные рыбы. Лопнув с оглушительным треском, обломилась толстая ветвь, круша всё и вся, пронеслась вниз и зависла, не коснувшись земли. Мы непроизвольно ускорили шаг. Липкое рыжевато-жёлтое тесто грязи неохотно продавливалось сквозь продолжающую осыпаться листву, медленно ползло вверх по обуви, всё ближе и ближе подбираясь к верхней петельке затянутых хирургическим узлом шнурков. Временами грязь становилась упругой, как плохо вымешанное тесто, в ней хрустели камешки, будто кто-то высыпал туда жменю плохо очищенных грецких орехов, а временами, наоборот, тянулась, как хорошо вываренная сливовая пастила.

Желающих в энный раз осмотреть встроенный в обветшавшую смотровую вышку деревянный тригопункт, венчающий собой зелёную вершину Куртлер-Богаз, вслух не изъявилось. Мы прошли ещё немного по хребту, и притормозили у вздыбленного в зенит корневища поверженного великана. Дождь несколько ослаб, но ветер продолжал безумствовать в кронах буков. Мне вдруг подумалось о взаимно вцепившихся в давно некрашенные волосья торговках: видел как-то такое "Маппет-шоу" на Центральном Рынке родного городка. Где-то совсем рядышком должна была сваливаться в урочище ещё одна "доисторическая" грунтовка, но старый лес нордически хранил свои тайны, а щемиться куда попало, нас задрало ещё на "азимуте" от Ялпах-Каи до Куртлера. Исходный вариант - срисованный с jpeg-ки на сайте Валентина Нужденко траверс северо-восточных обрывов Седам-Каи - в контексте фотогеничности шепчущей матерные серенады погоды рисовался ещё менее привлекательным.

Всегда выгодно отличающийся благоразумием в сомнительных метеоусловиях, Мисти уверенно забирал всё дальше и дальше к югу. Всё было понятно без слов: на Орлиный Залёт Бла-ародные Доны сегодня предпочитают путешествовать "нетленной классикой" ХАМмера. Четвёртую неделю как вступившая в свои права календарная осень в урочище Ховалых продолжала мешкать. Ни червонной позолоты вековых клёнов, ни окровавленных ладошек скумпии. Только острый, как крупный наждак, ветер, царапал лицо и уши. Да матушка-земля чавкала под треками жирной, мутно отблёскивающей грязью. Несмотря на слякоть, в урочище было настолько тихо и уютно, что я чиркнул в блокнот вторую галочку "заночевать в Ховалыхе". Мы сейчас были всего в каком-то километре от запланированного на сегодня Топшанара, но резона в радиалке не виделось никакого. На часах зависло два часа пополудни, но субъективно реальность тянула на верных шесть, обещая накрыть темнотой ещё до выхода на финишную прямую к Данильче.

Широким  радиусом выбравшись на дорогу, устремлённую к Чайному Домику, мы обречённо свернули на север и, отметивши улыбками знакомый "додуб", продолжили карабкаться на высоту 968 метров. Топать по хребту Кучук-Бабулган предстояло ещё никак не менее часа. Крутой увал справа, пологий сброс слева. Стройные и выверенные, как по калибру, серо-зелёные стволы буков. Жирный чернозём вперемежку с листвой и мелким гравием. Я недолюбливал этот монотонно-однообразный переход и в более радужные времена года, а уж сейчас, без распустившихся крокусов, без щебетания птиц и играющих в чехарду солнечных зайчиков... Эх, говорила мне мама, сиди дома…

* * *

Разлапистые глиняные вериги на ногах мало что вдвое увеличивали привычный вес обуви, когда дорога зарядила на спуск, они так и норовили отправить лыжника-неофита в свободное скольжение кубарем. Приходилось жаться к обочинам, где и каменья встречались чаще, и слипшиеся листья играли роль страхующих ковриков. На "Барской поляне" было тихо-тихо. От точки входа видимости хватало ровно до деревянных скамеек и неизменной во все времена года горы мусора. Разноцветными флагами развевались на ветвях обрывки полиэтиленовых плащей или тентов. Тесно обступившие заброшенный очаг цивилизации кусты тонули в белом молозиве плотного тумана. В такую мряку даже страдающий с бодуна изголодавшийся лесник себя-любимого на тропу порока оброка не вышибет. Получив по мордасам мокрыми ветками - на открытом пятачке у невидимого обрыва ветер практически сбивал с ног - я едва не приложился лбом о внезапно материализовавшийся из пустоты красно-коричневый крест.

Чтоб вас всех, разлюбезные братья и сёстры, на восьмой круг, да в котелок со смолой погуще. Так скоро в Крыму ни одной вершины-нехристи не останется! Сначала - бойкий старичок Йограф, теперь, вот, Орлиного Залёта черёд пришёл... Да-да-да, к "религиозным отправлениям" на популярных видовых площадках я отношусь точно так же, как к мемориальным табличкам, - от внутрисемейного геноцида до исполнения комических куплетов на могилах включительно! Вообще, ощущение пребывания здесь и сейчас было просто головокружительным. Спинной мозг чувствовал, что в каком-то полуметре начинается свободный полёт в неизвестность, но глаза наотрез отказывались верить этому ощущению. Может, стоит попробовать шагнуть, как Индиана Джонс, на невидимый мост? По-быстрому пробежаться напрямки до Бойки и обратно... Главное, чтобы свои же хлопцы не принялись сбивать на старте каменюками, убоявшись без девятизвёздного коньяка остаться…

Попираемый поколениями ног мокрый камень был скользок, как покрытый тончайшим снежком полированный мрамор, а уж грязевыми платформами... В пылу острых ощущений я этот элемент как-то упустил из сферы внимания, а когда осознал, раскорячился на треккинговых подпорках, что псевдоплоть* на своих крабьих ходулях. Сейчас мы аккуратненько на самую нижнюю полянку с кострищем спустимся, рюкзак у поваленного ствола сбросим, под палатку местечко застолбим, и жизнь определённо наладится. Нет. Не стоит мне предлагать пятачок, где Саныч для ХАМмера ночёвку с "видом из палатки" когда-то организовывал. Оттуда нас с Тимофеем Анатольевичем аж в самое Соколиное нахрен сдует. Ну и холодина же здесь: на три стороны света ветрам раздолье, не ровен час, пушистым инеем с ног до головы обрастём.

* Сия аллегория включена в текст в качестве маркера ”свой - чужой” для гарячих поклонников украинских ”Survival FPS”. Типа, хлопці, не шмаляйте, свои, свои! %-)))

Оценив технологичность сетчатых "рукавов" по всей длине стоек - с крючочками или петельками до завтра бы ковыряться пришлось, - я негнущимися пальцами распихал оттяжки в щёлки между корней, выцарапал с самого дна рюкзака спальник и, влегочную распушив самонадувастик, шмыгнул в "итальянскую крепость". И чего бы тебе, многоуважаемый Алик, было тридцать пять секунд назад не предложить зафиксировать юбку палатки  камнями?!! А ну, ленивая тушка, геть на свежий воздух. Вон там, у дальнего кострища, немного вакантных каменюк притаилось. Ах, жалко-то как, на новенькую юбчонку, такую оранжевую и почти ни капельки не измятую, вымазанные сажей обломки скал плюхать! А шо робити, сынку, когда так замёрзнешь - и чисто в грунт, как горнопроходческий комбайн последнего поколения, моментом забуришься…

Плотненько залёгши на тюфяки, мы какое-то время перепирались, кому идти за водой. Потом голоса экспоненциально затихли, остался один лишь ветер, и я незаметно для себя провалился в клубящееся глянцевито-чёрными, как сырая нефть, фактурами, безбрежье сна. Будильник раззуделся вибратором почти сразу. Вслепую нащупав врага, я поднёс его к лицу, открыл глаза и моментально зажмурился: ЕКЛМН, яркость-то такая зачем?!! - Темнота в палатке распростёрлась способная посрамить укутанное в дорогой бархат абсолютно чёрное тело. Снаружи продолжал стонать стволами ветер. Палатку било крупной, отчётливой дрожью: примерно такие конвульсии были у МакМерфи в "Пролетая над гнездом кукушки..." после сеанса электрошоковой терапии. Простите, сколько-сколько? Четверть седьмого?!!! К восьми, согласно регламенту, встреча с “ходоками’ из Севастополя, а у нас с дровами и водой "воз и ныне там"!

Как это, кому за водой идти? У нас ещё с  самого весеннего Диплиса есть проверенно-надёжная ночная команда, Мисти и Тимо... Почему так сразу немецким предлогом направления движения промеж ушей?!! Разве поход на родник - не есть знак особого расположения, и уважения заинтересованной в результате общественности? Ах, предлог направления движения - тоже знак особого расположения и уважения? Вестимо, придётся самому идти... Но я ведь, гад, даже под угрозой побития камнями штативом не расколюсь, насколько полноводным оказалось заветное озерцо в Данильче! (Бац, один-ноль!) Во, один доброволец в соседней палатке уже созрел, а больше мне в компанию и не надобно…

Теперь наступало самое страшное. С кровью выцарапать себя из домашней неги спальника, чтобы нырнуть в прорубь не просто вымокшей до нитки, но и успевшей контрольно выстыть одежды. Ощущая только что вытянутый из промышленной морозилки компресс по всему телу, я с вытаращенными, как у варёного омара, глазами метнулся во тьму. Ботинки напоминали то ли двух вконец закоченевших пингвинов, то ли бобров, которых подняло из спячки в разгар февраля. Мать моя женщина, как же тут снаружи холодно и ураганно... - МИСТИ, В ГОРНИЕ ВЫСИ МАТЬ, БЕГОМ!!! Клацая зубами, как свора изголодавшихся ротвейлеров, мы набили штурмовые рюкзачки бутылками на сутки - без малого двадцать литров - чтобы "дважды не вставать" поутру.

* * *

Если за счёт активного движения атмосферы на нашем пятачке присутствовал хоть какой-то намёк на видимость, то когда тропа отвернула круто влево и вниз, наступило самое чудесатое. В свете фонариков неподвижная туманная завеса вспыхнула и заискрилась миллиардами серебристо-белых светлячков, не позволяя рассмотреть даже ближайшего метра тропы под ногами. Как эти Святые с нимбами своими во облацех поднебесья по ночам шастают, - непонятно. А уж на грешной землице, - так и резвы копытца переломать вся недолга. Впервые подкачавшие в боевой обстановке "Петцли" пришлось сдёрнуть со лбов на шеи: с высокотехнологичными "подфарниками" получалось двигаться много комфортнее, чем "оциклопленным" по-паровозному.

Жёлтая глина тропы превосходила все мыслимые и немыслимые ожидания. Там, где не осталось формирующих ступеньки корней, идти получалось исключительно на "четырёх", то есть, упираясь ногами в до упора вогнанные в неверный грунт "костыли". Вот для чего на них широкие кольца устанавливают, а вы - "чтоб в снег не проваливались", "чтоб в снег не проваливались"... Темнота растягивала пространство и время, как вороток - струну боевого арбалета. Тут и там являющиеся из небытия стволы буков окружали нас фигурами сложной шахматной партии. Вопрос, зачем невидимым игрокам понадобилось наклонять поле битвы градусов на двадцать в направлении Северного полюса, был и оставался открытым.

Грот явил себя неожиданно. Но эта неожиданность была ничем в сравнении с установленными в нём палатками, да не одной-двумя, а целыми тремя! Как народ сумел забраться сюда, не оставив видимых следов, просто не укладывалось в голове. Впрочем, особой тяги к расспросам и размышлениям не было: тушка организма не успела согреться переходом, и теперь лакомилась нежными лобзаниями “пионерского” костра. Для этого даже не нужно было подходить слишком близко: температура "в помещении" была градусов на пять-семь выше, чем на Орлином Залёте. Культурно поздоровавшись (Мисти, по-моему, даже переспросил, откуда родом группа, но ответ как-то пролетел мимо моих ушей…), мы нырнули под строй репшнуров со свисающей с них дымящейся одежонкой и, продолжая скользить на “фальш-подошвах”, спустились к озерцу. Вот он, минус хождения первым: в стылую, как мамонтёнок Дима, воду предстояло соваться мне.

Озеро обмелело настолько, что погрузить бутылку вертикально никак не получалось. Баламутить ил на каменистом дне не хотелось ещё больше. Бла-ародному Дону оставалось раскорячиваться в полном приседе, аккуратно топить строптивый сосуд обеими руками и держать его на весу у самой поверхности воды всё время бульканья. Умножаем на четыре по два литра (бросаем невыносимо негодующий взгляд на Мисти, но он успевает предусмотрительно отвернуться), умножаем на пять по полтора литра, и получаем - правильно - второго мамонтёнка, Любочку. Повезло ещё, что только до запястий, а то была бы мне скатертью дорога в какой-нить известный музей Естественной Истории. "Bobus Danilchius Merzliacus" - звучит поэтично до самого кончика седого хвоста!

Наличие инерционного груза в рюкзаке превратило обратный путь в вариацию занимательной iPhone-овской игры "Прогуляй железный шарик через лабиринт". С той лишь разницей, что вместо возвращающих в точку старта отверстий, справа от тропы присутствовал схлопывающийся полу-воронкой земляной склон. Самозадержаться на нём могло получиться разве что зубами за скалы, да и то в самом горлышке этой воронки, перед вылетом неуправляемого "снаряда" на оперативный простор Монастырской Балки. Теперь впереди, отчаянно балансируя руками, скользил Мисти, оставляя за мной священное право следовать его "поездкам", или пытаться торить свои персональные. Врагами выглядели даже корни, по которым мы с таким удовольствием спускались каких-то четверть часа назад: из-за другого угла атаки треки вели себя как ускользнувшие от спортсменов по ледяному жёлобу сани с кинологическим названием "боб". 

Подозреваю, что при большей разрешающей способности GPS наш путь от пещеры до "дома" стал бы походить на попытку аппроксимации плоской кривой пилообразным напряжением: затяжные рывки по лиственной диагонали склона систематически обрывались "флотированием" назад, на тропу. Холод плавно сменился комфортом, а комфорт - стекающими вдоль позвоночника ручейками пота. Стянув с макушки стискивающий поле зрения капюшон, я организовал себе пассивный радиатор: сейчас мы перепроверим расхожий постулат, что более 40% тепла организм выделяет головой. Острого облегчения не произошло, но умыло перед сном капитально. И на том "вельми Данильче понеже".

Снова очутившись в палатке, я дал себе нерушимую клятву, что никакие посулы меня отсюда до самого рассвета не выцарапают. А гости... Ну что гости? Я с ними, даже не покидая спальника поздороваюсь! Хотя, чествование их чайком-макаронами всё одно неизбежно... Больше в подтверждение концепции, чем действительно жаждя превращать палатку в полевую кухню, мы с Тимофеем Анатольевичем скинули весь скарб в один из тамбуров (превратив ее, таким образом, в однотамбурную, с непролазным пакгаузом в довесок…) а во втором развернули кипучую деятельность.  Ну... не прямо так УЖЕ кипучую, но - теоретически. Между прочим, низкопрофильный и устойчивый "Примус" со шлангом оказался правильной заменой резьбовой "Ковее": фигушки бы мы ее, напрямую прикрученную к высокому баллону, вместе с четырёхлитровой кастрюлей в тамбуре палатки, у которой метр ноль пять в холке, уместили…

* * *

"Дорогие гости" не появились. Ни в девять. Ни в десять. Ведущий корректировку огня курса Мисти извертелся, как уж на сковородке: с лёгкой подачи нашего корифея от родников, Кот-18 с Сергеем Дюковым двинулись с Куртлера по той самой, "нужденкинской" квази-дороге, что обходит Седам-Каю над самыми северными обрывами. Причём, они до самой последней наносекунды были уверены, что Мисти по ней уже хаживал, и засланный им казачок трек - “настоящий”. Мембрана телефона трещала буреломом, пыхтела сорванным дыханием и, нисколько не скупясь, обкладывала отчасти придушенными, но о-очень развесистыми матюками. Чтобы окончательно увериться, что ребята дойдут, куда следует, мы дважды от SMS-или им наши координаты... Не удосужившись "засинхронизировать", изложены они в минутах и секундах, или целочисленных градусах.

- Кот-18 всегда берёт много портвейна, но... мало доносит!

Из сетований Мисти на Орлином Залёте.

С одиннадцати до полуночи я успел надсадить голос и нарезать фигову тучу кругов с включённым в режим моргания фонариком - туман опустился ниже, давая надежду быть если не увиденным, то хоть услышанным издали. Мы давно разобрались с ошибкой координат, разговор шёл о паре сотен метров бездорожья. Пошушукавшись, Мисти с Аликом объявили, что костёр сегодня неизбежен, как водка. Будучи туристом классической школы, господин-товарищ Дюков макарон от газового, а, тем более, бензинового "Змея-Горыныча" категорически не одобрит. Ну и флаг им... Всё равно, пока бегал, проснулся окончательно. Мне теперь что сырые дровишки из соседнего, пустующего кострища тырить, что суп "а-ля клейстер" с тушёнкой на слабоуправляемом огне помогать Алику помешивать - один увесистый "хрен редьки не слаще".

- Что, бл@ть, не ждали?!!

Почему я почти не сомневался, что первым услышу именно это? Здравствуй, Костик, Котейка ты наш Восемнадцатый! И вам тож не болеть, Сергей Дмитриевич. Очень приятно познакомиться в реале. Ну, докладывайте, "что там было, как ты спасся" - полных восемь часов бурелома в темноте - таким не каждый краевед похвастает! В это мгновение Кот-18 выудил из рюкзака заказанный Мисти ПККМ, и конструктивный диалог мигом устремился в иное русло. Вернее, кружки. Лично Кот-18 на всякiе-якiе* массандровские изыски не разменивался. Короткий пасс - и на пне, удостоенном заменить стол, блеснула высокотехнологичным алюминиевым бочком бутылка дорогой датской водки. Респект и затаённое от уважухи дыхание! Правда, на проверку, "внутри" европейка оказалась вся, как есть, незалежная, но встречают-то по "смокингу".

* Не надумайте себе, что это есть гнусное неуважение к нашему любимейшему сорту портвейна! В данном применении слово "якiй" однокоренное к "якiсть", то есть качество, качество и ничего, кроме качества, Аминь!

Боюсь ошибиться, от косяков с синхронизацией координат или общей усталости, но выражение лица Сергея Дмитрича в этот вечер до умиления напоминало обработанный в сушилке без дыма чернослив сорта “Венгерка итальянская”. В совокупности со зловещим баритоном и красно-оранжевыми всполохами огня в усугублённых кустистыми ресницами тёмных очах, это порождало желание, щелкнув каблуками, вытянуться во фронт. И покаяться как минимум в измене Родины. При этом втайне надеясь на гуманный приговор - урановые рудники. Борясь с неодолимым императивом отвечать на вопросы "Aye-Aye, Sir" / "Не могу знать, Ваше Высокобродь", я осторожно попытался общаться. Но разговор, почему-то, ни в какую не клеился. Ну и ладно. В конце концов, рассвет вечера мудренее, Крым даст, за два дня ещё стерпимся-слюбимся. Нырнув в тень и как будто случайно затаившись мышонком за богатырской спиной Алика, оптимистичный Бла-ародный Дон сконцентрировался на реанимации "очага возгорания".

- Вот это - кАшерная каша!

Автопохвализм Альбертище на Орлином Залёте.

Безлунная и беззвёздная царица-ночь была чернее адских врат. Отступивший к самому краешку старинной каменной кладки сумрак зыркал на нас то-ли стаей отправившихся на охоту волков, то ли огоньками отходящего ко сну Соколиного, с видимым трудом пробивавшими свалявшуюся вату тумана. Истязаемые неугомонным бризом дубы и буки продолжали осыпаться холодными каплями и прилипающими на всё и вся ошмётками мокрой древесной перхоти. Благоухал традиционно удавшийся у Алика каш-суп и только что вспотрошённые оголодавшим Котом-18 шпроты. Третий сезон не устаю поражаться синхронизму биоритмов Алика и Тимофея Анатольевича: два "Чё-т меня, ребята, вырубает" прозвучали с задержкой в "тоже", тут же следом встрепенулся Мерлин, и мне осталось только пристроиться в кильватер убывающей в дальний поход сладкие грёзы эскадры.

День седьмой