| |
Толе-рант-ность - это когда Толя из последних сил заволакивает тебя ХЗ куда,
где нет ни воды, ни дров, а ты радостно киваешь и соглашаешься, что отсюда
классный закат и восход, хотя этого Толю... хочется ...рантом ботинка в Хапхал!
ХАМмер
 Милое солнечное утро. Лёгкий туман в голове и серебристое дрожание крыл мух-журчалок. До чего же совершенные создания: то брызнут неизвестно куда чёрно-жёлто-полосатой молнией, то замрут посередь эфира, как приклеенные хрупким тельцем к невидимым атомам кислорода. А серебристые крылышки поют, трепещут, искрятся… самый настоящий перпетуум-мобиле со встроенными акселерометрами и гироскопами, а не безмозглая мушка. Уж насколько бражники да комары мастера неподвижно зависать в воздухе, и те и другие безнадёжно сливают по филигранной координации движений самым обыкновенным журчалкам. Да и звучание у последних куда как более мелодичное. Тимофей Анатольевич мушками не интересуется, в прямом смысле слова вдыхая жизнь в уснувший костёр: угли для этого достаточно горячи.
Клубится и медленно оседает не совладавший с тягой Земли пепел, а сизый дым, завиваясь рунограммами, возносится вверх, дробится, натыкаясь на острия сосновых игл, растворяется в небе... Целей, намерений и желаемых итогов от этого становится зрительно больше и хочется верить, что обстоятельства будут нам благоприятствовать, а усилия вознаграждаться соответствующим образом. Пузатый чайник цвета воронова крыла об этом не знает и закипать не торопится - у него и так всё отлично. Разбросанная по периметру кострища хвоя успевает подсохнуть, чёрно-белые пятна прели равномерно сереют и лагерь перестаёт напоминать кабаний театр боевых действий.
Максимум, что хочется с трудом выпроставшемуся из палатки тельцу - жиденькой-жиденькой овсяночки. Пусть даже и с сушёной черникой. Ах, какой вчера был барашек... Вообще с "излишествами нехорошими" пора однажды заканчивать. И чайку, чайку, пожалуйста, до самых краёв... Киса выуживает из рюкзака свежий корень имбиря, стилизованный в направлении Гаргантюа объевшегося бараньей корейки (опять о запретном?!!), и тончайшими до полупрозрачности золотистыми пластинками строгает южно-азиатский деликатес в дружно сбежавшиеся к костищу кружки.
Нашему Алику имбирь вновинку, а Киса, как всегда, щедра до слёз поэтому отхватывает душевную скибку и с невиннейшим выражением лица протягивает "подопытному". Какая богатая у Алика мимика… куда там по-богатырски впившему уксуса чатланину Уэфу. Сдаётся мне, если бы не присутствующие здесь дамы, мы бы и “русским народным словарным запасом” насладились... в исключительной мере.
Триптих: Имбирь
Затянувшаяся сытость низвергает к медитации, вдумчивому фотографированию, изучению чужой снаряги, дабл-клику по имбирному чаю, да к чему угодно, лишь бы только не двигаться с так тёпленько насиженного местечка. Приходится наступать на горлянку лебединой песне собственного “я” и это, открою вам, тот ещё само-садо-мазо-хизм.
Тщательная уборка мусора, задушевное прощание с гостеприимным сосняком, прыжки на спину истосковавшихся по наездникам рюкзаков. Влекомые хмурящим лоб Аликом - шагающий вверх организм вяло протестует - мы двигаемся туда, где меж горделивыми соснами зеленеет полянами пустота. К сожалению, у по-стариковски трясущегося ухабами дорожного полотна имеется своё видение правильности направления, и очень скоро вокруг снова лес, но уже лиственный: тесный, кряжистый и ущербный в росте. Взваливший на себя бразды навигации Мисти как-то подозрительно смущённо докладывает, что мы всё ближе и ближе к Миэссису. Только вот "крутой расселины с осыпью" на десерт к вечернему ягнёнку нам недоставало...
 Делаем титаническое усилие изменить предначертанное злодейкой -судьбой и сшевелиться метров на четыреста восточнее. Дохлый номер. Густой лес, топкие листья, встречные и поперечные дороги самоотверженно сопротивляются коллизиям, запутывая, отвлекая внимание, но мы же “лоси”, у нас всё-таки получается, и... И... Так во-от ты какой, Миэссис-Сохах-Богаз! Да-да-да, именно Миэссис-Сохах-Богаз. Акелла Мисти промахнулся. Глыбовый навал отныне и впредь проще прошить насквозь, чем подвинувшимися орудийными башнями танками траверсировать придушенные гигантскими каменьями заросли шибляка до "удобной для подъёма" наклонной полки Аскер-Кач-Атана.
- Таке життя...
11.08 Высота - 650 метров. Стартуем настолько мощно, что приходится отказываться от услуг треккинговых костыликов: голыми пальцами тискаться по затянутым паутиной щелям не в пример сподручней. Заблудившаяся в хаосе тропа снова является в поле зрения и умерено каменисто жмётся к внушительной стене Спирад. Прямо над головой замерли по стойке “смирно” изваяния, похожие на рыцарей в высоких шлемах, а слева уже появилось, куда при случае сорваться: заорать успеешь, ещё не достигнув макушек деревьев. Дважды притормаживаем, чтобы глубже вдохнуть и ощутить драйв единения с окружающим. Просто праздник, какой замечательный перевал. Перешагнув через ощерившийся острыми пиками останцев кусочек пути, тропка являет нам последний взлёт Миэссиса Сохаковича. Теперь становится ясно, с чего к перевалу приклеилось это самое "С-с-соххх-ах-хх": именно так скрежещет под треками мелкий, местами опасно оживающий нежно-бежевый гравий. А над головой-то, над головой... Двойным зигзагом молнии рикошетящая от невысоких скальников осыпь. Загнутый клювом крупного пернатого хищника выступ слева и противостоящий ему мощный пупырь с удалым казацким оселедцем растительности на макушке. Ещё выше - настолько далёкий и желанный, что аж прогнувшийся правильной получашей "финиш".
Дальше можно вообще не подниматься: максимум пару шагов вверх и нирвана, как перегретый в топке локомотива пар, из всех предохранительных сфинктеров организма Соловьём-Разбойником засвищет, да ещё и крутым кипятком ближайшие кустики окропит. Как же я люблю этот вертикальный мир! "Осыпаемся вверх" парами, удерживая дистанцию метров в пять. Ладно, там, кряжистый Алик под моим возглавляющим колонну центнером с четвертью ещё погарцует. Но у приклеившейся к нему ведомой Кисы "коньки" не из монокарбида вольфрама, не ровен час, могут под таким грузом и "откинуться". Хитрее всех Тимофей Анатольевич - молодость ему в помощь - ползёт прямо по скалам параллельным курсом, только мелкие камешки, рикошетя, щёлкают.
Мисти со Светкой внизу крохотные-крохотные, а Ёжика с Сашей вообще не видно. "Орёл" и "казацкий чуб" вскоре остаются за спиной внизу, вот она уже, заветная плоскость. Остановились, выдохнули, обернулись, вдохнули, а теперь хором: ва-а-ау! И ещё разок, но уже громче и стройнее - ВА-А-АУ! - потому что ”хвостик” как раз из игольного ушка подтянулся. У панорамы под ногами трёхмерность такая, что до Плеяд дотянуться хватит. Cдавленная утёсами V-образная расщелина, в которую ускользает крайне негуманного уклона тропа, по майски разноцветная шкурка листвено-хвойного камуфляжа леса, много дальше - красавец Биюк-Исар, грубо вырубленным усечённым конусом попирающий монотонность южных склонов Главной гряды, едва различимые на границе моря домишки Кацивели и Понизовки.
В общем, Спирады - это здорово! Отдыхать на Спирадах - того здоровей, но вот с погодой природа подкачала. Какой-то окончательно унылый мрачняк слой за слоем наваливается с востока. Ощутимо холодает. Солнца не видно, но чувствительной матрице камеры кажется, что небо - огромное серебряное зеркало, и никаких облаков на нём быть не обязано. Бархатными перчатками хлещет по щёкам колючий ветер, в гусарском стиле оскорбляя действием. Лошадиные ушки Ат-Баша воспринимаются острыми рогами изготовившегося выпрыгнуть из окопа дьяволёнка. Последним золотым листом осины солнечный луч прилипает к Бедене-Кыру и, прокатившись равносторонним контрастом по треугольно-ребристым геодезическим куполам лже-обсерватории, угасает навсегда.
13.07 Высота - 1029 метров. Всё ещё Спирады. Мы поднимаемся на ноги и монотонно убывающей кривой спешим за Аликом на запад, нежа пылающими взглядами бесконечное поле первоцветов, чествующих чужеземцев тысячью тысяч крохотных лимонно-жёлтых ладошек. И вам здравствуйте, скромные светочи Яйлы. Тропа покрывается волдырями и рёбрами камня, ускользает в лес, отличающийся от всего, оставленного на южных склонах, примерно как же, как гномы от эльфов. Тучны и кряжисты мускулистые торсы стволов, вздутые венами лопающейся коры десницы ветвей, набрякшие от тяжкой науки выживания суставы сучьев, успевшие поседеть пылью безводья бороды мхов... 
Они совсем не прочь вцепиться-и-опасно-заскрипеть чёртовой кордурой рюкзака, выбить из седла боковой стяжки зазевавшуюся бутылку с водой, невинно выдвинуть на тропу заставляющий запнуться корень. Тёмно-бурая - почти цвета молотого красного перца - тропа карабкается по каменным ступеням на пригорок и, коротко траверснув на север, ступает на бесформенно многоугольный луг. Видимости по-прежнему никакой, не так чтобы очень далеко реет алый флаг над величавой Морчекой. Завидуя его славе, а может, наоборот, послужив вдохновителем цвета артефакта давно ушедшей Страны, нас окружают огненно-гранатовые очаги горных пионов.
Срывающий шифер контраст разреженно-рассечённых, как у огородного укропа, листьев, покрытых чуть заметной сеточкой розовых жилок полураскрытых бутонов, нежно-салатовые искорки набухших почек диких груш, бледный циан вездесущего лишайника и безрадостная зеленца дубовых стволов просто срывает башню. Не часто посчастливится сменить за какие-то сутки заснеженную цитадель из камня и плавающих в облаках сосен на безумство успевшей разрумяниться весны.
Мы, не снимая рюкзаков, валимся ниц, навзничь, на колени - что кому роднее - и начинаем ласкать, всматриваться, внюхиваться, фотографировать, как безвольные марионетки, повторяя это нехитрое упражнение не раз и не два на каких-то разнесчастных пяти километрах пути. Время тикает неравномерно, какими-то раздёрганными пульсациями. То завивается тугой пружиной и, ускользнув из пальцев неловкого часовщика, прыгает вперёд, то наоборот, почти замирает, как будто кто-то подливает в песочные часы воду из невидимой бюретки. Я едва успеваю подхватить двумя руками отвалившуюся до пояса челюсть, когда из-за очередной куртины деревьев неожиданно выдвигаются вслушивающиеся в напевы моря ржавые ромбы.
15.44 Высота - 941 метр. ЁКЛМН! Позвольте, а куда подевалась яйла?!! В длину она усохла она за девять лет, что ли? Переход от Ат-Баша через Спирады до "ушей" Балчих-Каи всегда казался младшим братцем Бесконечности, а тут ресницами хлоп-хлоп - и уже всё закончилось! Нежим брюшки на солнцепёке, потому что неотрывно преследующий нас мрачняк любезно уцепился "выступающими частями тела" за Морчеку и отстал навсегда. Нечеловеческим усилием подтягиваемся к покоящимся на бетонном основании рюкзакам и, по-моему, впервые в этом сезоне коллективно фотографируемся со штатива.
Разделяющая пассивные ретрансляторы балка ещё не успела как следует зазеленеть. Камни, листья, полиэтиленовая тара, пластиковые тарелки, тропа. Оказывается, балка совсем неглубокая - качающиеся на уровне глаз вершины деревьев совершенно не показатель - и упаднические инициативы обойти её севернее суть нелюбовь к себе любимому. Отдаём честь ромбу близнецу - он более потрёпанный и, несомненно, реже посещаемый. Протяжённой лысоватой пустошью падаем к пушистым зеленям, оберегающим от полуденного зноя животворящую влагу одноимённого скале-носительнице колодца - Балчих-Кую.
 Обычно унылый и однообразный, спуск дарит воистину райское блаженство: то, что раньше нам казалось полями пионов, теперь не более чем заштатные островки забытого Богом и людьми архипелага, а бескрайный малиново-красный "материк" - вот он, позади, вокруг и даже внутри нас… Насколько недоразвитое воображение угораздило окрестить "воронцом" окружённые шестилепестковыми нимбами сердцевинки с упругими жёлтыми тычинками и по-змеиному раздвоенным, нежным малиновым язычком-рыльцем? Я, разумеется, понимаю, что профессиональному таксидермисту распотрошить ворона, чтобы добиться похожей цветовой гаммы и даже идентичности некоторых фактур не вопрос, но, извините, это уже что-то из раздела малобюджетных голливудских триллеров, индекс которых по IMDB вряд ли когда-нибудь перешагнёт рубеж единицы.
Сам не замечаю, как сильно отстаю. Дурацкие мысли затерялись и растворились без следа в красном, жёлтом, зелёном и синем, душа, позабыв о материализующем её бренном прахе, странствует в совершенно отдельных реальностях. Что-то я определённо собирался сфотографировать. Но вот что? Ах да, “домашнюю заготовку” Мисти, олицетворяющего достойный иззубренной троянки Зураба Церетели монумент “Москвичи, заблудившиеся в Крыму по GPS”. Ребята терпеливо ждут в низине, чтобы уже вместе штурмовать ступенчато-рассечённый скальник: где-то мы чутарь с траверсом промахнулись.
- Прикинь, приходишь ты куда-нибудь, а там родник. Каптаж 18 века. И написано, крупно: "Эсъ-Эмъ-Иксъ-29406" - шутит Мисти.
От сломанного буквой "Л" замшелого ствола, когда-то так украшавшего подходы к успевшему поржаветь крышкой колодцу, не осталось и следа - ох, время, время… Балчих куится (с) Мисти, вполне оптимистично, никаких приспособлений для водозабора не требует, и даже сумел вдохнуть жизнь в болотистый ручеёк. Горные пионы под тенистые буки ни корнем, ни листиком: тут свой биогеоценоз и свои правила общежития. Длинные хрупкие стебли безрассудно жёлтых лютиков, кажется, сейчас все, как один, переломятся под ударами лёгкого, как пух, ветерка.
Пока ещё не отягощённый листвой Мир, имя которому Лес, пронизан солнцем настолько, что у тысячепиксельного сенсора свободные электроны поневоле начинают заезжать за дырки. Камера то по будённовски рубится в пересветы, превращая цветы в абсолютно белые бельма, то, наоборот, берётся навёрстывать упущенное, уваливая всё окружающее на третий слой сумрака почище свирепого дядьки - Завулона.
16.11 Высота - 845 метров. И вообще, фотографировать, когда почти накрыт обеденный стол - неуважение к мастерству шеф-повара. Обстоятельный, как булгаковский профессор Преображенский - важно не только знать, что есть, но также когда, как, и о чём при этом следует говорить - Алик взывает к трёхразовому питанию, привычно не жалея российского газа (хи-хи-хи…) кипятит закопчённый чайник. Девчонки громоздят на тяжёлый, как гробница Тутанхамона, остов бука "монбланы" и "пти дрю" из бутербродов (между прочим, ствол покрыт цветастой клеёночкой, за это не грех требовать ресторанную наценку высшей категории…), а я вслепую нашариваю непочатые "Провансаль" с "До шашлику".
Коварный Мисти как будто невзначай присовокупляет к застолью потрёпанную поллитровку "Алушты" и чисто спартанский быт наш - впитие проистекает в режиме шведского стола - налаживается почти необратимо. Вопреки справедливым ожиданиям, событий из группы “растекание по древу сытости” на сетевых графиках Алика не числилось. Бобры на раз-два-три упаковались, громко выдохнули и, стоически поджав дрожащие от возмутительной несправедливости губы, потопали покорять затерявшейся в невзрачных холмиках “вершину” Мердвен-Каясы…
* * *
Взгромождение на пригорок Исар-Кая, без пущей уверенности в положительном результате обещающий развалины средневековой крепости, компенсируются живописью глубокого кулуара, отворяющегося на Оливу и Береговое. Тропы вниз не наблюдается, но вид “по оси Z” после Миэссиса (если заставить себя осилить первые метров пятьдесят-семьдесят спуска…) вполне проходимый. Поставим галочку в надежде на следующий раз.
К топтаной великими мира сего от поэзии и литературы “Шайтан-Лестнице” мы с Мисти подбираемся так, как тренировал ХАМмер на Красном Камне, что под горой Хлама: строем и без единого постороннего звука. Даже треккинговые палки несём наперевес, чтобы по камням клыками не щёлкали: ни к чему нам финансовая конфронтация с "действующим на постоянной основе" егерем. Заслышав далёкое урчание двигателя, Алик со сноровкой отца Фёдора, утащившего концессионную колбасу, вскарабкивается на параллельную грунтовке тропу-извращенку. Тут нам становится совсем не до тишины: если раньше ногам было просто очень жидко и грязно, теперь присовокупился бонус - скользко и под наклоном.
Это ж надо было устроить такой свинарник из приличной дороги - думалось при взгляде вправо и вниз. Кому-то явно припекало в попе померяться умением любимых внедорожников изгваздываться по самые… самые… - здесь мы чуток смягчим - экспедиционные багажники на крышах. На подходах к памятнику партизанам мы всё-таки сдались и съехали в чернозёмные колеи. Мисти непринуждённо обходит стороной все знакомые мне источники воды: у Мэтра своё, приватное видение попутных "поилок". Пройдёт ещё немного времени, и он реально начнёт крапать лунными московскими ночами развёрнутый и качественно иллюстрированный атлас-путеводитель "Куями горного Крыма*".
* Издевайтесь - издевайтесь... Ведь всё равно куями пойдёте, никуда не денетесь...
Комм. Мисти
18.35 Высота - 597 метров. В настоящий момент наш трек, например, асимптотически приближается к круглогодичному колодцу Кую-Алан, и это даёт повод для оптимизма, ведь с “проверенными” родниками на кромке яйлы дальше голяк почти до самых Байдарских ворот. Главное - не упустить нужное ответвление дороги на север, к огромному красивому лугу, где за первым же одиноким деревом притаилась короткая вертикальная труба, прикрытая листами тонкой, непонятно какими межмолекулярными связями удерживаемой от рассыпания в ржавую пыль жести. О Кую-Алане ведаем не мы одни. Перекрёстным курсом его выцеливает группа - которую из-за нечёткой логики "роения" так и хочется назвать стайкой - девушек. Бросаем рюкзаки метрах в пятидесяти, здороваемся и, вооружившись до зубов бутылками, идём к "водопою". Весна, однако: колодец полон почти под самое горлышко. Не нужно ни шестов, ни верёвок, черпай прямо кружками.
Нам "хорошо бы сначала помучаться", поэтому мы терпеливо ждём, пока Киса с Тимофеем Анатольевичем наполнят первые бутылки, и только после этого наступает правильное удовольствие: крупными, затяжными, заставляющими ныть зубы от холода глотками... Впивать много уже можно и даже должно: до финишной ленточки какой-то занюханный дубль километров, напрягать позвоночник, чтобы сразу по приходу заветную тару залпом осушить как-то не слишком логично. Несмотря на то, что формально солнце еще высоко, девушки никудашеньки не торопятся. По всему видно - вменяемые туристы, рыцари “классической школы” ночёвок в лесу, у родников… Шесть с половиной литров "навески" - вот это настоящий рюкзак!
 А какая "настоящая" Куба-Кая впереди уклоном светит, - вообще просто праздник какой-то. Тяжко попирающий землю Алик вслух делится сокровенными мыслями: дескать, его первый в жизни поход, чтобы каждый вечер эти подлюки-фотографы заставляли тянуть в гору суточную норму жидкости. Потихоньку ухмыляюсь в усы: не так чтобы очень давно те же самые "подлюки-фотографы" заставляли поднимать по Холодному кулуару не только воду, но также трёхдневный запас портвейна, усугублённый контрольной поллитрой немировской перцовки...Долгожданная плоскость. Как “Большая волна в Канагава” кисти престарелого Хокусая, окаменели накатывающиеся на Южный берег валы Кильсе-Буруна и Мшатка-Каи. На "дороге римских легионеров", во всяком случае, именно так её позиционирует искушённый в краеведении Алик, или дождя не было, или невидимые дренажи всё ещё действуют: хрустко, как по правильно прожаренным чипсам идёшь. Растительность то подступает совсем близко, нависая над дорогой вздыбившимися на задние лапы медведями-шатунами, то вдруг откатывается вглубь яйлы, маня удобными для ночлега полянами. Никаких переговоров (Jo negotiata! - алб.), Кильсе-Бурун и только Кильсе-Бурун!
- Вы идёте впереди, и делаете попеременно закладки водки и портвейна. Потом отсылаете мне GPS-координаты по SMS. А я иду последним и играю в алкокешинг!!!
Креативный Бобус
 Природе явно по душе наш фанатизм и она устраивает за поворотом "дембельский аккорд": два мутных рукава-озера вместо колей, поглощённые густым кустарником обочины. Шиповник, между прочим, тоже "густой кустарник" и его тут "мноГА". На каждом шагу съезжая левой ногой с как будто политой жидкой чёрной сметаной кромки в лужу, чувствую себя вполне зрелым кобанчегом. Вот она, нужная поляна и вот она, стремительным домкратом вздымающаяся к южному небу аппарель Кильсе. Времени до темноты в кои-то веки пропасть. Лениво устанавливаем палатки, подбираем те, что поближе, дрова, беззлобно дебатируем "а кто не хочет сахара или сливок" - надо же кому-то оберегать скарб, пока "избранные" тешат эго закатом. Выясняется, что избранным сегодня себя считает каждый первый, а скарб и сам за себя сможет постоять на месте. Ну и ладно. Цапнули "общечеловеческие ценности", плюнули на остальное, пошли.
На одном дыхании вычислив нужный рукав в простеньком зелёном лабиринте у подножья единоутробного братца Эклизи-Буруна (тюркское келесе соответствует греческому эклизиа и означает церковь), мы увидели желанную цель - топогеодезический “трипод", и начали "пытаться поверить в себя".  Заметим, у Нео с Матрицей это получилось как-то кинематографичней: пули притормозил, руками-ногами всласть помахал, будущего короля эльфийского Элронда порешил. Хи-хи. Казалось бы, тройка сотен метров вдоль да сотка поперёк, почему всё так плохо? Сопелка хрюкает, дыхалка кашляет, ноги саботируют, ни единой нотки коллективизма в тушке не проявляется. Алик со Светкой рядом, у них, похоже, та же самая фигня приключилась, а Мисти с Тимофеем Анатольевичем и Кисой фьюить - вперёд ускакали. Вот кого я давно безуспешно искал, так это делегатов на “прикладную логистику” нашего запаса тушёнки отсюда и до Ильяс-Каи! Миновав редкие кряжистые "расцветали яблони и груши", допинываем дымчато-серые каменюки до отметки 712 метров над уровнем моря, где пытаемся в первом приближении вычислить упомянутую в названии горы церковь. С этим засада: похоже, кому-то в соседних селениях сильно требовались “освяченные” стройматериалы.
 20.28 Высота - 708 метров. Кильсе-Бурун взят. Я как-то подсознательно предполагал, что в самую первую очередь вершина должна предъявить панораму Байдарского водохранилища. А хрен вам с тёртым буряком: слишком высоко задирают кудрявы головы Календа-Баиры с Хазанджиками да неразлучными братьями Синорами. Зато искренне порадовал “ближний запад””: за идеально правдоподобной копией Кильсе-Буруна - Мшаткой-Кая, кичилась вертикалью юго-восточной стены гора Форос и её ступенчатое продолжение с труднопроизносимым - если вы не искушённый рэппер - речитативом Челеби-Яурн-Бели. Спасибо, о добрейшая Светка, однозначно не откажусь. Хе-х, а ведь после обработки пересохшей гортани унцией портвейна название приобретает ну просто фееричную мелодичность. Его даже петь можно! Киса, солнце, ты варган в рюкзаке не забыла? Ай, маладца! Покорённая аудитория складывает штативы предоплатой у твоих ног. Вон оно как... Мисти "не забыл" в рюкзаке коньяк ХАМмера... Вручаю Алику также “случайно” прошмыгнувший в мою фотосумку молдавский коньяк. А ну, выходи строиться! Я вас - кросавчегов сейчас по-шариковски "из фоторужья щёлкну"...
Закат подкрадывается незаметно, потому что замечать как бы особенно нечего. Тучное небо стеной неровно застывшего бетона нависает над горизонтом, сдавливая продирающийся сквозь него розовый пятак сверху и снизу одновременно. Ещё и надкусила его какая-то тварь летучая, добротно так клыками иззубренными правый бок исполосовала... Так и не достигнув желанной земли, светило истекает багрянцем в тучи и погибает “от потери крови". Узкий уголок горизонтальной распорки тригопункта впивается в седалище, приходится на постоянной основе ёрзать туда обратно. Велюровый сумрак маслянисто поблёскивающего Понта выплёскивается на Форос с Меласом, они медленно выходят из транса, удивлённо моргают оранжевыми и зелёными огоньками жилья.
 Ветер доносит горловое мурлыканье двигателей и ритмичный пульс дискотек: сегодня тяпница, народ внизу отвязывается по полной. В чём-то завидуем мы, в чём-то завидуют нам. Никто не может иметь то, что он хочет, именно так, как он этого хочет...Делаем по контрольному глотку коньяка - стремительно прогрессирующая темнота обещает спуск при свете фонариков, но это уже привычно - затем прощаемся с Кильсе-Буруном и выдёргиваем из лотоса медитации едва отличающуюся от ночи Кису. Хи-хи, как всё-таки фаллично выглядят в сизом свете "Петцлей" белые опушённые столбики... подсказал бы ещё кто название этого забавного бурьяна. Отспотыкав положенное, мы с Тимофеем Анатольевичем промахиваемся мимо палатки и забредаем в заросшую лесом воронкообразную котловину, что крайне положительно сказывается на запасе дров. Бессовестно препоручаю ужин Алику - чей последний "фугас" тушёнки, тот не спрятался, я не виноват. Народ предусмотрительно усаживается экстремально удалённо от дров, что в нашем случае эквивалентно "максимально приближённо к бутылкам". Чувствую себя лохом-лесорубом с трагической судьбой Золушки: дым, искры и пепел атакуют со всех сторон, сжимая в не дающие продохнуть клещи.
 21.13 Высота - 612 метров. Наш Чарующий принц неизменный виночерпий Алик не теряет наносекунд даром: жестом престидижитатора извлекает из-за спины бутылку зелёного стекла - сберёг, бродяга - разламывает, крошит, отсчитывает, засыпает, заливает, укупоривает, надевает нитяную перчатку и смело задвигает "Плагиат ХАМмера" в жарко рдеющие уголья. Нет. Какое-то не то подобралось существительное. Пусть лучше будет "Наследие ХАМмера". Ура, товарищи! Пока "наследие" взаимообогащается корицей, гвоздикой, мускатным орехом и прочая (по спецификации), трезвый, в общем-то, народ так буянит песни, что егерь с женой и прочие ночеватели на Бюзюке терзаются кошмарами. То "пуговицы вряд" золотым роем из ниоткуда налетят, то "ямщик в степи глухой" на вечную мерзлоту откинется, а уж какие кровавые мозоли натирают "чужие сапоги" на облизанных языками костра пятках...
Не-же-ла-ем жить,
Эх, па-дру-го-му...
Не-же-ла-ем жить...
Ух, па-дру-го-му...
 Подталкиваемые первобытными инстинктами, мы всё теснее грудимся вокруг огня. Это был весёлый, жизнерадостный огонь. Хлопками единственного ослепительного крыла он прогонял зябкую сырость, истекая дымом, заполнял невидимость ночи густым благоуханием древесины, успокаивал, согревая... Примерно раз в две минуты Алик протягивал руку в строительной перчатке, трогательно прихватывал бутылку за самое горлышко, проворачивал её на одному ему ведомый угол. Затем крепкие пальцы медленно разжимались, и на неуловимое мгновение становилось видно,насколько неохотно, совсем как осьминожьи присоски, отлипают от чёрного стекла покрывающие рабочую поверхность перчатки синие пупырышки. Родной край (не забываем, Родина там, где сейчас твоё сердце…) пропитывал нас и наши домики богатой росой.
Пока коптишься и млеешь у огня, этого почти не ощущалось, но стоило вышагнуть за пределы света, чтобы проверить, не забыто ли что у палаток, как штанины начинали радостно хлюпать. Нет, дорогие мои, это пока ещё не стирка, которой вы так заслуженно жаждете. Зябко здесь, пар изо рта так и валит. Думалось, это “проприетарная фича" сладкой парочки Беш-Текне и Ат-Баша, высот более километра... Ох, какой же ты не близкий и не ласковый, Кильсе, Бурунов сын. А за спиной уже трепещет от перевирания слов и российских акцентов "Ты ж мэнэ пидманула". Пора заряжать второй круг глинтвейна и разгонять по нарам этот самостийный "Хор Турецкого" - до рассвета менее пяти часов.
- Наташка-а!!!
- Ой-ой!
День
восьмой
|
