| |
Сначала были Усы.
Потом Усы сказали: "А почему только мы?"
…И стал Бобус.
Усы глянули на своё творение, и одним точным мазком добавили рюкзак.
Misty.
Глава одиннадцатая, в которой булькает десертное вино, очень долго катится, а если и расстаётся,
то исключительно чтобы по-новой встретиться.
 ВЕТЕР, КАЗАЛОСЬ, ОТСУТСТВОВАЛ. НО ПАРУ РАЗ НА НАТЯНУТЫЙ, КАК ТАМ-ТАМ КУПОЛ - обожаю новенькие палатки - БУМ! БАМ! - сваливались увесистые из-за влагонаполненности шишки. Их упруго рикошетило по окружающим кустам, а короткие, замирающие в сонном спокойствии утра шорохи жаловали ощущение занимающихся паркуром откормленных мышей. Мышей, истинно уверовавших в свою безнаказанность и полностью доверяющих квалификации ветеринара, буде он непременно понадобится при несчастливом "карамболе" об оказавшийся на траектории полёта ствол. Если бы не леность Тимофея Анатольевича - говорил же ещё с вечера: придуши однажды и навсегда этот гадский будильник! - я бы и не подумал выбираться из милого сердцу оранжевого гнёздышка самый минимум до обеда. А теперь, вот, пожалуйста: сырая до пузырения на сгибах обувь, воняющая псиной штормовка, ледяной, аки суточные щи в Заполярье, примус… Всё потому, что негоже Алика без кофею да прощального мега-бутерброда на автовокзал спроваживать.
За пологом оказалось солнечно и намного теплее, чем виделось из захлопнутой ракушки с юбкой. Оказывается, модный C.A.M.P. прикинуться холодильником отнюдь не прочь. Я уже начинал жалеть, что не остался назло всем ночевать "где попало". - Играющие в лапту всполохи солнца превращали лес и весь Мир в популярное среди китайских производителей изобретение Николы Теслы - проводящую сферу, в которой, змеясь и размазываясь фиолетовыми кляксами по поверхности, ползают живые "молнии". Только молнии в нашей сфере были золотыми, а сама сфера наполовину сапфировой с контрастными перистыми облаками, на четверть - тёмно-зелёной от хвои, ещё на четверть - медной из-за стволов и… снова хвои, но уже успевшей опасть, безнадёжно мёртвой. Честно отпыжившись угадать шанс на лишённый леса уступ, откуда свезёт посмотреть на восток, я обломился и, короткими перебежками от ствола к стволу, - понёс же меня чёрт, все руки теперь в клейкой смоле - возвратился в продолжающий мирно посапывать лагерь. Самое время поднимать гарнизон на подвиги. Хотя, какие там сегодня подвиги - три раза топнуть ногой до Ялты, сплющить седалище об автобус, скатиться кубарем к подножью Феолента... Феолент - это роскошно. Феолент - это замечательно!
Торную дорогу, прямо как меня, тяготило сматывать высоту. Она ленивым затяжным траверсом шелестела шишками и гравием навстречу востоку и успевшему взъяриться солнцепёку. Солнышко, а, солнышко, где же ты, зараза, шлялось вчера?!! Откуда-то слева пряно и остро накатывало перечной мятой. Никак в одной из мелких балок склона свила себе уютное гнёздышко. Над шмыгнувшей под ноги полянкой висели сверху вниз - мал-мала-меньше - три растрёпанных облачка. Так в отечественных мультиках и видеоклипах рисуют дыхание бесшабашных паровозиков. За полянкой нас ждал уже не лес, но высокий кустарник, а там и до замкнутого в "забороняющей" позиции зелёно-бело-полосатого шлагбаума у жестяной сторожевой будки оставалась недолго. На цитадели Заповедного Фонда зависал рыжий от ржавчины замок, которому по чину было запрещать к разбазариванию как минимум авиационный ангар. Интересно, тут хоть когда-нибудь Хранители материализуются?
 Несколько ниже будки по раскатанному в тонкую кашицу глинозёму елозил взад-вперёд шинами постигающий таинство феминистского вождения "паркетный" джип. У импровизированной автошколы в прошлом сезоне мы резко забрали вправо. Закончилось это петлёй не туда и могучим - читайте, по самые "ватерлинии" - погружением в непролазную слякоть. На всякий случай заручившись одобрением ХАМмера, Саныч пересёк полигон по кратчайшему и вразножку стёк по тропе, больше напоминающей каменистое ложе не успевшего окончательно пересохнуть ручья. Я вызвался спускаться вторым, и всё время неизбежного глиссирования перед мысленным взором Бла-ародного Дона реял призрак коммунизма замарашка-дерьмодемон из старого голливудского стёба на церковно-приходские мотивы. - "Догму" вы смотрели, надеюсь? ХАМмер с Мисти на правах "играющих" инструкторов по грязебордингу висели у меня на хвосте, перепрыгивая с галса на галс, как обдолбавшиеся матрой коноплёй Чип и Дэйл. Алика и Тимофея Анатольевича целиком и полностью скрывал высокий борт оврага. Присыпанные первой снежной мукой горы, обеспечивающие задний план, были очень далёкими и неприветливыми. Тем не менее, душе хотелось юрким сапсаном взмыть в небо, и упорхнуть на Джады-Бурун, Никитскую яйлу, Кизил-Каю, да куда угодно, лишь бы не огибать терновник, тщетно пытающийся замедлить исход в задымлённую цивилизацию.
Уложенная распластанной петлёй жидкая кашица оптимистично чавкала на юго-восток. Надвинувшиеся слева и справа лабазы Васильевки привычно собачились сторожевым лаем. Ужель так часты крупные хищения посеревшей от непогод столярки и металлолома с ностальгическим логотипом "Москвич", чтобы взращивать и кормить целый штат горластых до хрипоты кабыздохов? Ладно бы, это были выродившиеся до гнутых кривых ножек будочные "звонки", что так популярны в сёлах на севере Молдовы (да-да, у Молдовы тоже имеется свой север!). Какое там, воинственную Васильевку охраняли упитанные помеси дворняг с ротвейлерами и "еврозонными" овчарками! Упаси тебя Иегова за колючую проволоку сунуться: схарчат, не спросив, какого вероисповедания был стейк, оковалок, кострец и весь прочий сопутствующий ливер. Мы даже озаботились перекрутом в боевое положение своих шампуров треккинговых "хворостин". Хотя мне лично при этом виделась эпическая картина сокрушения собора Василия Блаженного жменькой китайских зубочисток. В итоге пронесло. Ну... не в том смысле, что таки да, пронесло. Давайте скажем, "почтенное собачество постановило Бла-ародных Донов на первый раз не дегустировать".
Плавно окаменев серым гравием, путь-дорожка так же неприметно перетекла в бугристый асфальт. Улочки расправили плечи, дома стали богаче и стеклопакетней. Во внутренних двориках появились иномарки, цветущие клумбы, мягкие уголки отдыха и, как неизбежное зло, подтянулись в росте и надёжности заборы. Повстречайся меж этих цитаделей гопники или блудные собаки - ни в калитку тебе шмыгнуть, ни на дерево не взобраться. Но без плюсов тоже не обошлось: там смокву зажуёшь, тут яблочком чужим похрустишь. Хозяевам всё одно злостной потравы сельхоз. угодий сквозь кирпич да штукатурку не разглядеть, а движения “наружных” прохожих в Васильевке ещё меньше, чем у фотонов в сердце чёрной дыры. Серебристому мусорному бачку на колёсиках мы обрадовались, как старому знакомому: он всё так же ютился на боковой улочке, справа от перекрёстка. Принимай, друг любезный, на хранение, уж вторую неделю как странствующие по Полуострову ПЭТ-ы, свято вынесенные с Биюк-Таушана консервные банки, зелёные портвейнные склянки.
 Самовынос мусора - это не просто пунктик в Крымском "ту-ду листе". Это - символ, даже, если хотите, эпитафия стремительно барахтающемуся навстречу финишной ленточке осеннему хаджу. Но пунктик этот предпоследний. До последнего нам ещё квартал-другой асфальт почёсывать. Шаги, шаги, шаги. Торможение, и вот вам, вуаля: Алик с Санычем и ХАМмером булькают энтузиазмом поддержать джихад по "Оболонь Свитле", менее хмеле-толерантные Мисти с Тимофеем Анатольевичем аккуратно “зачищают” всякие пироженки - мороженки, ни в коем разе не забывая отдать должное заэхинацеенному по самые нехочуки "Живчику". По "Живчику" я ещё тоже выступлю. Но - потом. Когда честно заработанный пивасик закончится. Вот теперь Васильевка казалась намного гостеприимней. Нет, вельмишановный добродие водитель. На рейсовой маршрутке Бла-ародные Доны до Ялты не подъедут. Ты из неё суглинки и супесями выковыривать запаришься.
Ещё несколько коротких кварталов промаркированного тракторными гусеницами пути. Поворот влево и тут же - вправо, где срабатывает автопилот, и мы, втиснувшись в чёрно-зелёный строй кипарисов, уходим круто вниз по "сократу" - обитой железом анфиладе разновысоких ступеней. Ступени приводят к развязке - всегда оживлённой настолько, что без минуты-другой ожидания пешеходу в непрерывный транспортный поток безопасно не сунуться. Короткая перебежка. Вышибающий почву из-под ног аромат беляшей и пирожков с тушёной капустой. В нетерпении ожидающие своего часа шеренги бутылок в мини-маркетах. Человеческая и чемоданная суета сует. Как странно. Люди никак не осознают, что рюкзак и клетчатая "мечта оккупанта" - лучшее, что изобрёл странствующий разум. При виде неуклюжего "сундука" на колёсиках, с трудом влекомого готовым откинуть копыта одром тонконогой стрекулисткой прекрасной девой, вспоминаю хрестоматийный жест "истинного джентльмена" Майкла Дугласа в "Романе с Камнем": 
- Джоан, в этом чемодане есть хоть что-нибудь... от дождя?
- Нет!
Щедрый замах - и светло-голубое пластиковое чудовище, под негодующие вопли Джоан и аплодисменты восторженного зрителя кувыркается с обрыва в сминаемые ураганным ветром и мокрые, как невесть что, джунгли… Туда ему и дорога!
* * *
На автовокзале нас ждал-дожидался улыбающийся во всю ухоженную эспаньолку "сюрприз" в мятом камуфляже. Сухощавые длани "сюрприза" задумчиво ласкали бутылку марочного, переливающуюся на солнце (да-да, Ялта как всегда непринуждённо сияла солнцем…) любимым рубином индийского махараджи. Это был не просто Михаил, а прямо одноимённый архангел, поделившийся со смертными выдержанной в райских погребах амброзией! Только за что пить – непонятки, то ли за новую встречу, то ли за финиш треккингового сезона. А вообще... Ещё можно чисто втихаря накатить экстра-глоточек за себя любимого. 5-е октября на дворе. Самая тема принимать официальные поздравления и подарки. Надоело перебиваться обещаниями "подождёшь до Феолента". Хочу чтобы прямо здесь и прямо сейчас! Ладно, проехали… Счастливого тебе, Татарин, здравствования в Ялте, а мы - неугомонные ещё дальше на запад покатимся.
 Забрасывая кости в старенький "Мерседес", я привычно повернулся лицом к амфитеатру. Чуть колыша растрёпанной чёлкой сосен, всё так же нависала над тесниной Балы высокая краюха Балан-Каи. Бала... Бала... Что же это было? Ну да, конечно - четверть века назад купленная в Ленинграде (тогда это ещё был Город Вождя...) голограмма бога Бала-Кришны, прижимающего к дородным - как у отошедшего от басёшных дел якадзуны - бокам глиняные горшочки мёда. Что он там должен был в своих горшках приносить, богатство или удачу? Может, и то, и другое? И почему же всё-таки она Бала?.. Пущенное по трёхлучевой звезде выдержанное "наследие" Михаила отвлекло, обостряя мысли и чувства. Отвернувшись к окну, я встретился взглядом с оставшимся "за бортом" Аликом. Лицо само собой растянулось в широчайшую улыбку. До встречи, большой человек. А будет она весной или осенью - неважно. Главное - обязательно будет.
В автобусе было парко. Под потолком раздумчиво гудело, но гудение и холодный воздух, как говорят в Одессе, "две большие разницы". Солнце баловалось превращением гелия в водород на юге, но сидящему на "горной" стороне Бла-ародному Дону от этого было ни чуточку не легче. Точнее, капелек как раз было не море, но целая дельта Амазонки, всё больше по спине. Всё потому, что обивка на сиденьях почему-то была не тряпичная, а дерматин под бежевую шагреневую кожу. Девелопер этой средневековой дыбы определённо знал толк в извращениях. А ведь мог бы, по-простому, - вмонтировать паяльную лампу непосредственно в спинку кресла. Чувствуя себя подлещиком в кошерно поджаристой кулебяке, я постарался абстрагироваться от "таке життя" и снова повернулся к окну.
 За широкими серыми потёками с берегами из хаотично засохшей пыли - кто бы изловчился натренировать водителей хоть раз в неделю устраивать водные процедуры вверенному им оборудованию - проплывали неодолимые без мощного огнемёта сосняки. Их изредка сменяли призванные предотвращать оползни рамки с аккуратно уложенным бутовым камнем. Чересполосицу зелени и горных пород разнообразили лакокрасочные баннеры-зазывалки рестораций и кафе, в первую очередь обещающие кулинарный катарсис, но почему-то пестреющие "зелёным змием". На стройках ослепительно искрила электросварка. Прямо по курсу то ли умиротворённо дремала, то ли воинственно пасла отправившуюся окунуться в море мышь красавица - Кошка. Эх... Кошка, Кошка. А так же Френк-Мезер, Плака, Опук, - с Полуостровом всегда так: сколько ни пыжься упаковать всё в единый трек, что-нибудь, хоть застрелись, вывалится "на следующий раз".
Чтобы восстановить душевное равновесие, я потянулся к джойстику MP3-шки. Что тут у нас давненько не слушано? Ну, вот, к примеру, Kraftwerk. Старые бодрые немцы, патриархи и краеугольные столпы электронной музыки, всё такое... Отметаем края кривой нормального распределения хитов, получаем Man-Machine. В предвкушении ностальгии по девяностым нажимаем "Play". Откинуться на подголовник, оккупировать подлокотники, громкости - равнение на середину, чтобы клёкота двигателя слышно не было. Глубокий вдох. Выдох. Глаза на замок. Пульсирующее эхом вступление. Пауза. We functioning automatic... And we are dancing mechanic... We are the robots... По-нес-лася! Неплотно смеженные веки полыхали солнечным жаром. Мир разогревался, становился всё нестерпимей. Медленно истлевал сжигающими себя без остатка угольями. Исходил тяжёлой жирной копотью отслуживших долгую жизнь автопокрышек. Заволакивал сознание, выключал чувства, да что там, упокоивал само Бытие в липком битуме гнетущего, душного сна…
* * *
Насколько эффективней Казановы должен был кувыркаться в постелях неизвестный плейбой Сева, чтобы сплотить вокруг себя "два порядка" неоспоримо прекрасных юных дев? Это я всё к тому, что по Севастополю мы приключаемся в чисто мужской компании, что суть попрание суверенных прав феминисток всех времён и народов, честное слово! Да и сама компания поредела - ХАМмер умыкнул бездомного безудержно чистоплотного Мисти обещанием стиральной машинки, горячего душа и привилегиями доступа к необъятности бара.
Так что Его Стихийное Торгашество Пятый Километр приютил лишь Тахира, меня и исповедующего перпеттуальность походного состояния Саныча. Ну, действительно, что это за понты бескозырные: столько туалетного мыла да стирального порошка извести, чтобы вслед за этим под Феолентом посередь пыли да припрятанных под-каменьями фекалий понежиться? Ясен пень, абстрагироваться от малозначащих шероховатостей Мира мы все мастера. Так ведь стиральная машинка, горячий душ и бар - точно такие же мелочи, нет?
Саныч меня тоже удивил немало. Приведи я его на Шизино-вский в смысле, Chisinau-ский Центральный рынок, самолично за ручку отвёл бы в нужный ряд, да к проверенной бабуце, что парной баранинкой або годовалой свининой из года в год торг ведёт. Поэтому, суховатое "мясо продаётся там" прозвучало среди меня как тяжёлый инсульт. Ну, не сразу тот, приковывающий к ложу инсульт, который, кстати, в повседневном английском величается просто "stroke", а “оскорблять”, "обижать" и всё не медицинское прочее. “Запарковали” мы с Тимофеем Анатольевичем и Тахиром рюкзаки у зашоренного ребристым белым пластиком киоска, в вящих непонятках за "прочими излишествами нехорошими" нацелились. Может, для московского менталитета прайс-листы ничем убойным и не выглядели, но по мне, за такие ценники на сизый лук, вялую петрушку и едва розовые помидоры однозначно следует голышом приковывать двойными наручниками к спинке кровати, и... непременно со всеми вытекающими из этого инсультами в стиле маркиза Де Сада и каннибала Ганнибала M.D.
 Юная свинина, напротив, нисколько ценами не напугала: вполне вменяемая чёртова дюжина евро за неполных четыре кило. Специй я купил рассыпных. Ну, какой шашлык без карри, горчицы, чёрного и "червоного" перца? Эх, сюда ещё бы гвоздики, тмина или кориандра... Вот кинзы, пожалуйста, не надо! Отдельно взятые извращенцы кутюрье от сковороды и сотейника дюже полюбляют ею четвероногую "дичь" уродовать. Но я лично дальше базилика и розмарина в кулинарную растительность ни ногой, духом, ни пушистым с полумесячной небритости рыльцем. Ялтинского лука я третий килограмм всё-таки докуплю - для мариновки адекватного мясца, ничего кроме лука и специй не надобно! Чем запивать изволим? Три баттла портвейна и одна мадера самое то (коньячина контрольная в рюкзаке у меня ухоронена, мабуть, не все ещё из десяти звёзд с "Сюрпризного" из-за пластиковой тары осыпались...) А Санычу, в укор за самоустранение от рыночной логистики, мы угля брикетированного упаковку на горбатку взвалим! Не на фисташке же Бла-ародному Донству костерок раскладывать!
Вопреки выпестованному годами экспериментов пессимизму, автобус на Феолент не потребовал штурма и развода пассажиров на мотив "осторожно, очень грязный рюкзак". Присели, загромоздили заднюю площадку, с ветерком - благо, туберкулёзных бабуц и мамаш со сквозняко-фобными киндер-сюрпризами в салоне не случилось - прочертили старый город тонкой ниточкой трека. В бессчётный раз распахнув глаза, удивлялся кажущейся ветхости строительного материала севастопольских пригородов. В наших палестинах ракушечник приобретает похожий ржаво-коричневый колёр минимум через полвека эксплуатации под основательно прохудившейся крышей. До чего здесь, всё-таки любят рекламировать дачные бассейны. Что ни населёнка, обязательно корыто кубов на пятнадцать на дровяной постамент взгромоздится! Лучше бы они бочечный квас аль пивасик разливной в опалённые солнцем массы несли! Кстати, это вопрос на залёт - какого сусла мы не залили на Пятом километре фляжку хлебного кваса?!! Во лоша-ары...
* * *
 Ласковое дыханье бабьего лета щекотало затылок соломинками клонящегося к закату солнца. Не забывая при этом мерзко поскрипывать на зубах тёрпкой, приправленной лёгкой кислинкой пылью, тонким саваном покрывающей донельзя пожилой, а потому исполосованный на неравноугольные плиты асфальт. Отказав себе в таком заманчивом глотке холодного пива, мы скорым шагом миновали магазин-кафе, которого я не помнил, пересекли барахтающуюся в катарсисе перпеттуального роста свалку и замерли у обрыва, очарованные величием протянувшимся из горизонта в горизонт Феолента. Покрытая струпьями ячеисто-выветренного известняка, кромка пропасти казалась выпяченной губой погибающего от жажды верблюда. Крепкий и солёный морской бриз выдувал из чашеобразных каверн едва-едва заметные султанчики мельчайшего бело-жёлтого песка. - С этаким неспешьем истекает из едва вскрытой бутылки мадам Клико углекислота, а может статься, и отсидевший пару-другую веков в медном, бронзовом или стеклянном заключении джин.
…Насколько наивным следует быть, чтобы надеяться, что джин, после такой-то отсидки, примется восторженно исполнять желания нового "заказчика", в противовес закономерному разрушению шедевров архитектуры, расположенных слишком близко к эпицентру приложения чувств? Ровно настолько, насколько неосторожным было баловаться серпантином, с бесстрашием сколопендры скользящим вниз по ноздреватому слоёному монолиту цвета хлорида железа, в то время, когда Мишино "плодово-выгодное" - так я окрестил про себя подозрительно розовое, что мы вмазали дегустировали у гостеприимно распахнутых дверей стоящего под парами автобуса - всё ещё продолжало колобродить в организме, заставляя смежать веки и обволакивая тушку клейким потом. Первым, на почётных правах местного жителя, снижался Саныч. За ним - Тимофей Анатольевич, которому по жизни всё равно, спускаться куда-то или, наоборот, подниматься. Мы с Тахиром жёстко пылили треками, изо всех сил делая вид, что прикрываем фланги и тыл. М-да, "Нас мало и нас всё меньше, а самое страшное, что мы врозь" - Юнона и Авось в полный рост.
 Рюкзак показался таким тяжёлым, как будто он был и не рюкзаком вовсе, а трещащей по всем швам "мечтой оккупанта" на плече удачливого мародёра. Поворот, тугая петля, осыпь. Истёртые до состояния жёлоба приземистые ступени, прихрамывая сразу на обе ноги, сбегают к молочно-кремовым отвалам несуществующего карьера, чтобы сотней метров ниже погрузиться в аквамарин едва вздыхающего волнами Эвксинского Понта. Сабельный посвист ласточьих крыл над головой. Расстроенная скрипка цикады, заблудившейся в пучке прошлогоднего порея немного правее и выше моего колена. Покрытые тончайшей меловой пылью пальцы рук, с благодарностью пожимающие шершавый корень развесистой фисташки. Что подвигло меня уложить в рюкзак треккинговые палки? Хитрый Саныч, эвон, каким генерал-фельдмаршалом на дюралевых "костыликах" выступает. Пока рассуждаю, тропа прекращает свои метания и, сползая к западу, окончательно выполаживается. Не останавливаясь, траверсируем эклектику камня и глянцевитой зелени, обходя стороной удобные, но не в меру загаженные из-за близости к цивилизации стоянки и полочки. Где родник, я помню очень слабо. Вернее, совсем ничего не помню, кроме раскалывающей черепушку духоты (замечательно, что вокруг не август...) и бескрайных россыпей каменных глыб - неверных, но обеспечивающих внушительную адгезию с пляжными тапочками.
Рекомендованный Санычем закуток одобряем мгновенно и во веки веков. - Больше трёх палаток нам тут не ставить; обеспечивающие интим таинству мясопоедания фисташки раскинулась по всем азимутам компаса; даже кострище прямоугольное, под стандартные шампуры заточено. Осталось увериться, что гранаты у Верещагина шампуры у ХАМмера "той системы". Чтобы не расслабляться, понуждаю себя пластать тонкими кольцами лук. При диаметре исходного материала в два с половиной кулака пользоваться "Викториноксом" сродни стремлению применить ультрамикротом для разделки выдержанного двенадцать месяцев свиного окорока. Не тороплюсь: слой лука, слой мяса, теперь специй побольше - и так по циклу. Тахир сдаётся первым: выискался добровольный сторож, грешно не сбегать искупаться. Вполглаза наблюдая, как он меньжуется на границе слияния трёх Стихий, понимаю, как ему не хватает Четвёртой, чтобы подогреть Первую. И поделом: мог бы для начала "прогуляться" со мной по живому янтарю массандровской мадеры.
 Мяса с луком нарезалась полнёхонькая 4-литровая кастрюля. Такое случилось третий раз за почти четвертьвековую историю крымских странствий. Почин состоялся в мае 2002-го, когда вырвавшиеся из узилища поста Джин Ковалевский сотоварищи не смогли пройти мимо торгующего парной бараниной татарина. По сей самый день поминаю добрым тихим словом предпасхальную неделю соевой говядины, соевой свинины и соевого супа. Хорошо хоть чай и самоотверженно донесённая до самого Соколиного водка у них оказались отнюдь не соевыми. Затем мы лет семь кряду скромничали (не путать со скоромничали), пока коварственный Алик не направил нас на путь истинный под Биюк-Исаром. Это неотвратимо закончилось такой обжираловкой, что бессовестно провалившее попытку избавиться от осенних туч небо над Миэссис-Богазом нам с ту самую овчинку показалось, из которой молдаван наобещал скаредному боярину семь шапок выправить. Но и это тягу к хищничеству не отбило. В общем, "Нет истинного Бога кроме мяса, и молодая баранина - пророк его". Мысли путались, рябили, как прибой под ногами, теребили душу, откатываясь вспять и вновь набегая, чтобы в бессчётный раз громыхнув, рассыпаться перламутровой пеной по лимонно-жёлтым надолбам.
В настолько комфортных условиях и “моргнуть минут на шестьсот” недолго. Вскинувшись с опасно баюкающей пенки, я подхватил "Никон", подтянул ремешки-стяжки на пятках горных тапочек "Salomon" и, старательно соблюдая равновесие, поскакал по глыбовому навалу. Сначала вниз, к роднику, затем круто вверх, под самую огненно-ржавую стену, где между узловатых корней фисташек и оглушительного гомона цикад таилось продолжение тропы на запад. За парой уступов и острых гребешков болезненное deja-vu по баранине испарилось, сменившись удивлением, чтобы не сказать презрением к лености и немощи себя-раннего. Убитые южным зноем (как говаривал Мерлин, в августе в походы ходят только крейзи…) мы сочли за подвиг улиточью выползку до давным-давно оставшегося за спиной родника. А тут, оказывается, еще бездорожий топтать не перетоптать! Нет, тропа - она здесь тоже есть. Но кто, пребывая в здравом мыслии повадится торные стези углублять?!! Ущербные умом наклонностью к светописи - наверняка нет.
* * *
 Феолент - пожалуй, единственный уголок в Крыму, который может себе позволить оспорить изощрённость оттенков у Карадага. Пусть только снаружи - если "копнуть глубже", ни парчовых яшм, ни многоцветных халцедонов, ни романтично-дымчатых опалов здесь не нагорнодобычишь, - но даже благородства вулканической палитры для искушённого ока более чем достаточно. По облачно-белым, соломенно-жёлтым, вишнёво-фиолетовым и адски-чёрным изыскам микрорельефа расплескались кляксы пепельно-бирюзовых и цитрусово-оранжевых мхов. Всё это разнообразие оттенков подчеркнула ажурной вязью теней голубая полынь, мелировал тонкими стальными пёрышками успевший выгореть на солнце порей, нежно озвучили крючковатые семенные коробочки не дождавшихся своих собак репьёв, отчасти заменяющие маракасы. Я честнейшим образом собирал репьи сеточками своих тапочек.
Эту недокументированную фичу летней треккинговой обуви я оценил (и трижды проклял…) ещё во время "пешего сафари" по некрупному заказнику на реке Замбези. - После двухчасового трека растительных “наездников” на моих тапочках и, закономерно, в носках, было в разы больше, чем на крупах снующих на расстоянии замаха ноги павианов. Выковырять из сеточек "любителей к перемене мест за чужой счёт" удалось только при помощи пинцета и известной матери. То есть, по возвращению из Ливингстона в Лусаку, что обеспечило целых три дня непередаваемых ачючений. Не будь горький катаклизм скомпенсирован лунной радугой над водопадом Виктория, до сего дня сохранились бы исключительно воспоминания о крепко-накрепко "пришпиленных" к ступням подушечках для иголок. Как альтернативу, побрейте как-нибудь гениталии, и на второй-третий день эксперимента вы поймёте, какую именно походку демонстрировал по приезду Бла-ародный Дон.
Раньше мне казалась слишком протяженной тропинка от пансионата "Мыс Айя" до того, самого последнего предела, где вороные от бушующей влаги утёсы стерегут посвящённый соснам Станкевича заказник от каменистых таинств Затерянного Мира. Понимаю, по-настоящему бешеному Тузику и сто парсеков не крюк, но сколько можно обламываться в ожиданиях, что вот он, плановый тупик?!! Крутой взлёт вздыбившегося морщинистыми наростами отрога - примерно такой представляю себе фактуру бронированной шкуры стегозавра - приводит меня на крохотную смотровую площадку. Привычно сползаю с тропы в направлении обрыва. До воды “парить” метров пятнадцать. Жёлтые разводы живых осыпей альбиносами тигровых питонов ползут к морю, чтобы исчезнуть в тенистых норах хаоса, покрывающего дикий пляж. Если у кого-то достанет смелости назвать "пляжем" протянувшееся вдоль ниточки прибоя поле отторженцев, проскользнуть меж которыми к морю даже сверху выглядит сомнительным. Да хоть бы оно и не выглядело, - вменяемого спуска в маленький "тизер" Затерянного Мира всё равно не существует. Во всяком случае, для тех, кто приключается в колючих тапочках на босу ногу.
 Хлопьями малахитовой пены возносится от самой воды плотная стена дикой фисташки. Вклиниваясь в застывший вулканический камень, они кроят его на зубчатые острова неведомого архипелага. Издали безжизненные, останцы полнятся жизнью. Там ящерка с неброским коричневым узором на спинке мелькнёт. Тут – тощий долговязый паучара нечто крылатое и шестиногое в липкую шёлковую могилку упаковывает. Светлые, как слегка подваренная сгущёнка, кузнечики с едва уловимым щёлком суставов отправляются в горизонтальный дайв. Прямо в полёте поджимают зубчатые "пружинки" и живыми зернами осыпаются в высокий травостой, прядающий непокорными соломенными чёлками от горячего дыхания ветра. Стена пережженного до коричного цвета ракушечника широченными вертикальными ступенями убегает к пригородам Севастополя. Над некогда "режимным" Автобатом висят белые, как льды Аннапурны, облака. Я этих льдов пока вживую не видел, но если очень-очень постараться, Непал может оказаться намного ближе. Во всяком случае, намного ближе, чем я в состоянии представить, заваливаясь на плановый передых в залитую треугольной тенью каверну, в которую, за дальностью от тропы, никто не успел "органически накизячить".
Потолок укрывшего меня навеса бугрист, низковат, заставляет до отказа втягивать голову в плечи и чувствовать себя разморённой средиземноморским солнцем черепахой. Полукруглая, едва вогнутая "спинка" каверны выглядит сделанной из небрежно набросанной мастерком песчаной смеси, но тверда на ощупь и почти не осыпается. - Всё, что можно было отодрать порывами ветра и вымыть потоками воды, давно мигрировало в широкий полукруглый язык переменной плотности, чем-то напоминающий хрестоматийный - ведь справочник по гражданской обороне уже почти хрестоматия - скетч зоны радиационного заражения. Я сижу, упираясь ногами в самый эпицентр виртуального "взрыва", место, где концентрировались не только тонкая пыль да песок, но и более крупные обломки породы. Эллипс светлой, как цыплячий пух, крошки шелестит ветром в сторону обрыва, но стоит ненадолго остановить взгляд, из-за крутизны склона начинает казаться, что отдыхается мне в сердце безбрежного песчаного пляжа. А если чуток прилечь, то и настоящей пустыни. - Ввинчивающийся в высунувшийся на солнце организм штопор зноя тому яркое подтверждение. Если ещё полчасика таким вот образом “понежиться”, известная сценка поджаривания яичницы-глазуньи со стейками на сексуальном пузике Валерии Голино - главной героини "Горячих голов" - вполне реалистичным рецептом голливудской кухни покажется.
 "Восстав из пламени ада" на корточки, я перетёк в упор присев и высунулся за вытянутую губу приютившей меня полки. Если правильно настроиться, можно было добиться ощущения полёта на самолёте. Ну, знаете, когда куртины трав и выброшенные прибоем ошмётья водорослей превращаются в возделанные поля, осыпи - в пересохшие дельты великих рек, а рухнувшие со стены глыбы и галька - в футуристический макет города из кабинета неуёмного в своих фантазиях архитектора. А ещё можно почувствовать себя Богом, взирающим на Землю в последний, до-человеческий день сотворения Мира. Главное при этом - не поворачивать голову чересчур вправо. Потому, что в зеленях через одну бухточку чья-то синяя палатка виднеется. Я горжусь стремлением населения к уединению: cколько требуется креатива и натхнення, чтобы запилякаться с рюкзаками в глухомань, сотканную из жары и безводных балок?!! Впереди и справа рассыпалась длинная цепочка поцелуев камней о камни. Ветер шептал в траве и тихо стонал меж изломанных водой и ветром глыб.
Тщась абстрагироваться от тягот пешеходной реальности, успевший проголодаться Бла-ародный Дон повторно обратил взор к бухте и мысленно "воспарил". Это закономерно передвинуло стрелки восприятия в направлении узкой четырёхколёсной тележки из авиационного алюминия (и отнюдь не соответствующих "геометрией” пышнобёдрых стюардесс Люфтганзы). Никакого "бифа" и, уж тем более, "фиша" с соответствующим аперитивом мне за бюджетностью текущего рейса не дождаться. Но вот насчёт увесистого шашлыка из "порка", буде вовремя повернуть оглобельки в направлении лагеря, вполне вероятно. Вероятно... Владимир Николаевич, гравицаппа у них есть, тентуру Земли знают!!! Уголь у них есть, костёр разводить ЕЩЁ КАК умеют!!! Колени будто сами собой разогнулись, вписались в поворот беззвучной команды налево, пыхтя, зачастили в горку. Эй, эй, куда?!! А штатив я, что ли, чисто по приколу через пол-побережья за собой тягал? Жестом Гэндальфа,  пытающегося остановить Балрога в Мории, я грохнул треножником оземь, прищёлкнул, накрутил, докрутил угол поляризации, "зажал" до 22-х, вытерпел пятисекундный автоспуск. Мы отсюда пойдём медленно-медленно. И напихаем во флэшку по самые "не балуйся".
...А если Некто, чуждый таинству пейзажной фотографии, за это время неосмотрительно нафаршируется общественным шашлыком, мы его по прибытию насильно посильно подкормим яблочками - они придают такой чудный вкус мясу - и целиком в уголья. И всё это не обжорства окаянного ради, а торжества справедливости для! Из глубин "диких земель" ракурс на стену получался даже более захватывающим, чем со стороны Маяка. Стягивающаяся в бесконечно удалённую точку перспектива исчезала, уступая место Девятому Валу цветных туфов, мергелей и перекристаллизовавшихся известняков. Феолентские обрывы можно (и должно!) рассматривать бесконечно, ведь каждый метр их - точный слепок, читайте, та же фотография, давно минувших эпох. Вот если бы ещё окружающее не сочилось зноем, напоминающем о славном прошлом давным-давно угасшего палео-вулкана... Казалось, добавь еще пару градусов, и камень вокруг вспыхнет, а затем и вовсе растает и потечёт, огибая ноги, как сель - стволы деревьев в паводок. А теперь мы ненадолго отвлечёмся от нарисованной воображением картины, чтобы потихоньку сверзиться в балку. Интересно, похож я со стороны на лоцмана, не знающего фарватера?
И солнце светит ярче, и веселей пейзаж,
Коль плещется в желудке Це два аш пять о аш! Апокриф неизвестного автора.
 Солнце успело кануть в сивую пучину туч, как нанизанный на рыболовную китайку-макушатник ком мамалыги - в пожизненно непрозрачный Реут, а “убывшие” в Балаклаву Мисти с ХАМмером так и не объявились. Ванна и горячая вода, пусть даже молитвами обыкновенного бойлера - затягивающая штука. Скалы в последний раз полыхнули кровью и остыли, закуклившись в серо-голубое пепелище сумерек. Волею оранжевого гало, сияющего по верхнему ободу туманной круговерти, тучи походили на успевший расплыться и обрести всю положенную гамму оттенков синяк, без пущего успеха скрываемый золотой оправой дизайнерских очков. Всё расцвело и увяло настолько оперативно, что я даже не успел вовремя отодрать себя от каремата, умиротворяющего похлеще любого тайского массажа. Самое время раскочегарить уголья и подстегнуть еще одним звонком якобы уже оседлавших городской транспорт “гостей”…
Шагающий первым Мисти явил своё воинство в скрежете камешков, зажигательном смехе беседы и увесистом колыхании белых полиэтиленовых кульков. Голосов на тропе звучало несколько больше ожидаемого, я распознал третий практически одновременно с оптимистичным "Что, бл@ть, не ждали?!!" И тебе, Кот-18, не хворать! Нет, ну вы на них только гляньте: тщательно выбритые подбородки, цивильные футболки, пиленые джинсы, а "за душой" у ХАМмера ещё и две бутылки - красного и белого – шампанского! С кем мы связались?!! Теперь даже фисташек на шампуры мне купировать не придётся: нержавеющие в колчане брезентовом позвякивают. Марать руки в оглушающе-пряном маринаде никто не воодушевился. Тостировать и сдвигать кружки - вот родная стихия Бла-ародных Донов. А перезревшие с утра именинники для того и существуют, чтобы мяскО с энтузиазмом на железо нанизывать, да на приземистые заборчики из ракушечника не по-татарски увесистые шиш-кебабы своевременно оформлять.
 …ХАМмер царственным жестом оттопырил указующий перст, вдавил поглубже в переносицу дужку очков и углубился в оформление "бара". Першая линия обороны - два шампусика и янтарная мадера. ДрУгая - марочные портвейны и литровая водка. Водку с армейских подводных времён поставляет тренированному организму Кот-18. Насколько я в теме, она Коту-18 вместо тосола: и летом не закипает, и в стужу февральскую, лютую, замёрзнуть не позволит. Уместившись лицом к Турции - отсюда получалось сподручнее всего прыгать до опасно близкого к готовности шашлыка - я нежно “поцеловал” кружкой протянутую навстречу посудину Тахира. Живая волна звона, следуя за секундной стрелкой, пронеслась по тонким “нержавейкам” Саныча, Мисти, Кота-18, чтобы, завершая круг, через ХАМмера отрикошетить ко мне.
- За именинника!!!
...и полжизни в Крыму, - одними губами продолжил я, вливая в себя неоправданно щедрую - так всегда получается поначалу - порцию рубиновой "шипучки", всё ещё хранящую божественную прохладу холодильника. Закусить сладкое скибкой душистой сочной луковицы оказалось настолько органичным, что, выслушав балладу "номерного" Кота о "первой", "второй" и "перерывчик небольшой", я коротким кивком подтвердил повторное начисление шампусика. Завертелось. Вскочить. Натянуть перчатку. Крутануть раскалённые шампуры - предоставленную самой себе "свинину" комбикормом не корми, но дай пригореть по-быстрому. Сбрызнуть пивом со специями для вящей сочности. Отмерив три возвратных шага, окунуться в умиротворяющие волны - нет, не моря - беседы. Между тостами по-стариковски вспоминали славное прошлое, по-юношески пылко "шарили" планы на неизбежное будущее. Уже год как прогрессирующий среди меня "турецкий синдром" нужного резонанса в умах не шевельнул. Только за узкими очками Тахира вроде полыхнуло, но, не исключаю, это был всего лишь отблеск углей, предвкусивших второй транш супротивных кашруту излишеств.
 На фирменный глинтвейн ХАМмер, как мы ни улещивали, не раскрутился. Типа не пляжное это дело - стеклотарой по брикетированным угольям елозить. "Откусивший" от хвоста зелёного змия Мисти, как всегда, был шумен и охоч до сотрясения воздусех оральными песнями акапелло, что не могло не шокировать над-обрывных дачников и прочих соискателей уединения, буде они столовались от Каравеллы и Автобата. Мне, в пику этому, мечталось о тишине и покое. Чтобы влажными глазами русалок смотрели на нас из воды отражения первых звёзд. Чтобы вновь стало различимым медовое сладкоголосье цикад. Чтобы ветер растрепал волосы, почти как мамина рука в детстве... Но отказаться подтянуть хором зажигательную "Снежинку" “Несчастного Случая” - на такое уважающие себя Бла-ародные Доны пойтить категорически не могли.
* * *
Дачи на дальнем обрыве растаяли в темноте, оставив мягкое жёлтое сияние лампочек накаливания в хаотичных фреймах неодинаковых окон. В безлунье ночи была сокрыта частица той самой Первозданной Тьмы, что заполняла мир задолго до создания Света. От костра остались лишь рдяные глазки умирающих чечевиц да жидкие струйки пепельно-серого дыма, нервными щупальцами ласкавшие осязаемо посвежевший воздух. Что же они мне напоминают?.. Ну да, естественно. Вдруг стало безумно жаль, что в центральной колонне штатива, вместо так и не пригодившегося камбоджийского бамбукового варгана, не завалялось десятка индийских ароматических палочек. - "Опиума", "Каннабиса", "Сандала", да всех воедино - без разницы. Тут же мозг упорхнул мыслиями к Кисе, с её алтайским комусом, феншуйными дисковыми свечками и, конечно, утренними медитациями на Звезду по имени Солнце. Чего было Наташке и осенью не потопать с нами? О! Тема. "За тех, кто не с нами…" сегодня, кажется, ещё не возлиялось.
 Несправедливость долженствовало устранять немедленно, страстно, поимённо но, при всём этом, без фанатичного усердия. Чтобы перевалившему за полночь организму достало драйва на шестичасовой "вставай". Такая вот, растудыть её через коромысло, бритва Оккама... Пусть собственно рассвет скроют неровности микрорельефа, это ни разу не повод сбивать тщательно выверенный за две недели оптический прицел. Ну, в смысле, зеркальный видоискатель, если вы понимаете, что я имею в виду. Подавив острое желание посмотреть, что за две недели наснималось (экономить аккумуляторы - тоже своего рода прицел, который сбивать никогда не стоит), я углубился в упаковку окружающего бардака в палатку. Осенняя сказка почти закончилась. Чёрная бархотка облачности медленно, но верно стирала звёздную пыль с грифельной доски неба. Я отправился спать, и спал долго-долго. Даже если мне что-нибудь и приснилось, то я всё забыл...
День двенадцатый
|
