| |
Надо брать с собой в поход двести граммов кокаина
Ни холода,
ни голода не чувствуешь, даже спать не хочется.
Мисти
 Вот зря я "до
ветру" с вечера всуе поминал. Не успел как следует расхрапеться, начинается.
Вроде невелика нужда, а мОчи нет терпеть. То есть как... гм... Именно
её-то и есть в предостатке, если ударение соответствующим образом переставить.
Лежал-лежал, ворочался-ворочался – ну никак. Будь нормальная погода, может,
и превозмог бы. Но когда с неба льёт, что из пожарного брандспойта на
максимуме... Всё ещё героически лежу. Скриплю зубами. Думу тяжкую думаю.
Одеваться... Мокнуть... Спать в обнимку с сырыми тряпками... Утром натягивать
склизкие треки... ДА НИ ЗА ЧТО! Решительно выпутываюсь из спальника. Быстро,
пока не передумал, стягиваю исподнее. Принимаю низкий старт с упором правым
кулаком в рюкзак. Задерживаю дыхание и, размашисто зипнув змейкой снизу
вверх, головой вперёд ныряю в природный "вытрезвитель".
 А-А-А-А-А!!! <воспоследовавшая эксплозия эмоций почиркана неумолимой цензурой>. Сколько
секунд занял сам процесс? А вы думаете, я помню?!! Но в Книге Рекордов
Гинесса ему наверняка найдётся красная строчка. Потом пришёл кайф. Неожиданный,
как плач маленькой совы над головой и сладостный, как съеденная залпом
десятилитровая банка Мишиного "энержайзера". Ночью. Голяком. Под дождём.
Где - на Кара-Тау! Я попрыгал по траве. Она уже не казалась обжигающим
пятки льдом. Я сорвал и понюхал фиолетовые венчики незнакомых цветов.
То, что они почти не пахли, и были мокрее мокрого, не имело абсолютно
никакого значения. Это был разговор на равных. Я выключил "Петцль" и с
трудом удержался, чтобы сейчас же не врубить его вновь: как можно жить
без молниями срывающихся с неба жидких алмазов?!! Темнота. Увесистые капли.
Щекотные струйки, стекающие по лицу и спине. Я стал частью дождя и ночи,
а они стали мной...
Поутру рассудительный
Алик поведает нам о литровой бутылке из-под газировки, послужившей исключительно
креативным (и герметичным...) решением дилеммы, с которой я так безуспешно
пыжился разобраться. Но ведь так никакого романтиЗЬму не образуется!!!
* * *
 4:50 Маслянисто
поблёскивая избытком влаги, частокол переплетённых кронами грабов ни в
какую не желает признавать, что наступила весна. Он же оберегает нашу
"дольку спелого апельсина" от длинной серии высоченных каменных ступеней,
исключительно выразительными буреломами нисходящих в туманный Альбион
Южнобережья. Мысленно прокладывая путь по заходящемуся слезами капели
лесу, вздрагиваю при одной мысли о рюкзаке и понимаю, что вчерашняя мега-петелька
по Верхнему плато имела право на жизнь. Мои товарищи спят, как младенцы.
И я очень скоро присоединюсь к этому позорному безобразию. Рассвету всё
равно гаплык, а без четверти пять - самое время сладенько понежиться
в ещё не успевшем окончательно охладеть ко мне спальнике. Тимофей Анатольевич
тот ещё кот Баюн. Как засопит громче - так у меня самого сразу глаза слипаться
начинают.
 В реальности
уснуть оказывается не так уж просто. Заглатывающими воздух крапчатыми
сомиками бередят аквариум тишины далёкие трели иволги. Искушённым шиноби
крадётся по покрытому скользким полиуретаном своду палатки невесть какими
хитростями просочившийся в пределы полога рыжий муравьишка. С деревьев
продолжает сыпать мелкий бисер двуокиси водорода. Протянув руку к висящей
над макушкой сетчатой полке, нащупываю "Дакоту". Хорошая печатная карта
в вопросах планирования, наверное, лучше, но Генштабовскую 250-метовку
по экрану и пальцем потягать ништяк. От Кара-Тау до верховий Хапхала всё
выглядит очевидно и просто. Примерно так же просто, как отнять конфету
у ребёнка. (Вы сами когда-нибудь пробовали отнимать конфеты, а еще лучше
- куски киевского торта у детей? - это я после 18 лет отцовства
такой "грамотный"). Чисто по карте, реально нефик пасочки лепить. Спустился.
Напился. Ещё малёх спустился. Полюбовался. Поднялся. Облез прижим справа.
Ещё самое-самое немножечко поднялся, и вот тебе за это ужин! Но сначала
хорошо бы завтрак...
- Если кому-то что-то нужно, можно спросить у Миши! (Алик)
 Снаружи Алик,
с воодушевлением Пикассо "мокросъёмкает" мелкие бирюзовые цветочки. Мисти
наблюдает его с физией потомственного вегетарианца, которого пятый час
подряд заставляют кушать полукилограммовые портерхаус-стейки с сочащейся
из краевых разрезов кровью. Я одобряю Алика: это божественно красиво.
Я понимаю Мисти: это отвратительно мокро. Настоящие Весы завсегда изобретут
для себя подходящую дилемму. Чтобы присоединиться к Алику, мне предстоит
одеться и обуться. Чтобы покорчить такие рожи, как у Мисти, мне даже не
потребуется выбираться из спальника. "Неправильные" Весы предпочитают
"рогатые дилеммы", или, как их называют, трилеммы: мне безумно хочется
заварного кофе. Да-да, вот прямо сюда, в постель. Приходится изобразить
лицо, как у Мисти, и шлёпать по туманно-зябкой липкоте мимо блаженно улыбающегося
Алика, к натянутому, как серый барабан (целых 9 колышков, убиться...),
убежищу Миши. В наших потоптушках царит полнейшая демократия. Хочется
кофе? Будешь дежурным по "газовой керосинке".
 Несмотря на
сомнительную погоду, пакуемся на удивление резво. И только Миша никуда
не ломится. Ему, похоже, по душе сольная карьера и поперёк души "ужасы"
хапхальского в грязь- и воду-паданья. Рандеву обозначаем через сутки,
на Замане. "Медленный газ" под горку штукатурит нашу обувь в шикарные
оттенки жёлтого и коричневого. Этому специфическому колеру не хватает
только упругого белоснежного антуража хорошего подгузника. Все ручейки,
которые умеют течь - текут. Все листья, которые умеют липнуть - липнут.
Треккинговая палка очень скоро начинает походить на винтовку матроса Железняка,
только вместо "шашлыка" из перфорированных мандатов на наших штыках амортизаторы
из прошлогодних буковых "ладошек". Слава Богу РесКомЛесу, его Хранители
Кара-Тау вниманием не жалуют, и дорога к Ай-Алексию практически не разъезжена.
Если кому удаётся слалом, то исключительно на самых крутых поворотах.
Когда-то, давным-давно, я здесь поднимался, и картина исхода в Хапхал
рисовалась в "кузнечных" тонах.
 Ну, это когда
на каждом ботинке реет столько грязи, что начинает казаться, что каждая
нога это увесистая кувалда. Единственная разница - при контакте с "наковальней"
это добро не звенит, а ехидненько-так чмокает… Под регулярные щелчки затворами
высота отматывается незаметно. Я настолько абстрагируюсь от монотонного
процесса движения, что появление из-за поворота "стереотрубы" имени Святого
Алексия оказывается приятным сюрпризом. Присмотрев завалинку у
дрожащей рябью невидимого течения калюжи, заваливаемся, и с налёту
начинаем страдать по утерянному "пакгаузу". Курага ушла, сушёные яблочки
ушли, даже "энерджайзер" - и тот ушёл! Прямо сказка про Колобка. Над головой
красиво цветёт дикая груша, в руках - слезящаяся холодным потом двухлировка
воды, под задницей - влажная трава, чего ещё туристу надобно? Ну... НУ?!!..
Толику портвейна, естественно. Спокойно, спокойно, без паники! Всем остальным
тоже можно. Но по чуть-чуть: путь неблизкий.
 ...Путь ещё
и загадочный: ниже Ай-Алексия стартует целая вязанка разбегающихся и вновь
стягивающихся в гордиев узел подозрительных грунтовок. Дебатируя на перекрёстках
по мажоритарному принципу (GPS у нас три, поэтому двух мнений быть
не может...) смещаемся правее, сползаем вниз, карябаемся вверх и,
наконец, перепрыгиваем на нужную тропу. Мир меняется кардинально и в лучшую
сторону: нанизанный на островки зеленоватого тумана лес опрокидывает меня
в состояние эйфории. О, какая нежность тональных переходов. Ах, сколько
покоя и неподвижности. Не будучи в силах долго сопротивляться изумрудной
магии едва распустившихся деревьев, останавливаемся и внемлем. Неземная
тишина. Томные ласки ветра. Редкие, как секунды, капли. Весело виляя хвостом,
к нам из чащи несётся что-то рыжее, ушастое, дружелюбно обюхивающее. Уйди,
животная! Неча, неча мне мокрым носом в левый окорок тыкаться! Знаем мы
этих ваших курдлей*, чуть что - сразу брать, и это без перца,
соли и грибного соуса.
* Кто не
в теме курдлей и сепуления на планете Энтеропии - прямо сейчас, бегом
читать "Путешествие Четырнадцатое" С. Лема.
Следом за злобным
кабысдохом милой собачкой нас нагоняет целая бригада "бойскаутов"
в новенькой, с иголочки, пятнистой униформе. Ать-два, ать-два! Хорошо
спешат. Целеустремлённо. Штатный "волкодав" не приемлет прямолинейности
миграции хозяев примерно как нерадивый бухгалтер проверок Управления Борьбы
с Экономическими Преступлениями. Его носит взад-вперёд по кочкам, что
челнок швейной машинки "Зингер" к шпульке из чёрной зависти приржавеет.
Когда стихает дробная канонада шагов, откуда-то издали-и-справа прорезается
песнь сексуально озабоченного соловья. Тропа милостиво катится под уклон,
даруя предвкушение финиша. Ещё на Ай-Алексии подвизавшийся на роль Акелы
Алик выбирает на развилке "не совсем тот" сократ, о котором мечтали ноги.
Тимофей Анатольевич поминает всуе Алимову балку в её верхней, наиболее
изщрённой трети. Та же размазанная по каменьям грязь и густая листва,
невинно скрывающая опасно скользкие от плесени дровеняки.
* * *
 Вытянутая пузатым
веретеном поляна, пропустившее один удар сердце: мы с Тахиром именно отсюда
полтора года назад стартовали на Тырке. Что характерно, даже погода копейка
в копейку. Судя по тому, как тяжко дышится и непрерывно ползущим по укрытой
мембранным коконом спине ручейкам солёной влаги, "Скоро, скоро грянет
буря". (- Скрутить бы однажды клювчатку этому горе-буревестнику. -
Да-да-да, и вместе с головой!) За колдобинами знакомой грунтовки нас
поджидает деревянная беседка с пирамидальной крышей, приятно пахнущая
свежесваренными макаронами по-флотски. Усиленный зелёным "газиком" наряд
лесников тупо хочет денег, Алик вступает в горячую полемику со старшим
по наряду, с последующей проверкой подлинности ксерокопий документов ГЛОХ,
но даже и без этого ясно, что платить всё равно заставят. Двадцать хохлобаксов
с носа - не так чтобы запредельные деньги, но это уже оскорбительно для
коллектива.
 Через полсотни
метров вдрызг разъезженной внедорожниками лафы наступает полный и окончательный
Фхапхал. Не припомню, чтобы когда-либо так радовался простым деревянным
перилам - спускаемся практически на руках. Это даже не ахтунг, это аллес
капут и трындец всему сущему: по этому говнищщу даже победитовые
наконечники скользят безбожно! Двадцать метров слалома-гиганта под эгидой
экспедиционного рюкзака заставляют полностью переосмыслить концепт похода
и задуматься о невинных прелестях спокойной старости в патриаршем кресле
у покрытого изразцами камина. Ракурсы ой хороши, но о джур-джурящем в
семи метрах водопаде - ни звука, ни мысли. Как при сильном переохлаждении
мозг даёт команду снизить кровоснабжение второстепенных органов, так и
при неуправляемом скольжении сам собой захлопывается "третий", творческий
глаз. Добравшись до дна ущелья, перво-наперво задираю голову горе. Мрачняк.
Окончательный и беспросветный. С севера фиолетово-чёрной тушей влачится
бугристая, как застывшая лава, грозовая облачность…
- Кумэ, а вы бачили Хапхал после дождя?
- А шо вы, кумэ, сразу угрожаете?
 Алик жжот. "Сдаваться без
кровопролития" никто, впрочем, не собирается. Обильный обед - это ведь
тоже своего рода бой. Алик вызывает горячего чаю. Тахир так же горячо
жаждет поскорей расстаться с банкой промасленной сайры. Поднимаемся по
легка размазанной лесенке - с этой стороны сегодня "гостей" почти не было,
поэтому коэффициент трения не столь катастрофичен - и рассаживаемся по
буковым корням прямо у самой тропы. Кому какое что, зато обед запомнится
отменной панорамой на Джур-Джур. Усугубив рыбный день ломтиком острого
сыра, шлёпаю вниз: негоже с пустой флешкой из отпуска возвращаться. Хапхал
знавал и более полноводные времена, но это мелочи. Я помню его куда более
замусоренным, но слава Аллаху, ещё без всех этих позорных обзорных
помостов из брёвен и где попало наведённых через самую стремнину мостиков.
Какую дикую красоту, поганцы, загубили... Заполонили ущелье уютом самых
низменных удобств цивилизации, честное благородное слово... У-би-вать!
 Так распереживался,
что перестаю контролировать ситуацию, и широкоугольная линза валится из
распахнутого зева фото-сумки под ноги. Вам знакомо чувство, когда внушительная
трёхзначная сумма почивших президентов несётся навстречу неминуемой гибели?
Хрясть! Подпрыгнуло, звякнуло, покатилось... Думаете, воспою хвалу уберёгшему
от неизбежного деревянному помосту? Отнюдь! Не будь этого самого помоста,
фигушки бы я чего ценного подвергнуть Фхапхалу изволил. А вот братьям-японцам
однозначный респект и уважуха: даже принявшая на себя основное потрясение
резьба для светофильтров и та ничуть не примялась! Это при всём том, что
пластмассовую крышку объектива сорвало и отшвырнуло в камни метра на полтора.
Грязный мох и древесную стружку подолом футболки отёр - "стекляшка" как
новенькая. Даже ультразвуковой моторчик шевелится.
 Кстати, а ведь из эпицентра
несостоявшейся оптической катастрофы самый кошернейший ракурс водопада
получается! Ща, мы его со всей надлежащей серьёзностью "окучим"...Недолгий, но
красочный в своих метафорах самосуд за кружечкой зелёного чая выносит
суровый вердикт: Бла-ародным Донам в ослизнившийся, как позабытый в холодильнике
подчерёвок, Хапхал ни единого раза не нужно. Ведь есть под самой
Босной сокровенный родничок Чоргунь-Али, а "Кавказ и с самолёта видно
здорово" (чем вам вид на ущелье Улу-Узени с перевала "Перья" не малолетний
Кавказ?) Сказано - доедено, упаковано и потопано. Сначала было очень плохо:
вы же помните, как именно стартует по борту оврага "правильная" тропа
на нижнюю Джурлу. Видели когда-нибудь дворовых котов, пытающихся добраться
до скворечника по опоясанному широким кольцом кровельного железа дереву?
Вот, примерно, так и стартует, если пытаться штурмовать её после дождя.
По-бе-ре-ги-и-ись!
Стоило вышлёпаться
из надоевшей овражины, да кое-как отскоблить мощную грязюку о стволы,
хлоп - образовались попутчики. Юные, задорные, некоторые даже с сиськами.
Лукавит Джером Клапка Джером - "путешествовать в чисто мужской компании"
совершеннейшее не комильфо. Мысли всякие неприличные, что в уме, что на
языке... И захрипел пересохшим горлом монотонный тяни-толкай набора высоты.
Мы идём - они на мшелой обочине в три погибели отдыхиваются. Они идут
- мы помаленьку пухнем и дохнем. Но грудь при этом колесом, а улыбки ещё
загадочней, чем у да-винчевской Джоконды, на положенном месте. Всё-таки
сись… девушки рядом. Напрягшись совсем уж по-взрослому, обогнали
мы упругий отвлекающий фактор, а тут развилка. Смотрю я на прекрасный
наверх, затягиваю потуже широкий пояс "Шивлинга" и чувствую себя белорусским
карьерным самосвалом, которого, позабыв разгрузить, командировали на Аляску
покорять пик Мак-Кинли. А гуманная тропка на Джурлу остаётся всё левее
и ниже, ниже... Ну и... Хапхал с ней!
* * *
 Левой. Правой.
Левой. Правой. Не-не-не. Вы не думайте, что всё так просто и безоблачно,
как читается. Конкретный ливень стартовал ещё минут десять назад, едва
мы пропели сквозь зубы "вот, новый поворот". Так что выглядит текущий
движняк скорее: левой - вж-жик - правой - вж-жик. Это только при
условии, что идёшь в первой, элитной паре. У второй, а особенно замыкающего,
“слалом наизнанку” и необоримое желание если не нацепить остро отточенные
кошки, то изловчиться отрастить когти, как у трёхпалого ленивца. Да-да,
сразу на всех четырёх конечностях. На самый худой конец вкрутить длинные
саморезы в подошвы треков. Это кто там впереди такой умный - "лучше сразу
насквозь?!!" Тропка, зараза, на упаднические выполаживания не разменивается,
ломит вперёд и вверх. Небо на голову воду льёт, что гидрофильный пожарник
на плановых учениях. Там, где листва по щиколотку, ещё ничего: падать
мяконько. А вот где вымазанные густым, как тридцатипроцентная сметана,
чернозёмом камни - истинное наслаждение!
 Тахир успевает
изодрать в клочья китайский "дождевой" плащ ещё до того, как тропа набирает
максимальную крутизну. Пока я помогаю ему свернуть над рюкзаком некое
подобие туарегского тюрбана, оказываюсь в замыкающих. Где моя любимая
обочина? Прощения просим, дорогие кустики, не виноватая я, что вы настолько
хрупкие... И уже всё равно: где верх, где низ, где лево, где право, главное
- не слишком отставать от мотающего бесконечный метраж наверха Тимофея
Анатольевича. По пояснице течёт, в труселях хлюпает, с усов капает, рюкзак
задолбал, вот она - та романтика, за которой мы все сюда шли! До Чогруня
горизонталей осталось всего ничего, и лежат они плотненько, но между соседними
горизонталями аж по двадцать метров тягучего чёрного теста! Тропа милостиво
забирает левее. Уклонённая на северо-запад полка с красивым скальником
по краю могла бы стать нашим прибежищем, но воды, что мы прём, на сутки
не хватит, а "коллекционировать" дождевую нет ни сил, ни желания...
 Вверх. Ещё вверх.
Снова поляны. Вторая. Третья. Слева за каменными гребешками ворочается
белёсое Ничто. Справа - бесконечная стена дождя, тёмный буковый лес и
никакой Босны. Ныряем в буки, упираемся в жёсткий бурелом, какое-то время
чисто по инерции ломимся вперёд, но начинаем плавно сбрасывать высоту,
одновременно теряя жалкие останки тропы. Нет, господа присяжные заседатели,
наш дорогой покойничек пока не знает, что в прикупе, и не готов сказать
неизбежное "раз". Возвращаемся на исходную. Полянка не слишком жалует
обитаемостью - в смысле изысков условий проживания - это, скорее, отторженец
с покрытым частыми травянистыми кочками понижением-седловиной. Ночёвку
на похожем рельефе предлагает Джунын-Кош: то ещё “принцесство” на горохе
россыпью. Проблему технической воды вполне решают лужи с весёлыми лягушатами,
а если Мисти не вычислит Чоргунь-Али, то и питьевой тоже.
 Воспользовавшись
недолгим затишьем разверзшихся хлябей, воздвигаем купола палаток. На седловине
моментально становится веселее: в салатовом небе травы одновременно зажглись
два солнышка: полуденно-жёлтое и закатно-оранжевое. Настоящая другая планета,
на которой играет волнами загадочный, покрытый непрерывно изменяющейся
пеной океан... В общем, состоявшийся Солярис. Зацепив сосуд жизни,
восходим на хребет-отторженец. Пусть ветрено, но - лепота. Тучи внизу,
тучи вверху, а меж ними панорама: от Чигенитры и Тырке до Южной Демерджи
и невиданного никем из нас ущелья, пронзающего каменную стену сухим водопадом
и раздирающего надвое зелёную шкуру девственного леса.
Да только ради
того, чтобы всё это увидеть, уже следовало сюда пресмыкаться. А уж переночевать
- это вообще "просто праздник какой-то"! Дайте мне самую большую медную
тубу, я вам на ней круче самого Карабаса-Барабаса строевой марш сыграю!
Что, "Приключения Буратино" в детстве не досмотрели? Тогда Вам не понять... Полторушка портвейна
делает цикл "За приход", чтобы вернуться к Мисти и закрутиться "За любимых,
которые отпускают", "За Крым" и дальше, дальше, по пространному списку.
Нет ни малейшего повода до переодевания, ужина, дров, костра, родника.
И так всё отлично.
 Дождь плавно сник. Существенно потеплело. На счету
полторы тысчонки метров честно отпаханных внизов и наверхов.
Жирная галочка на новом Виде. А то, что в ботинках на каждом шагу
сочно чмокает, и хвост у Тимофея Анатольевича хоть промышленной центрифугой
выжимай - так это не более чем условные модификаторы счастья. Чуть
погодя, с устатку и не евши нас догоняет. Начинаем тупо ржать. Да, мы
ненормальные. Это не лечится. По секрету - защитная реакция организма.
Червячок-то он уже грызёт, грызёт: завтра, ещё до рассвета, мы потеряем
нашего душку Алика. "Рюкзак, вокзал, Енакиево", чёрт меня побери совсем... Уровень облачного
прилива постепенно снижается. Наш скалистый островок обретает зелёный
шельф лиственного леса, чередующегося с чумазыми после непогоды посадками
сосны.
 Безымянная расщелина справа предстаёт во всём своём могуществе,
но всё внимание аудитории неотрывно приковано к востоку: там вершат своё
подношение Тырке и Хапхал. Хапхал мучается родами облаков. Вне зависимости
от красноречия очевидца, это не описать словами. Их просто не существует
в этом языке и на этой планете. Ватные макро-демоны вскипают, отращивая
то когтистые лапы, то лебединые шеи, то крылья летучих нетопырей, выбираются
из промозглого сумрака ущелья на простор неба, неспешно отрываются от
объединяющей их с землёй свинцовой плаценты и струятся, продолжая непрерывно
мутировать и метаморфиться, куда-то на юг, в Турцию. Мне кажется, они
найдут свой последний приют на бескрайнем плоскогорье Едигёль в сердце
горного царства Аладаглар, который станет их прошлым, и останется - я
до крови в прокушенной губе на это надеюсь - моим будущим.
 Не замечаем,
как в мир на крылах ночи опускается вечер: порой переживания и ощущения
физического тела не имеют ни малейшего значения для захваченного скитаниями
в сказочной бесконечности мозга. В нежном, как породившая Афродиту морская
пена, ультрамарине неба - о чудо - возгораются первые робкие звёзды.
Я, пусть хоть с самых подошв до макушки обрасту махровыми бородавками,
полон решимости пить из лягушачьих луж. Мисти не меньше меня полон решимости
помистить загадочный Чоргунь-Али. У Алика своя собственная парадигма
на этот час. Хоть клыками выгрызть заветную сухую сердцевину, но костёр
- возжечь! Встрёпанный, как галчонок из Простоквашино Тахир, стеная о
подмоченном спальнике*, потихоньку уполз в палатку. Только Тимофею Анатольевичу
всё по барабану. Но на родник ему идти всё-таки предстоит. Не оставлять
же нам алчущего геройства Мисти наедине с его преданным промилле.
* Кстати,
ни в какую палатку плакать не уползал. Я там делал записи за три прошедших
дня, т.к. в Чигинитре и на Каратау времени просто не было…
Тахир
И вообще. Как
метко подметил в позапрошлом сезоне искушённый в крылатых выражениях ХАМмер,
любишь ПККМ (Портвейн Красный Крымский Массандра - прим. автора),
люби и ПКВИ. Между тем наша неофициальная "Партия Крымских Водных Изысканий"
в количестве двух боевых единиц, укомплектовавшись “по самое не могу”
полиэтиленовой тарой, взяла наизготовку фонарики и, влекомая путеводной
стрелочкой GPS, скрылась за квакающим лягушками перегибом склона. В лагере
затягиваются курсы повышения квалификации Прометея: c любовью подобранная
Аликом древесина не желает воспламеняться, хоть ты покидай её наотмашь
в овраги. Спирт Алик понимает только в естественно-жидкой фракции, поэтому
в дело идёт кусок дымчатого оргстекла. Я не случайно выделил слово
“дымчатого”: дыма и змеиного шипения от мертворождённого, плюющегося чуть
рдеющими угольями задохлика (костром такое назвать трудно) столько,
что кабаняку в пару центнеров целиком закоптить не вопрос. Я уже все ручонки
фальш-попой отмотал, "искусственное дыхание в топку" практикуя...
* * *
 Алик вообще
по жизни гигант. Но сегодня, не побоюсь этого слова, ещё и Огненосный
Творец. Горим. Кашлям. Сушимся. Даже Тахир на наш огонёк из убежища выманился.
На мега-конструкции из итальянского штатива и покинутого своими обитателями
муравейника чинно и благородно закипает очередной "наваристый, но питательный".
Не представляю, как нам жить-то дальше без таких вот модных супцов...
Рация честно чирикает вызовом и скрипит в ответ эфирными помехами. "Родникаторов"
нет более получаса. Холодным синим звёздам, понятное дело, это до водорода
и гелия, но мне лично за утерянного в боснийских (хи-хи) лесах
киндера грозит не пожизненный эцих с гвоздями, но что-нибудь такое, в
сравнении с чем тривиальное транклюкирование с овчинку покажется. Спокойно,
Ипполит, спокойно. Это всё нервы и "три глоточека" Красного Южнобережного.
Терпеливо ждём и... дожидаемся/
- Мисти гора
пашо-оль, пашо-оль, глубокий овраг наступи-иль, звонок приятель Москвэ
дэ-элаль, Чоргунь-Али вода нашо-оль, а спутникэ ловушька шайтанама, треку
домой ПОЛНЫЙ ПИЗНЕС говорит! Уащьпе беда, Нащьяльникэ...
Версия Равшана.
 Мы с Аликом
совсем было изготовились к спасам, когда внезапно прокашлялась рация.
По-стариковски дребезжащий помехами баритон Мисти доложил, что в нужный
овраг они заковырялись практически сразу. Ручеёк из-под листьев вырыли,
подписали Тимофея Анатольевича его кружкой в бутылки вычёрпывать. (Я
сразу живописал себе ту воду: лиственная труха в ней взвешена и какие-то
хитрые дафнии, чёрными глазками по сторонам света постреливая, резвятся...)
Но это не по-пацански! Обещала Москва хороший родник, вот пусть "на вопросы
зала" сама и отвечает. И Москва действительно ответила: в ущелье внезапно
прорезалась сотовая связь/ Жалко, Мисти не видел лица собеседника... Май
месяц. Начало десятого, читайте, ночь. А не будет ли так любезен многоуважаемый
Джин достопочтенный Вячеслав, подсказать, где здесь можно насладиться
божественным пением павлина родником Чоргунь-Али? И снизошло
тут из творения “Сони-Эриксон” на овраг Харанлых-Дере благословенное молчание...
- Какой такой
павлин-мавлин? Не видишь, ми кюшяем! - подумал Вячеслав, но решил
остаться не ко времени суток любезным. Уж послал, так послал: вниз по
руслу, читайте, в ещё более пафосные буераки. В общем, эскапада дальше
проистекала в полной гармонии с вышеупомянутым шедевром мультипликации
про барона Мюнхгаузена:
- Бу-удет,
бу-удет… ШАШЛЫК из тебя будет!!!
 ...Тонкая
железная труба каптажа обнаружена в 4 метрах от русла на правом борту
ущелья, - продолжал хрипло бубнить из красной “Моторолы” исполненный
оптимизма Мисти. Воду Тимофею Анатольевичу пришлось набирать по новой.
К этому времени GPS настолько зажрался координатами, что стал затирать
обратный трек, а целинный наверх из скользких листьев, по которому
они вот прямо сейчас шарят на ощупь дорогу обратно, раскинулся ну просто
аЦЦкими буреломами. Так же оратором было отмечено, что он обязательно
завещает своим внукам и правнукам не ходить за водой на Чоргунь-Али, а
жизнь в комплексе прекрасна и удивительна. Через пять минут шалуны заморгали
фонариками, а через шесть были в лагере. Ну что, "За приход…" и полсотни
шагов навстречу невидимой грани Бесконечности?
 Высокая трава
богато окропила обутые на босу ногу тапочки "Саломон" соками неба. Фонарики
украли у тьмы крутые волны набегающих из пространства скал. Призрачным
янтарём натриевых ламп тлела на юге ночная жизнь невидимой Алушты. Звёзды
близоруко прищурились, всплакнули парой бриллиантовых искорок и медленно
ослепли за плотными шорами нахлынувших из-за Демерджи-яйлы грозовых кумулонимбусов.
Пылающее сердце костра мерно пульсировало, влажным паром изгоняя злых
духов Воды из небрежно растрепанных по треккинговым "костыликам" тряпок.
Лепестки цветущей груши светились оранжевым и красным, прямо как наша
палатка. В ощупывающем лица ветре не было ни налёта враждебности,
исключительно интерес к укутанной в мембранные коконы органической материи.
Не верилось, что где-то есть большие города, толпы желающих посидеть за
рулём и потрястись на дискотеках, вкусить фрикасе из кролика в элитном
ресторане или булькнуть пару-другую дешёвого пива у круглосуточного маркета
на пустынной троллейбусной остановке.
 Нет, это ни
в коем случае не было одиночеством, или сожалением об упущенном. Просто
констатацией иной реальности, из сладостных кандалов которой только так
и можно вывалиться. Я думал о Светике из Владимира: она уже должна была
достичь Караби. Прости, не случилось встретиться весной. Перенесём на
осень? Я думал об Ирусе Яровой. Прости, но Кильсе-Бурун и Спирады не в
состоянии одарить необходимой степенью отрешённости от зол цивилизации.
Я думал о Наташке Нестеровой и Серёге Островском. Дай Бог, чтобы ваши
детки не только поскорей подросли, но и успели составить компанию до того,
как вы перестанете гулять по этим горам. Я думал о Паше Шведе и Джине
Ковалевском. У них был март, у меня получился май. Обязательно дойду до
Бабугана: это соединит нас, пусть не во времени, так хотя бы в пространстве.
Остальные, похоже, размышляли о чём-то подобном: мы впили за будущее
и тех, кого сейчас нет с нами. Тела жили своей, автономной жизнью,
а души и мысли полнились особенным, совершенно неземным благолепием. Так
внезапно и сыро стартовавший трек определённо начинал удаваться...
День
четвертый
|
