| |
…Саныч логичен до стального сиянья в глазах,
а ХАМмер
в своей харизме неподражаемо краеведен.
Bobus
 За весёлым и праздничным,
как Первомай, куполом палатки застенчиво мялся рассвет. Он смотрел на
меня тем серым, пустым и невыразительным взглядом, который бывает
у пенсионеров, разочаровавшихся не только в существовании, но и в своём
стоическом одиночестве. Формально говоря, он не был ни рас-светом, что
предполагает хоть какой-то, но свет, ни рас-цветом, что обещает
пусть какой, но цвет. Он был утром без вкусов и запахов, без звуков
и тактильных ощущений. Затянувшимся межсезоньем, в котором даже самая
захудалая капель покажется красочней бразильских карнавалов. Да чего уж
там, самим Сумраком, демонические отправления верхних слоёв которого так
любит смаковать в своих "Дозорах" мэтр отечественной фантастики. Я даже
знаменитый синий мох умудрился идентифицировать - на поверженном стволе
лесного исполина. Мох, правда, наотрез отказывался шипеть и отползать
при надлежащем пинке, но тут уж "яка держава, такий и мох".
 И всё-таки, я не поленился
захватить фотоаппарат. Умные дядьки в Сети обещали, что в такую “никакую”
погоду самое время печатлеть всяко-разные листочки- цветуёчки. Штатив
стоял, как Форт-Нокс под ударами зубочистки, но в буково-сосновой аэродинамической
трубе нашего временного обиталища гулял приземистый, чтобы не сказать
низменный ветерок. Тонконогие примулы штормило круче, чем корабельного
боцмана, перебравшего чёрного рома ”Капитан Морган” в девятый вал. Пионы
так активно сшибались своими буйными головами, что кляксы вырванных из
материнского лона лепестков превращали вчерашний оазис небесного блаженства
в мрачноватую фито-гекатомбу. Вытянув губы трубочкой, я резко вдохнул,
слизнул прилетевшую на беззвучный зов алую чешуйку, пожевал. (Какие только
глупости не полезут в голову, когда ползаешь на локтях и коленях, сжимая
в руках фотоаппарат). Н-да… Не свежевыкопанный имбирь вестимо, но и до
чайной розы пиону-орляку как хромоногому муравьишке до Бетельгейзе...
Вместо Чатыр-Дага в сыром
воздухе висел слипшийся волокнами ком облачной ваты. Над молчаливым, как
заброшенный погост, Перевальным всё ещё теплились отдельные искорки ночных
огней. Волчье подвывание шального троллейбуса и несмелый собачий брёх
в ответ прилетали откуда-то из самых низовий бутылочно-зелёного Курлюк-Баша.
Сейчас этот волк подберётся поближе к некому наглому "тузику", вальяжно
обопрётся о мощный бук, и молвит хриплым баритоном Джигарханьяна: "что,
выгнали?" Да никто меня ниоткуда не выгонял! Я сам сюда из родимой палатки
приковылял. Осталось договориться с самим собой зачем?
Вывозиться,
как тот свинёнок, и потерзать вкусовые рецепторы горечью? Зело сомневаюсь,
что оно мне по-настоящему было надо... До отказа выгнув шею, я вопросительно
воззрился на милующие друг друга зубчатые листики буков. Старый лес молчал.
Он был мудр и заранее согласен с любыми моими словами. Но у меня не было
этих слов. Я чувствовал себя безнадёжно
разочаровавшимся в реальности Ключником: треугольный хадж - пионы - вершина
- лагерь - оказался не в силах “развеять мою печаль и одиночество”. Безумно
жаль еще одного безрассветно-бездарного дня отпуска…
 Кастрюлями, что ли,
погреметь? Кошак дома на такое мгновенно реагирует спуртом на кухню. Тимофей
Анатольевич просыпается мгновенно, прямо как погружённый в грёзы гибернейта
компьютер. Тахир тоже никогда не отличался пущей сонливостью. Всё-таки,
самое лучшее начало дня - хорошая компания. Сновавшие вчера по травяным
кочкам мышата сейчас спят сном праведников в уютных норках, и это крайне
печально, потому, что давешние потужки унести домой их умилительные серенькие
образы закончились фиаско из-за дрожи в руках. Не картинки, а размазня
какая-то. Можно смело “Warner Brothers” отправлять. В мультике про чокнутого
о милевой столб птица Rroadrunner-а, предпочитающего свободному полёту
перегонки с колченогим шакалом по аризонским асфальтам, подобному креативу
завсегда сотня-другая кадров найдётся. Надо было мышей с вечера сыром
прикормить, - советует, глядя на наши безнадёжные поиски, Миша.
* * *
- Мыкола, ты чув, як москали мармуровый сир называють?
Мра-а-мор-ный.
- Повбывав бы!!!
Действительно, “Мармурового”
у нас ну просто завались. Может, даже больше, чем гуталина у дяди кота
Матроскина. Но вот когда и главное, кто его (сыр, естественно, а не кота
с дядей и гуталином) "точить" начнёт - непонятно. ХАМмер и Саныч в таком
деликатном деле нам не помощники. Стоп. Беру свои слова обратно. Если
грамотно заправить натёртый на тонкой тёрке “мармуровый” настоящим оливковым
майонезом, дядька ХАМмер, пожалуй, не устоит. Даже без "пожалуй" не устоит.
А вот если, к примеру, намазать оливковым майонезом… мелко нарубленные
соцветья пиона-орляка? Можно-то оно, конечно, можно. Но крайне недальновидно.
Острый пароксизм краеведения - штука чрезвычайно опасная, и в пространственных
флюктуациях континуума по-настоящему непредсказуемая, примерно, как смазанная
скипидаром шаровая молния со смещённым центром... Сижу вот, верхом на подгнившем
брёвнышке, глупости всякие шаловливыми ручонками на бумагу, что всё стерпит, думаю. "Встреча
на Эльбе" приурочена к полудню, а до этого срока на монохромной,
как чёрно-белый телевизор, Замане безнадёжно нечем заняться.
Треки на "копытах", вьюки
на "верблюдах", спасибо-этому-дому вымантрено, энержайзер изжёван, пора
путь держать. Держим мы его сначала травянистой целиной на юг, а затем
скупо укладываем петли грунтовки на юго-запад.  Опосля вчерашнего "Водного
Мира" в лесу сыро и стрёмно. Удобнее всего скользить по листьям: если
и приложишься где-нибудь "нижними 90", то приключения на них отразятся
без синяков и ушибов. В эпсилон-окрестности родника с каким-то внезапным
названием "Замана" Мисти притормаживает. В Атласе здесь короткими стежками
намётана старая грунтовка, "стремительным домкратом" сваливающаяся к руслу
Курлюк-Су. Очень логичный вниз и, что характерно, нацелен он именно
туда, куда нам хочется. Первый пашоль, второй пашоль, третий пашоль...
До того, сколько там и кого, куда именно пошло, мне очень скоро не осталось
ни малейшего дела. Ибо посчастливилось судьбой оказаться самым первым.
Вывести бы Вас в чисто поле, господа предприниматели Союзкарты, да поставить
к толстой кирпичной стенке за такие дороги...
 В тесном, глинистом,
журчащем мутными каскадами овражке отыскалось всё, что только душе угодно.
Были здесь очаги живых осыпей, скользкие желоба грязебординга, перекрёстные
буреломы для отработки строевых навыков галопа с препятствиями, подгнившие
чурбачки для спотыкания с последующим качением в стиле “крейзи хот-дог”...
Каюсь как на духу: из нас с рюкзаком получился бы не “хот-дог”, а скорее
уж ”Биг-Мак”. Даже “трясина” у самого ручейка притаилась. Я в неё при
идентификации переправы сумел загадючиться пальца на четыре выше щиколоток.
Мисти хитрый. Сам двинул в разведку по более уклонистому, но не столь
разнообразному рельефу левого борта... Не было в ассортименте только самой
дороги. Я бы, пожалуй, удивился, если бы она неожиданно нашлась. С чего
бы человеческим артефактам существовать в необозначенных на картах оврагах?!!
 Река была слева, река
была справа, а гора Юки-Тепе прямо по курсу. Крутые склоны Курлюк-Баша
весной, да ещё после доброго дождя особенно красивы. Вы ведь тоже когда-то
развлекались собиранием красивой гальки? Пока камушки мокрые, они кажутся
почти драгоценными. Что не сердолик, то пёстрая яшма, что не агат, то
халцедон с искрами кристаллического кварца. Но стоит этим "драгоценностям"
четверть часа пожариться на солнышке, и вся магия испаряется с них вместе
с водой. Блёкнут цвета, проваливаются внутрь себя текстуры, даже геометрические
размеры визуально становятся меньше. Верни утерявший всякую ценность тусклый
хлам в живительное лоно прибоя, и он, как почувствовавший живую кожу жемчуг,
вновь расцветёт всеми красками Мира... Рыхлый ковролин прошлогодней листвы
упруго прогибался, влажно поблёскивал и слезился, как фотокарточка, вынутая
из кюветы для тонировки в сепию. На валунах всех оттенков пережаренного
кофе цвели обширные колонии мха цвета папоротника. Не устоявшие
под шквалом времени мачты и реи букового леса легли нам под ноги, сформировав
неустойчивые мостки через курлыкающий покидающими родные края журавлями
поток.
 Всматриваясь в движение воды, я неожиданно провёл параллель с судьбой
уплывающих навстречу Великому океану мальков горбуши. Только, в отличие
от мальков, после вольной жизни её ждёт не трудное возвращение в родное
ущелье, чтобы подарить новую жизнь кому-то неведомому. Но шанс сначала
воспарить белокрылым облаком в безбрежное небо, неоднократно облететь
мир целиком, а уж только потом пролиться животворным дождём где-нибудь
над пересушенными каньонами Юты или зыбучими песками Сахары... А если
совсем повезёт, то и над махоньким зелёным распадком, дремлющим меж шершавых
ладоней Северной Демерджи и Заманы. Ведь законам статистики подвластно
всё - и поднять в воздух старенького профессора, пытающегося термодинамически
доказать невозможность одновременного движения всех атомов твёрдого тела
в едином направлении, и вернуть не осознающие самих себя молекулы Н2О
к самому порогу их давно позабытого родного дома...
 Я опять безнадёжно отстал.
Хорошо, Тахир пребывает в панорамировании слияния нашего приватного овражка
с Курлюк-Су, великодушно составляя мне безмолвную компанию. Ну-ка, мил
человека, шагомарш-ка на самую середину потока. Я тебя сейчас увековечивать
стану! Есть в автоматической трассировке
печатных плат метод "падающей воды": плеснул из виртуальной кружки в самую
насыщенную соединениями точку принципиальной схемы и следи внимательно,
куда струиться будущей медной дорожке. В применении к Курлюк-Башу метод
ощутимо хромал, и делал он это исключительно в гору. Десять, двадцать
метров над руслом. Уже и воды-то самой не видно, а траверс всё продолжает
карабкаться куда-то навстречу Солнцу. А что, не устроить ли Бла-ародным
Донам некоторую передышку? Изюмчика тахирского пощипать, мишиных сушёных
яблочек. А кое-кто реально озабоченный бекицер мотнётся помистить
родник Юки-Тепе...
Тропа меж тем хрустит
купающимся в чернозёме гравием на запад. Про солнце в предыдущем абзаце
я упомянул не случайно: великий волшебник, имя которому Полдень, неспешно
раскатывает по небу синее знамя свободы. Прямо над нами пока облачно.
Но лес уже опутан пятнистыми маскировочными сетями, сотканными из первозданной
Ночи и божественного Дня, то заставляющими прижмуриться, как до отвала
наевшийся риса кхмер, то наоборот, распахнуть глазищи, как толстый лори
в популярном клипе YouTube - " Как это зарплаты не будет?!!" Незаметно
перепрыгнув на правый берег, используем для возвращения мостик из парных
брёвен, до скрипа вцепившихся проволокой в ржавые тросы поручней. Нас
с рюкзаком, подозрительно молча, пропускают вперёд. Назло всем стану думать,
это - знак пущего уважения, а не следование главному правилу пришельцев
из ”Весёлой Планеты": "Наиболее опасные эксперименты рекомендуется проводить
на наименее ценных членах экипажа".
Меловые стены
домов, кровельное железо крыш, ухоженный огородик и способный противостоять
ядерной бомбардировке железобетонный куб электрической подстанции. Трасса
непривычно пустынна. Пытаясь сообразить, какой сегодня день недели (какой-какой,
в общем-то, пока никакой...) шагаем навстречу Памятнику партизанам.
Море цветов, Андреевские ленточки венков. Точно такой же чёрно-оранжевый
"полосатик" трепещет на лямке моего рюкзака, в память о воевавших на той
Священной войне отце и деде. Когда из-за поворота является приветственно
приподнявший хобот слон, окружённый крокодилами, цаплями и прочими утками,
сгрудившимися у бассейна с фонтанчиком, я начинаю сильно уважать едва
пригубленный в Курлюк-Баше портвейн. Нет, это пока не delirium tremens.
Это хозяева Сосновки дорогих - в смысле запрашиваемой с них цены*
- гостей африканской экзотикой в VIP-нумера заманивают.
* Догадки о расценках на уют базируются исключительно на стоимости литрового
тетрапака "Тропического" нектара, за которым не поленился сгонять в гостиничную
барушку энергичный Миша.
Как всё-таки замечательно,
что есть на свете безотказные ХАМмер и Саныч. Можно не торопиться за содержащими
этанол реактивами в Перевальное, а вольготно привалиться к чёрной
опоре биллборда, в пику строителям уже выгнавшего до небес элитный домострой
в Ялте и пообщаться с домом. Доложиться на предмет благополучного завершения
первого акта "Марлезонского балета" с препятствиями, успокоиться ангельской
тишиной с любимой работы. “Шаря” с Тимофеем Анатольевичем весьма эгоцентрично
предложенный Тахиром “сникерс” (целых две унции, 56,8 грамм экономии веса
рюкзака!!!), тягаю по тачскрину карту. Как плоско и быстро всё выглядит
на "бумаге". Как зубчато и утомительно предстоит пресмыкаться траверсом
до того заветного наверха...
 В проезжающем мимо троллейбусе мелькает
знакомая бежевая бейсболка и неповторимый анфас в очках. И снова здравствуйте! Есть люди, которые не
меняются. Есть вещи, которые не меняются. Я не видел ХАМмера полгода.
Почему у меня нет ни малейших сомнений, что львиную долю объёма его чёрно-бежевого
захребетника занимает червоный портвейн? Ну да, да, билий майонез тож,
но портвейна однозначно больше! Я не видел Саныча ровно год. Он всё такой
же сероглазый и здоровенный, а отнюдь не кажущийся внушительным в сравнении
с “носителем” 100-литровый рюкзак всё такой же выгоревше-зелёный, как
повидавший оборот американский рубль.
И кому сидим? Команда была “подъём”!
Забранная в тесный туннель из ветвей грунтовка отворачивает вправо, перепрыгивает
по круглым камешкам едва сочащуюся Ангару и уверенной поступью старожила
влечет наши мятежные души вдоль Беш-Кубинской балки, наперерез безымянному
отрогу Чатыр-Дага. Тягун моментом расставляет
точки над "ху из ху". Упитанные рюкзаки Саныча и Тимофея Анатольевича
по-командирски гарцуют далеко впереди. Тахир, Мисти, я и ХАМмер образуем
крайне пластичное в своих гранях "каре", иногда искажаемое рельефом в
параллелограмм, иногда - в ассиметричную трапецию. Михаил бессменно возглавляет
обоз: в его бездонном вещмешке неучтённого ”фуража” на три с половиной
наполеоновских армии хватит. Не исключаю также, там отыщется бригада сдобных
одалисок и эскадрон снаряжённых к употреблению кальянов.
Там,
где гуманизм грунтовки истощается, нам приходится сползать на обочины:
после вчерашнего ливня на подступах к Шатёр-Горе столько грязюки, что
никаких “вибрамов” в жёлтых восьмиугольниках на подошвах треков не напасёшься.
Вы на лыжах когда-нибудь по крутым заснеженным склонам поднимались?Не считая систематического
хлюпанья и чмоканья, двигаемся на удивление тихо. Разговоры разговаривать
в лёгких воздуха не хватает, а полностью демаскирующие локализацию группы
пружинные "антишоки" ХАМмер перед визитом в Заповедник то ли починил,
то ли отключил нахрен. Левой. Правой. Левой. Правой. Глобально мы давно
идём траверсом, но неустанно и мощно пульсирующий в третьем измерении
трек - я уже сбился со счёта "перевалов" и "сухих балок", встретившихся
нам по пути - пьёт силы, заставляя мечтать, нет, уже не об отдыхе,
но заслуженном перекусе. Внезапно обнаружив себя "в клещах" лидеров, выслушиваю
ламентации гранитного Саныча по вопросу совместного вероломства москалей
и молдаван. Действительно, почему бы севастопольцам было не доехать троллейбусом
до самого Ангарского перевала, и стартовать на Тиссовое ущелье прямо оттуда?
 Наше ”головне
управління” - ХАМмер с Мисти - то и дело притормаживают и начинают
обсуждать да рассматривать так заманчиво отворачивающие вправо лесовозные
дороги. Не-не-не, ребята, давайте выбросим острые приступы краеведения
за борт капающей трудовой испариной "шхуны". Не стоит оно того. Во влажном
воздухе, простужено сопя срезанными наискось хоботами, звенит серая армия
изголодавшегося комарья. К натруженным голеням ластится нависающая над
непролазными лужами дубовая поросль. Всё это, несмотря на то, что идём
мы по истоптанному десятками ног мостику-перемычке, тоненькой удавкой
чернозёма стягивающей расползающиеся колеи дороги в единое целое. Успевшие
просесть в пояснице и рухнуть сами в себя древние поленницы дров кажутся
сгруппировавшимися перед прыжком стражами других миров, а тёплые искорки
примул - маяками в океане Безмолвия.
За лопочущей тонким ручейком
балкой Саранчёвка мы делаем внеплановую остановку, чтобы ещё сильнее разгрузить
Михаила. Как учат наши предки, "покинувшая автомобиль леди значительно
увеличивает скорость его движения". Саныч самоотверженно взваливает
на себя вторую палатку. Привычный путь устремляется под откос, оставляя
нам в наследство внушительный земляной наверх. "Сажусь на лыжню"
Санычу, ощущая себя горе-китобоем, с двух рук вонзающим острейшие гарпуны
в не замечающего хилых потужек морского исполина. С защитных колец трекинговых
палок крупными, блестящими смолой комьями отлипает чернозём. GPS на левом
плече цинично издевается, показывая язык спидометром. Целых полтора километра
в час! "Спид" - фигня, главное - до искомой развилки Икс уже почти
можно дотянуться рукой...
Умом всё понимаю: нет
резона пилякать в гору всё то, что можно заточить и булькнуть у подножья.
Но други любезные, как вы можете потре-простите-блять полноценный
горячий обед, когда перед внутренним взором уже колышется призрак Тисового
ущелья?!! Я - не могу. Я даже на родник умываться не пойду! Где умывание,
там не устоишь, да и зачерпнёшь горстку-пятую студёной водицы, сладкой,
как амброзия и животворной, как нектар. А потом всему этому безобразию
долго и тяжко булькать в "танкере для пива". Окутывая клейким потом харизму,
набивая скомканной ватой ноги, задирая одному тонометру ведомо куда давление,
тормозя и без того задушевный наверх. Абсурд! Бутерброд с сыром
и пару шпрот я, уж так и быть, призублю, "оболоньской" сбрызнув: ненадолго
её, "газованной", у ХАМмера в закромах осталось.
 Вот за что люблю чатыр-дагские
тропы, так это за их подчёркнутую прямолинейность. Никаких тебе раздумий-колебаний-траверсов,
упёрся рогами в биссектрису прямого угла и "хай давай" навстречу невидимой
победе. Не скрою, ожидал худшего. Прошлое знакомство с Тисовым переросло
в "сокращёнку той сокращёнки, по которой ещё хотелось сокращать".
Выдряпались мы тогда совсем неподалёку от взлёта Верхнего плато, и было
это, не побоюсь авторского термина Тараса Шевченко, ”прикольно”.
Настолько прикольно, что о девиртуализации какого-то там "тисового
ущелья" никто даже не заикнулся. В тот же вечер мы "сделали" Ангар-Бурун
и бегом свалились на Кутузовское озеро, потому что от одного только тихого
шёпота "Чатыр-Даг" у некоторых девушек случались конвульсии.
По мере увеличения наклона
буков не становилось меньше. Казалось, они идут медленнее нас, но начали
своё движение немного раньше, чтобы успеть столпиться и застопориться
в точке перегиба склона, к которой мы всё ещё асимптотически приближались.
На самом ответственном перегоне нет-нет, да и рождалось желание сложить
треккинговые палки, чтобы было удобнее страховаться руками за выступающие
из грунта корни. В качестве самого “последнего ресурса” достаточно было
сделать резкий рывок - замедлиться значило съехать в объятья идущего позади
- и впиться в шершавую, пачкающую тёмно-зелёным налётом, но надёжную,
как кала, незыблемость бука. Мы с Мисти уже стали привыкать к тому, что
по мере роста напряжённости пути Тахир оказывается Номером Два в колонне,
а мы сами выходим на единые "тайминги" движения, прямо как специально
подобранные фирмой-изготовителем модули оперативной памяти.
- Ох, что-то сегодня я песси-Мисти...
- Ничего! Скоро подтянется наше СЕЛЬПО, у него в рюкзаке наверняка есть... <вставить по вкусу>
По не вполне понятным
причинам тормозил ХАМмер. Сразу после старта в Сосновке он топил в гору
по взрослому, в прямом смысле слова наступая на пятки Тимофею Анатольевичу.
Зато по вполне очевидным тормозил Саныч: ему досталась не только "донорская"
палатка, но и роль подгоняя Михаила. Михаил отжигал не по-децки:
уже дважды переходил в режим свободного глиссирования, но не абы как рулил
на своих "нижних девяноста" к Ангарскому перевалу, а целенаправленно пытался
превратиться в вакхану замыкающего кавалькаду Саныча. Помню, на последних
метрах Z-образной финишной "прямой" я жутко завидовал Тахиру, пытавшемуся
успеть сфотографировать нас с Мисти. У него уже было всё позади, а у нас
- реальный шанс превратиться в шар для боулинга. Пусть даже диаметр некоего
конкретного шара не совсем постоянен по трём координатным осям, поверхность
не хрестоматийно гладкая и ровная, но при весе в центнер с гаком* можно
так феерично залепиться в пыхтящие ниже по склону двуногие кегли...
* "Гак" в данном случае составлял худо-бедно 25 кг.
 К тому моменту, когда
лёгкие перестают вкалывать, как два баяна на похоронах тёщи, и я, наконец,
обнажаю фотоаппарат, из путаницы ветвей и сучьев - склон настолько крут,
что кажется, верхушки буков растут прямо из скал - подтягивается ХАМмер.
Он осматривает нас с миной полководца, не до конца удовлетворённого боеготовностью
вверенных ему вооружённых сил, и жестом закоренелого престидижитатора
извлекает из бокового кармана рюкзака вторую по счёту газированную "Оболонь"
с лимоном. Уважаю. Пьём медленно и вкусно, самыми махонькими глоточками,
чтобы хватило продолжающим противостояние с правильным наверхом
товарищам. Шесть... семь... партия. Мышцы помаленьку расслабляются, но
сердце всё ещё бухает где-то в трахее. Дальше проще: заваленная внушительными
глыбами расщелина почти горизонтально стремится на юг, и нам с ней снова
по пути.
Простите, где обещанные
тисы? Всё что угодно вижу, а тисов - нуль, uhr, zero. И “zero” это даже
не программистское, перечёркнутое, а вульгарное доминошное "дубль пусто"!
Очередная замануха для доверчивых туриков? Успевший за долгие лесорубные
века отсохнуть рудимент? А может, это впереди идущий Тахир их до невидимых
дыр в реальности засматривает? Мы так не договаривались! Напрягаю организм,
догоняю. Теперь мы на равных. Но тисов от этого больше не становится.
Впрочем, глубокий скалистый разлом - настоящему "ущелью" положен
по статусу ручеёк, нет? - это ни капельки не портит. Зелёные и бородатые
архипелаги мхов на внушительных зубцах скальников напомнили мне об источенных
пещерами холмах в “сладком городе” Кампоте. Багряные капли обновлённой
маркировки, казалось, висели прямо в воздухе над сливающимися в вогнутые
бежевые озёра водопадами прошлогодней листвы. Заставляющий выбирать, куда
поставить ногу, микрорельеф, внедрённым в центр удовольствия электродом
стимулировал мозг мурлыкать, как избалованный Таити кот: - Прэ-ле-стно!!!
 Заявленные путеводителями
тисы объявляются позже. Хорошие, разлапистые, дикие. Но, как ни
формируй кроны, делая из них шедевр, не настолько они матёрые и высокие,
как ягодные собратья в Никитском Ботаническом. "Здесь вам не равнина,
тут климат иной"... По-видимому, чувствуя перенос точки внимания на конкурентов,
буки прибавляют в росте, втягивая животы бугристых наростов и прикрывая
ладошками молодой листвы пигментные пятна застарелых болячек. Подобную
забавную реакцию иногда наблюдаешь на городских пляжах, когда мимо крупногабаритных
патриархов семейств, весело щебеча, проплывают младые нимфы с волнующими
контурами моделей "Плейбоя". Чем дальше на юг, тем красивее становится
вокруг. Ущелье начинает меняться, то раскидываясь чередой широких воронок
с осыпающимися стенами, то стягиваясь в анфиладу узких каменных ворот,
где таким внушительным персоналиям, как мы с ХАМмером, и разминуться-то
проблематично. Становится так хорошо, что хочется забить большие надежды
на оставшиеся до финиша километры и разбить лагерь прямо здесь, где случайно
приласкав рукой вросший самую маковку камень, ощущаешь, как пульсирует
- нет, это не кровь в кончиках пальцев - а дремучее сердце Крыма.
 Зачарованно замирает
у самой кромки расщелины Мисти. Терпеливо ожидает, пока мы с Михаилом
окончательно "фотовыразимся", Саныч. Тахир наоборот, ускользает вперёд:
ему хочется видеть больше людей в кадре. Вот он уже, поворот и короткий
взлёт, за которым притаилась бугристо-складчатая поверхность гигантского
эмментальского сыра - карстовое плато Чатыр-Дага. Не-не-не, больше никаких
"нелепых телодвижений". Выкатились на простор и ЛЕЖБИЩЕ! Воспоследовавшее
действо живо ремнисцировало к известному полотну Василия Перова "Охотники
на привале". Нехитрую охотничью снедь в центре композиции заменяла непрерывно
снующая по кругу бутыль ПКЮБ. Пни и кусты среднего плана превратились
в крупные колонии стелющегося можжевельника. Болотистая равнина с парящими
над ней кошерными утицами - в распростершуюся до северного предела мешанину
камня, кавернозных пустот и леса. Вместо вооружения и невинно убиенных
зверушек на переднем плане громоздились рюкзаки.
- Ну, за поход! Исполать*
тебе, Крым!
*
Исполать - [от греч. ε’ις πολλά ’έτη на многие
лета].
Смелые мы всё-таки ребята.
Вот так, нагло расположиться в официально "заказанном" месте! Ну, да,
да. Сами подставляемся. Не мешало быть пойманными (и отпущенными, пусть
даже за деньги…) сегодня на самой закраине, чем завтра в серёдке колонии
Заповедника строгого режима. Снаряд два раза в одну воронку? Да ни за
что! Впрочем, вероятность попасться Хранителям на Чучели, как и значение
синуса в нелёгкое военное время, может легко достигать трёх, и даже четырёх...
До чего же, Господи, всё-таки славно сидится! Прямо не кочки, но состоявшийся
коммунизм парадиз в масштабах одной конкретной яйлы. Ну, ещё по
полглоточка, "За здоровье". А солнышко всё красней, солнышко всё
ниже... Пора в авральном порядке брать себя за гланды и волочь навстречу
новым приключениям.
 Подъём обнаруживает себя
издали. Упругие и цепкие валы можжевельника, вскипая пышной и кудрявой
полосой препятствий, стекают вниз по склону, чтобы размашистым жестом
сеятеля расплескаться по стягивающимся к краю Нижнего плато тропам. И
так незначительная, скорость падает более чем вдвое. Не из-за крутизны,
нет. Просто двигаться по фантасмагории осьминогов растительного мира,
перевитых согласно лучшим канонам Хаоса и усиленным “карр-ательными” отрядами
каменных зубцов, быстрее просто нереально. Да и глаза, сказать по правде,
совсем иным заняты. Какие уж тут карры и можжевельник, когда прямо перед
нами - Ангарская стена со своим визави по фамилии Бурун, и Его Сыпучее
Превосходительство Холодный кулуар. Ай, хорош. Ай пригож! Прямо мороз
термитами вниз по  позвоночнику...
Да, ХАМмер,
мы с Тахиром - больные на всю голову идиоты. Тот экспириенс на грани фола
дорогого стоил. Цитирую вслух: ХОЛОДНЫЙ КУЛУАР - САМЫЙ КРАСИВЫЙ СПОСОБ
ОКАЗАТЬСЯ НА АНГАР-БУРУНЕ. Никаких “но…” и “а вот…”, только жирный
восклицательный знак и "Аминь во веки веков"! Не верите? Если
с силушкой в порядке, бегом ноги в руки и... “Добро пожаловать в клуб”.
Вы не смотрите, что Тахир только кивает. Он всё понимает. И когда отдышится,
он, конечно, скажет. Потому, что подъём на Верхнее плато Чатыр-Дага, при
всей - кажущейся издали - гуманности "официальной" тропы пьёт кровушку
не хуже целой дюжины прекраснейших пиявок.
Он - как та коллективная ендова совершенно
вроде бы и не крепкого, но хмельного мёду, что на n+1 возлиянии откомандировывает
могучего Добрыню Никитича воспочить под полатями. Весь подъём моё внимание
приковано исключительно к Холодному Кулуару. Я там был, или и я там всё-таки
не был? Если был, почему мне так безумно хочется вернуться?!! Десяток
быстрых шагов, широкий взмах рук... Только ты, Великий Кецалькоатль, сначала
изловчись догнать Мисти, а там уж и решай для себя: воспарять тебе куда-нибудь,
или как…
Ну, ведь нет ничего выдающегося
в этом склоне. Ничего, требующего каких-то особенно героических усилий
или специальных навыков. Идёшь себе и идёшь. По ребристым каменным ступеням, по
рыхлым ручейкам чернозёма, по сплющенным, как высохшие на жаре медузы,
очагам можжевела... Почему же всё так плохо? Почему не хочется ни о чём
думать, разговаривать, фотографировать синее море, белую Алушту, неразлучных
подружек - Южную и Северную Демерджи, Долгоруковку и Пахкал-Каю, наконец?
Почему так безнадёжно отстал ХАМмер, замер, уставшим богомолом опершись
на ярко-зелёные ходули треккинговых палок, Тахир, а Саныч с Михаилом так
вовсе ещё отдыхают где-то у самого старта выматывающего душу наверха?
Всего каких-то двести пятьдесят метров высоты при километре по карте,
а какая пакость в реале! Устал, устал, устал... Эх, Мисти, нам бы сейчас
с тобой к костерку, да на надувастики...
Устроившись на зубастой
каменной короне, мы с Тимофеем Анатольевичем слушали тишину. Её не портило
даже тихое позвякивание котелков. Наоборот, они, как нежные валдайские
колокольцы, подчёркивали пространство, плавной параболой возносящееся
ещё метров на тридцать, к самой вершине, делящей своё гордое имя с прекрасной
рекой Прибайкалья. Я не завидовал успевшим застолбить "козырное" место
ребятам из Запорожья. Что по мне, негоже устраивать лагерь в истинном
средоточии сил. Куда правильней расположиться где-нибудь в сторонке, соблюдая
дистанцию предвкушения. С другой стороны, не было во мне согласия
и с отправившимся краеведить "что-нибудь менее ветреное" ХАМмером. Неугомонный
Мисти исчез много раньше, снедаемый острым желанием проводить закат на
Эклизи. Треки ему на пятки, чтоб не сверкали! В доброй половине случаев
куда интереснее смотреть не на саму "лампочку", а на то, что она освещает…
 Саныч в какой-то миг
"психанул" и, болидом Формулы-1 уйдя в отрыв, оказался на вершине рядом
с нами. Серое, жёлтое, много зелёного, ещё больше - синего, снова не понять,
где именно заканчивается Земля и начинается небо... Я напряжённо вглядывался
в горизонт: ведь небо - это уже почти Космос, к которому мы сейчас на
целый километр ближе, чем дома. Он согревает нас своим теплом летом, дарит
снег зимой, возжигает по ночам Луну и путеводные звёзды. Космос и
сам не прочь стать ближе к людям, вот и осыпается на Землю метеоритами,
невидимой космической пылью, говорит с нами на языке нейтрино, а для избранных
даже растягивает по небу рекламные транспаранты Авроры Бореалис... С безопасного
расстояния "поручкавшись" с истоками Холодного Кулуара, ускользнул вслед
за ХАМмером Тахир, и увенчанный сучковатой палкой мега-тур у обрыва остался
в нашем полном распоряжении.
 Встреча
с Эклизи
Сумерки.
Время забыть суету. Есть только ты и миниатюрная проекция твоей жизни.
Шаг за шагом ты движешься вперёд, к неведомой цели, скрытой за пологом
тумана. Мимо проносятся камни и засыпающие цветы, стелется можжевельник,
величаво проплывают карстовые воронки, постепенно исчезая в бесконечном
Ничто за твоей спиной. Спускаешься по распадку, поднимаешься на скальную
полку, снова идёшь по узкой тропке, зная, что скоро свернёшь с неё, пойдёшь
по направлению к едва пробивающемуся сквозь пелену золотистому свечению.
И на сей раз ты не дойдёшь до него, но с каждым шагом оно всё ближе.
Туман ещё плотнее обволакивает тебя, приглушает посторонние звуки, но
ты продолжаешь идти на свет, пока не оказываешься на самом краю обрыва.
Под ногами пелена вечности, впереди - тёплый свет. Пусть сейчас твои крылья
слабы, но именно вера в то, что полетишь однажды, снова и снова приведёт
тебя сквозь сумерки в эту светлую реальность… А сейчас ступай обратно
за серую стену, по тропкам и камням, мимо россыпей альпийских цветов и
зелёных ковров стелящегося можжевельника. Иди, и улыбайся новой надежде...
Мисти
 ...Мы дождались. Не раз
читал о необходимых условиях, но распознать их на местности не
представлялось возможным до самой последней секунды. Свежий ветер, прямо
как волжский бурлак, тянул с запада баржи низких жёлто-розовых кучевых
облаков. Они спотыкались о высокую ступеньку Ангар-Буруна, не находя устойчивой
опоры, проваливались в рассыпавшийся пятернёй сыпух цирк Холодного кулуара,
слёту выплёскивались за Ангарскую стену, изящно и томно, как увлечённые
брачными играми Моби Дики, уползали навстречу плюшевой кудрявости леса.
Солнце было ещё достаточно высоко и освещало кулуар почти до скального
"горлышка", где чуть белела задержавшимся на этом свете веретенообразная
пробка фирна. Когда над спроецированной на облака тенью вершины вспыхнуло
и заиграло почти полностью замкнутое кольцо страной оранжево-фиолетовой
радуги, я не сразу осознал, что это. Вскочил и... крохотная чёрная фигурка
там, вдалеке, в точности повторила моё движение. ЁКЛМН! Брокенский призрак
собственной персоной!!! Забыв о фотоаппарате, я заорал, выцарапывая из
уютной расщелины Саныча и Тимофея Анатольевича...
 Десять секунд? Двадцать?
Тридцать? Они стали Вечностью. Время притормозило, остановилось. Потом
налетел шквал ветра, крохотная форточка за нашими спинами беззвучно захлопнулась,
и Призрак, как ему по своей Брокенской природе положено, растворился в
клубящемся небытии. Вот это уж "галочка" так "галочка", подарок так подарок!
Спасибо тебе, всемогущая Шатёр-гора! Нахлобучив рюкзаки, мы выдвинулись
по спотыкающейся можжевельником тропке в обход вершины, через упругую
серость дня, навстречу холодному сумраку Верхнего плато Чатыр-Дага. Ну-ка,
ну-ка, что в кармане с музыкой? “Мираж” от талантливого сына страны Восходящего
Солнца - Kitaro? Реально в тему. Вперёд, вверх, налево и сразу вниз, к
покрытому серой коростой земли снежнику, затаившемуся в окружённой скалами
котловине, с очертаниями разорванной в направлении моря капли воды. Мисти всё
ещё где-то странствует. ХАМмер захвачен "строительством" палатки. Я даже
не пытаюсь помогать серьёзному Санычу. Доступ к супчику "жиденькому, но
питательному" получить порой сложней, чем к ядерному козырю Кремля в какой-нибудь
тюменской глуши.
…Оно и славно: теперь,
когда долгий трудодень позади, набрасывается... Нет-нет, это не примитивный
и будничный "отходняк", это посткоитально-абстинентный синдром в критической
фазе. Страдаю безмерно, но принудительно блюду вертикальное положение.
Стоит присесть или, не дай боже, прилечь - "дер гроссе капут" в объятьях
старины Морфея так же неизбежен, как ужин. А как такое возможно, когда
ХАМмер, таинственно улыбаясь, уже подносит к защищённым с трёх сторон
скалами горелкам целую охапку пылающих кармином полиэтиленовых бутылок?!!
Да уж... "Географических" дегустаций портвейна на нашем веку не случалось.
Следуя движению Солнца, последовательно пьём за Солнечную Долину, Массандру
и Инкерман.  Четвёртый тост за Крым как сущность, но то, что именно плескалось
в наших кружках, без остатка растворилось в гармонии задушевной беседы.
Странствия переходили в фазу "Жизнь удалась". И пусть лозунг этот не был
выложен паюсной икрой по лососёвой (к этой мы ещё вернёмся...), "жиденький,
но питательный" в связке со свежей татарской лепёшкой определённо был
классом выше.
Когда окончательно
стемнело, мы не могли не сгонять пожелать "спокойной ночи" Севастополю.
Шлянка по упругим коврикам-путанкам из можжевельника, в тягучем, как деревенская
сметана, тумане, при полупроводниковой немощи скрадывающих третье измерение
фонариков - занятие крайне эпатажное. Как же мы без этого? Да, в общем-то,
так же, как без Севастополя: кроме единственного пастельно-оранжевого
пёрышка света на западном горизонте не оказалось никаких украшений. Сложные
волокнистые структуры водяных паров ласкали наши лица и плечи. Трава безжизненно
похрустывала. Впереди и сзади склон плавно задирался вверх, а слева и
справа симметрично съезжал вниз. У ХАМмера всё ещё не опустели "винные
подвалы", он тянулся душой к Ангар-Буруну, как катушка позиционера головок
винчестера к своим любимым магнитам. Я уже почти было согласился, но в
наушниках зарыдал скрипками вальс Доги и ничегошеньки больше в этот вечер
молдавской душе не было нужно. Доброй тебе охоты, Великий Каа дорогой
ХАМмер…
День
шестой
|
