Соскользнув по суглинку в самый левый из попутных овражков, испиваю ”из копытца" - если уж суждено сегодня перекинуться в резвого архара, то пусть хоть от проточной водицы. Прохладно и неожиданно вкусно, достойная замена легендарному "вину из одуванчиков". А склон впереди всё такой же отвратительный. Опять придётся скакать через стволы, грестись, как кочет, по осыпающимся с откоса рыжим камешкам... До чего похож этот стремительный домкрат на безобразие, обломившееся нам в прошлый визит на Чёрную! Даром что отстоит от него на добрых пару километров и девяносто градусов азимута. Натягиваю уже начавшие протираться оранжевые перчатки, шлёпаю точку в GPS и ускоряюсь вслед растворившемуся в неровном частоколе стволов Тахиру...

* * *

...Позже всё так же неожиданно закончилось. Мы стояли в максимуме дороги, похожей на сильно оплывшую треугольную свечу на картах. Скорее всего пожарной, что стартует жёстко вверх от Форелевого хозяйства и, набрав нехилую высоту, ступенчато падает к кордону Аспорт. Была у этой дороги своя изюминка: приятная глазу беспризорность и в то же время, уважение к себе. Во-первых, по ней осязаемо давно никто не катался (единственный, почти стёршийся протектор лесниковского "газика" не в счёт). Во-вторых, само дорожное полотно не было сильно разбито, а даже наоборот, вспучивалось правильным сектором сферы, как и следует приученной к отсутствию луж современной магистрали. В-третьих, разделяющую колеи "возвышенность" покрывали новорожденные листки подорожника и мать-и-мачехи - ну очень симпатично. А вот лес, который начинался выше по склону, не страдал ни гуманизмом, ни двойным пробором обещанного генштабовскими картами наверха. Мисти предложил обойти "засаду" западнее. Возражений не имелось.

Серо-жёлтая лента твёрдо и целеустремленно колыхалась траверсом Чёрной. Приподняв брови, мы оценили треугольный осколок воды, бездонным колодцем мрака замерший пред сходящимися узким клином галереями стройных, как главное достоинство королев подиумов, буков. Вот где аквафильным кобанчегам раздолье... А дорога тем временем забирала всё правее, неспешно огибая узкий отрог, очень подозрительно совпадавший азимутом с розовым язычком стрелочки моей "Дакоты", нежно ласкающей пирсинг тригопункта на округленной вершине невидимой Чёрной. ХАМмер не видел экранчика GPS, но резко принял влево и, отчаянно отпихиваясь от земли "Фьордом Нансеном", зачастил наперерез отрогу. Запыхавшемуся моему удивлению не было предела: вверх по хребтовине убегала не обозначенная на всём множестве вменяемых карт грунтовка! Чистая, аккуратная, декоративно присыпанная тонкой мозаикой медно-охряных листьев. Загляденье, а не перспектива.

Богатырского уклона, впрочем, это нисколечко не отменяло: до вершины оставалось "вынуть да положить" метров четыреста. Всё-таки, по настоящему заповедные леса отличаются совершенно необыкновенной харизмой. Сразу не определишь, чем именно. Кристальной чистотой воздуха? Артистизмом укладки буреломов? Староверной бородатостью жёлтых лишайников, тонкими перчатками покрывающих сухие ветки? Неистовым буйством букового подроста? Королевскими размерами листвы ландышей? А может, уморительно взбрыкивающими задками то и дело убирающихся с нашего пути косуль?.. Ни с чем несравнимое чувство свободы и единения с природой здесь не переполняет, но выплёскивается радужным фонтаном эмоций, заставляя потихоньку курлыкать под нос любимые мелодии. Какой, нафик, плеер?!! Я сам себе сейчас Полад Бюдь-Бюль-Оглы с симфоническим оркестром, и мне глубоко по тромбону, завянут или нет листья на древах и уши попутчиков от моих аудио-экзерсисов.

То, что и эта дорога неожиданно выкралась на горизонталь, отнюдь не означало конца пути. Но сердце забилось чаще: я не мог не узнать гигантов, попиравших развесистыми кронами небо. Медленно вспоминалось ныне окончательно заброшенное место разворота лесовозов. Знакомым было и сплошняком покрытое поколенной буковой самосейкой по ровному*, крест-накрест посечённое хилыми козьими тропками. Именно в эту точку вынесла Нелёгкая донецко-киевско-кишинёвский сводный отряд гряземесов после трёхчасового "ёжико-в-тумананья" по кряжистому, как старый тис, водоразделу ручейков Аракча и Яни-Су. В тот раз мы проскочили данный перекрёсток на одном дыхании, чтобы нерушимой, как высокоуглеродистая сталь, волею Паши ломануться вперёд: сто пятьдесят метров по вертикали для бешеной собаки не крюк. Ничего хорошего из этого не вышло. В результате всё равно пришлось смещаться по азимуту отметки 1156 метров, потому что Чёрная с северо-запада, да под непрекращающимся с самого утра проливным дождём - тот ещё деликатес для гурманов.

* "По ровному" - превзошедший сам себя наклоном наверх.

Часы уверенно перешагнули полдень и "винни-пухи", конечно же, решили "немного подкрепиться". Чай-кофе, шпротики-паштетики, курага-изюмчик и медку липового всенепременно, но - по одной столовой ложечке. Чтобы мордочка у "винни-пухов" от этакого сибаритства по диагонали не треснула. Только отвалились - тю, что это? Дежа-вю, сбой в Матрице или проделки схлопнувшегося в тессеракт Дома Который Построил Хайнлайн Тил?!! Я почувствовал себя мгновенно вышвырнутым в май две тысячи шестого года. Как же он нас всех тогда за-Синаб-Даг! По самое не могу ведь за-Синаб-Даг... Далеко вверху, меж тонких, как спички, стволов, начали виться белые пейсы тумана. С неба рухнула одна капля, три, пять и - прорвало. Не дожидаясь, пока ливень наберёт мощь и превратит склон в трассу для бобслея, я увлёк шуршащий приведённой в боеготовность "грозозащитной" народ на приступ. Перепрыгивая с одной козьей тропки на другую, мы начали скрестись наперегонки по такому знакомому и такому ненавистному склону Чёрной, в девичестве Хара-Дага. Тюркские краеведы издревле славились утончённой меткостью топонимов. Нрав у горы как был, так и остался чёрным...

Дождь смилостивился так же внезапно, как и стартовал. Вытянувшись не цепью, но вереницей бусин, свободно нанизанных на невидимую резинку трека, мы топтали самый западный из трёх отрогов, превращающих гору Чёрную в гротескный отпечаток куриной лапы. Ни о какой тропе не могло быть и речи. Прямо по курсу, явно дразнясь, мелькали не желающие уступать свою вотчину косули. Поросшие зелёными "ирокезами" густой травы пролёты известняковых ступеней забирались всё выше. Тяготящийся резким набором высоты лес вёл себя как преследующие осторожную добычу кошачьи. Ещё такие "корабельные" недавно, буки становились всё толще и короче, их стволы вспучивались тугими узлами сухожилий и буграми напряжённых перед прыжком мышц. Корни пороли когтями неподатливый камень, а великолепные кроны стелились по земле пушистыми брюшками грациозных хищников.

Приходилось высоко переступать, подныривать, скрючиваться в три погибели и всё равно получать по мордасам веткой из-за неосторожного движения раскоряченного тремя шагами впереди товарища. Я стал всерьёз подумывать, не избавиться ли от треккинговых палок: они сейчас больше путались рукоятями в ветвях, чем реально способствовали подъёму. GPS возвестил о достижении заветной цели, когда мы переступали через когда-то опоясывавшую вершину колючую проволоку. Оскалив изглоданные рыжей ржавчиной счетверённые зубы, древний "оберег" бессильно пискнул из-под правой подошвы. Решив не светиться раньше необходимого - вербализованные устами Мисти наблюдения Олбьютов пророчили скорый рейд вертолёта - мы скромно привалились в набегающем на вершину лесочке. Ну что, "За приход?" Достопохвальное единомыслие! Ох уж мне эти "изумительные тона вишнёвой косточки", какое тут "воздержишься"...

Тригопункт, к которому мы так самоотверженно стремились, чураясь излишней популярности, жался к самой границе деревьев. Мисти с академическим тщанием изучал выпуклые буквия на вбитом в основание тригопункта костыле. Интересный вопрос: какого-такого рожна крымских водных изыскателей тягало взад-вперёд по самым высоким закоулкам Полуострова? У них было сепаратное видение расположения водоносных горизонтов, или патрона сего уважаемого предприятия звали Моисеем со всеми вытекающими из этого годами странствий? Загадка специальности... В просветах деревьев на севере, насколько хватало глаз, тёрлись широченными плечами волнистые хребты. Я припомнил только вытянувшийся вдоль русла Альмы Хыр-Алан и распахнутую на северо-запад характерную "подковку" Абдуги.

Здесь, в окружении заповеданных земель, мычащая сонатой переменного тока GSM-сота казалась ни в коей степени не меньшим артефактом, чем космический челнок, небрежно притянутый лассо к деревянной нефтяной вышке в каком-нибудь разудалом вестерне. Ещё удивительней было отсутствие "технологической" дороги и ни малейшего намёка на траншею для кабелей, которые я прекрасно помнил по прошлому посещению Чёрной. Да вообще всё вокруг выглядело изначально-безлюдным. Предоставленным самому себе. Прямо мистика. Косули не то, чтобы боялись, они с видимым интересом нас рассматривали! Потрясающей маневренности создания. Настолько элегантные прыжки - так, чтобы с лёгким зависанием в верхней точке траектории - я только на канале “Дискавери” видел. А ещё над нами кружили орлы. Не по-Крымски огромные орлы. Одно подаренное Чёрной маховое перо прямо сейчас лежит у меня на столе. Тёмно-коричневое опахало покрывает все четыре ряда букв основной клавиатуры, а жемчужно-белый и толстый, как фломастер, очин касается цифры "9" на дополнительном цифровом поле.

Тригопункт топорщился уголками стылого железа и осыпался ломкой чешуёй кроваво-бурой ржавчины. Не успели мы отодвинуться от него и на десяток метров, как союзник-ветер швырнул в лицо тяжкое буханье и характерный свистящий стрекот. Нет, то не барон Пампа в кустах на мечах балует, а лесная охорона на вертушке МИ-8 над Бабуганом зажигает! На всякий (пусть не пожарный, но случай...) рассыпаемся по зеленям, прижимаемся к стволам, где кроны гуще. Всем из себя защитно-зелёным ХАМмеру и Санычу вводная "Воздух!" как бы до лампочки, а вот мне с пролетарским "Баском" на плечах прямая дорога в нарушители-рецидивисты, со всеми вытекающими для иностранца мерами пресечения. Впрочем, я почти готов дать добро на настолько элитный вывоз тушки. Тривиальными бипланами “Боинг” и “Эйрбас”, чай, уже полновесную кругосветку на Чёрный континент налетал, а  на чадушках неоцененного "официальной" Незалежной киевлянина Сикорского левитировать пока не доводилось.

На юге неспешно разворачивалось панорамное пиршество для искушённых глаз. Найдётся немного точек, с которых можно так запросто пересчитать крымские полуторатысячники. Понижение между стоящей чуть особняком Чёрной и прочими Чучелями - одно из таких мега-шедевров. Не позабудь я дома бинокль - лукавлю, жест был полностью осознанным избавлением от лишнего веса - фигушки бы кто меня отсюда в ближайшие час-полтора выдернул! Ребята, а какие здесь леса! Отвал башки с торжественным выносом мозга. У самых ухоженных английских "шедевров паркового искусства" от консистентности конфигураций крон и микрометрической точности расстояний от нижних ветвей до земли кора бы, как у наших земляничников, покраснела и облезла из зависти! Ахи заворожённой публики так многочисленны, что не было им слышно ни конца, ни края...

Дальше ХАМмер выгуливал нас по конкретному бездорожью. Я готов был отдать молдавский язык на отсечение, но дороги вдоль хребта, которую я прекрасно помнил, в реале не было. Пряталась она где-то в лесу, или полностью заросла, чтобы ещё сильнее шевельнуть шифер на моей многострадальной крыше? Погода продолжала стремительно налаживаться. Небо, как Тузик, скрещённый волею армянского радио с грелкой, рвало самоё себя в мелкие пушистые клочья. Из ассиметричных, безумно лазоревых глаз, преображая мир в добрую Сказку, низвергался солнечный свет. Где закончился лес и распахнулся долгожданный ВИД на долину Сары-Су, хребет Биюк-Сенон, Гавриельскую поляну, Конёк и ущелье Яман-Дере, наши тела растворились в серебристом сиянии перпеттуального счастья. Понимаю, что Синаб-Даг - просто ещё один хребет. Понимаю, что "всю экзотику мы должны привозить с собой". Но... что-то он с нами всё-таки сделал. Сложным перебором пробежался вдоль невидимых октав таких непохожих душ, подарил общую резонансную частоту... навсегда.

Мы пока не могли осознать и оценить этого дара полностью, тем более - догадаться поблагодарить. Миша продолжал священнодействовать с настройками видеокамеры. Мисти сектор за сектором наматывал панораму на неподвижную ось фотоаппарата. Тахир, скорее всего, тоже что-нибудь фотографировал, но у меня не было охоты оборачиваться, чтобы проверить наверняка. Приветливо помахивая неприкосновенным запасом портвейна, ХАМмер зашагал куда-то в направлении Берилан-Коша, притормозил, осмотрелся, опал в жёсткий ёжик травы, замер, как изваяние. За ХАМмером верной тенью метнулся Тимофей Анатольевич. Два с половиной оборота синей полиэтиленовой пробки, маслянистое колыхание живого огня... Ай да кросавчеги! Но сначала мы будем "немножко фотографировать" Саныча, которому по-настоящему хорошо. Настолько хорошо, что более счастливого Саныча я, пожалуй, ещё в дикой природе не встречал...

Впитываем Бабуган долго. Очень долго. Никак не можем оторваться от многообразия нюансов рельефа и широчайшего спектра оттенков зелени: от почти чёрной, как застарелое пятно зелёнки, через влажную мякоть киви к соцветьям едва проклюнувшегося из грядки кресс-салата... Добавьте неторопливо пасущиеся облака, что меняют общую тональность к Тьме, и солнце, что раскаляет к Свету... Подъём на безымянный пупырь - чисто формально он четвёртая, если считать от Малой, Чучель - тяжёл, как обдумывающий, не коллапсировать ли ему в чёрную дыру белый карлик. Он затоплен тягучей, навевающей болезненную дремоту духотой. Мёртвую тишину нарушает лишь скрежет гравия под вибрамом Мисти. Мы таки вычислили старую дорогу: у седловины Каениз, где почти к самому лесу подбираются многоярусные сбросы денудации.

Когда обнажения отступают, засматриваюсь влево. Почему Серединный хребет не назвали Весёлым? Это ведь так весело - шкрябаться бесконечными россыпями малоустойчивых шхеров. Череда пёстрых козявок почти незаметно движется к высоте 1185 метров. “Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте”, и вместо бесплатного кино как возьмёт нас... Голыми руками. За выступающие части тела... Со всеми отрывающими... Ближе, ближе заветные деревья. Эх, ни за какие коврижки не нагнать мне Тахира с Санычем, а им - Тимофея Анатольевича! Таким образом, в семейном зачёте молдаване определённо лидируют. Есть вершина! А вот никакая она не вершина, а так, совсем немного горизонтали по дороге к всё ещё заветному Берилан-Кошу. По-любому нам этот наверх в ближайшие полчаса противопоказан. Сначала следует "за ценой не постояв" превратиться в выводок горластых кукушат, чтобы, душевно попихавшись задницами, определить ”Избранного". - При полном отсутствии единоначалия к усталой тушке группы намертво присасывается парадигма "моя палатка с краю, никуда не летаю". Народ "покоится" так профессионально, будто его коваными гвоздями к кресту приколотили, но на родник идти всё-таки придётся...

Наиболее сознательный, разумеется, Мисти. Он у нас по жизни самый сознательный. В особенности, когда вопрос касается неведомых родников. И Тимофей Анатольевич у нас тоже сознательный. Ему тридцать вёрст не крюк. Памятуя самоотверженность этой парочки на Диплисе, со скрипом в коленках перетекаю в вертикальное положение. Тахир тоже взвивается. За ним - Миша. Сгребаем в охапку двадцать пять (!) литров прозрачного пластика и по-жирафьи длинным языком лужайки устремляемся навстречу памятнику партизанам на поляне Барла-Кош. Чего же я, дубина, не захватил камеру? - в контражуре солнечных лучей с финальной окончательностью чернеет силуэт отзеленевшего свой век дуба. “После смерти красивы только деревья”... Кто это сказал? Скрипеть мозгами времени нет: лишившись своего “жокея”, Мисти несётся вниз с ускорением пучка антипротонов в коллайдере.

Старинная дорога, чуть шурша, гибким телом раздвигает лес. Н-да, без небольшого двести метров сброса... Как всё-таки замечательно, что я не захватил фотоаппарат. Субъективно поляна Барла-Кош оказывается много больше, чем это представлялось по аэрокосмическому детищу Гугля. Заветный родник (вот же имечко у него по Белянскому - Умер-Чохрак…) обнаруживаем практически мгновенно. К прямоугольной мазанке каптажа приходится прыгать по рыхлым травяным кочкам. Притормаживаю: голеностопы - они не титановые. Крохотный обелиск партизанам почему-то негуманно далёк от самого источника, который, к чести сказать, ничуть даже не Умер-, и вполне даже -Чохрак! Здесь, почти в геометрическом центре поляны, мы светимся даже круче, чем читающие “Известию” на стадионе “три тополя на Плющихе”. Магистраль Хранителей заповедной тишины по касательной чиркает Барла-Кош в какой-то полусотне метров, а воду набирать долго. Очень долго: резервуар узкий, глубокий, воды едва на ладонь, вдвоём - и то тесновато. Удобной трубы нет, а суёшь горлышко прямо в ручеёк - моментально взвивается чернозёмная муть. Ковыряемся порядка получаса, каждую секунду ожидая счастливого "АГА"!   Спасибо тебе, родничок. Вопреки крутизне сердце бьётся много реже, чем на поляне: а) пронесло, б) воды - залейся, существует ещё и в): после нарушения тишины в эфире навстречу улыбается созревший до перемещения водянистых тяжестей Саныч.

Стоит ненадолго зажмурить глаза, как симметричный шелест над ушами и под ногами погружает в бесконечную сферу кружащихся листьев. Приняв условия танца, ты будто становишься одним из них, время одну за другой срывает странички невидимого календаря, и весна отступает, заполняя тьму под накрепко стиснутыми веками жаркими всполохами багряно-золотой осени. Ну что, бобёр, отдышался? Тогда глаза нараспашку и марш-марш в гору! Забавно. Пока мы спускались к Барла-Кошу, дорога казалась много более запущенной, а снизу - вся как на ладони. Анизотропное шоссе... Только осклабившегося в костяной ухмылке скелета, прикованного цепями к крупнокалиберному пулемёту, за соседним поворотом не хватает.

Для разнообразия наверх на сам Берилан-Кош также явился на свет лесистым. Ещё немного, ещё чуть-чуть... С чего бы мои более прыткие товарищи как-то очень осторожно из-за вершины Дубраву-II выглядывают? Ахтунг, цель шестая, РесКомЛес в полном составе пожаловал?!! Стараясь не слишком греметь старыми костями сухим валежником, подкрадываюсь и не успеваю подхватить рухнувшую на землю нижнюю челюсть. Северный склон Большой Чучели равномерно покрыт косулями. "Покрыт" - это не пять. И даже не десять. Косуль голов тридцать, может, ещё больше... Мистика. Некий Бла-ародный Дон, конечно, видывал и более развесистые стада вольно пасущихся мелких копытных, так то - в Замбии, но не крохотном, как копеечная монетка на карте, Крыму... Неужели он только на старости лет научился адекватно заповедный режим нарушать?!!

Парализованные ударом эмоциональной молнии, мы уплетали глазами магию гарцующего благолепия. Зверушки просто не могли нас не видеть, но им, казалось, было всё равно, подбирают в кустах замаскированные листвой челюсти, или наоборот, отвернув лицо к Чёрной горе, загадочно прижимают пальцы к губам, маня рукой кого-то невидимого. Ну, где же Миша со своей "благоверной" Сони?!! А Миша тем временем, в полном соответствии с высокогорной парадигмой Поэта, "пусть он хмур был и зол, но шёл". Ему, кстати сказать, оставалось пройти "одну четвёртую пути", но это уже из соседней, "канатоходной" парадигмы. Сам даже не пытаюсь тянуться за фотоаппаратом: тут расстояние для мыльничных супер-зумов да профессиональных стёкол, вес и размер которых слабо совместим с автономными многодневками “нашего” формата.

Отсюда, с седловины, всё вокруг виделось каким-то безразмерным. Передний план заслоняла похожая на вздыбившийся в небо крестец диплодока Большая Чучель. Спроси меня, сколько подниматься до её вершины и я смело отвечу "минут сорок" - примерно столько мы царапались на Ангар-Бурун. В ограниченную Бабуганом и Синаб-Дагом "бойницу" превосходно просматривались глубокая пиала Центральной котловины, кудлатый зелёный дракончик по кличке Конёк и стилизованный трезубец Изобильненского водохранилища. Ещё дальше на восток дыбила свои "фрейдистские" привидения Южная Демерджи, нежилась разметавшаяся на шахматном покрывале жилых кварталов красавица Алушта, волновала и волновалась одновременно бесконечность такого Чёрного синего моря.

Потребовалось предельное напряжение воли, чтобы отказаться от всего и отправиться вслед за ХАМмером и Санычем, лишь неуловимым движением буковых ветвей обозначившим своё особое мнение по вопросу "алгоритмов шифрования" мест правильных ночёвок. Пять десятков шагов на запад - и я простил ХАМмеру всё: честных сто восемьдесят градусов Пространства замерли у наших ног. Корнями реликтовых растений кромсали горы истоки Донги, Писары, Качи, Чуюн-Илги. Севернее стягивалась туго косичкой притоков Альма, поперёк которой мы так давно и так недавно играли в "казаки-разбойники". Рассматривать горы было некогда: солнце висело пальца на четыре от заката. Ночевать под деревьями при такой заманчивой полянке в считанных метрах не совсем наш метод, но очень-очень не хотелось портить вечер ”депортацией" в Алушту или Ялту...

Наблюдая Саныча, колдующего над "жиденьким, но питательным"  (во имя аутентичности шедевра он даже чужую горелку юзать наотрез отказался…) я неожиданно для себя затосковал по наваристому до - не слишком ли вызывающе прозвучит “сохранения эрекции глубоко погружённой ложки"? - творчеству Алика. От чисто гастрономических измышлизмов мысли плавно перетекли к самому Алику. И мне стало ещё тоскливей. Он вылетел из колоды всего трое суток назад, а казалось, мы не виделись целую вечность... Без Алика мы стали похожи на оптический эпоксидный компаунд, в который почему-то забыли добавить один из безусловно необходимых компонентов и результирующие спектральные характеристики, сместившись куда-то вверх по шкале Кельвина, украли часть сердечности и тепла у предзакатных красок мира. Небесный алхимик-недоучка тоже что-то напуршил в техпроцессе: блистающий над горизонтом златокудрый шар медленно, но неизбежно трансформировался в самую тривиальную медь. Презрев "политику безопасности", мы с Мисти ухватили поперёк тушек камеры, и наперегонки ринулись навстречу увядающим розам самого последнего дня...

Коктебель тянулся на многие и многие километры - до самого Севастополя. Нет, это не портвейн. Можете сами проверить: "голубых холмов" к западу от Большой Чучели набегает не в пример больше, чем у известного оригинала. Басман и Главная гряда слиплись в объятьях, как крепко прижатые друг к другу свежими разрезами полоски свинца, а неизменно маячившие на грани детализации три сестры - Сотира, Караул и Куш-Кая - исполнились мягкими и воздушными переливами пепельного аквамарина, прямиком сошедшего с полотен “Гималайской серии” Рериха. Завершающий поцелуй солнца карминным клинком чиркнул по самым верхушкам буков над нашими головами и исчез обещанием возродиться с рассветом. Отложив в сторонку моментом переставший искриться мятыми гранями "бокал" дивного нектара - попутешествовав неделю в рюкзаке, полиэтиленовые бутылки приобретают настолько футуристические контуры, что так и просятся на одну ветку с оплывшими часами "Постоянства Памяти" - я заспешил к костру. "Поляна" была полностью сервирована. Котелок ароматно клокотал супчиком.

- Мужики, у меня в рюкзаке много всякой фигни, даже лишней...

- Миша с энигматическим - как у самих Авалокитешвар - лицом оправился к заплечному "гипермаркету". Расстегнул... Запустил руку на самое дно... Нащупал... Потянул... Отвал башки #2... Харчить ярко-оранжевую лососёвую икру в уютном гнёздышке меж Большой Чучелью и Берилан-Кошем??? Это безусловное ПЯТЬ!!! А ведь ещё какие-то доли секунды назад казалось, что удивить нас практически нереально. Хлеба у Бла-ародных Донов не было, (Мишу всё-таки, предстоит ещё тренировать и тренировать...), поэтому икру пришлось накладывать прямо на чесночные сухарики "Finn Crisp". Никогда ничего вкуснее не ел! Переглянувшись с Мисти, мы одновременно кивнули. Чую, кое-кто в Крым без красной икры больше ни ногой... С каждым следующим хрустом сухарика наш маленький квест с неудержимостью песочных часов сыпался к концу. Сияющий фасетчатый глаз неба казался стайкой презирающих парадокс Денни водомерок, резвящихся на бархатисто-чёрной поверхности сферического океана.

Кто потянулся за камерой, кто - за портвейном, кто - за чаем, но все прицелились на излюбленное место для прогулок. Огромная луговина (в английской версии - meadow - она сладка, как майский мёд...) умиротворённо подрёмывала под полуночным небом. Слева громоздилась необъятная сахарная голова Чучели - безмолвная, тёмная, необитаемая. Пока камера честно вкалывала над десятиминутной выдержкой, каждый, размышляя о своём, всматривался в западный горизонт. Вместе с ветром в наши сердца лилась такая безумная нега, что завтрашнее расставание не тянуло даже на соринку в глазу у Бога. Небо становилось всё красивее. Впервые мечталось об азимутальной подвеске с часовым механизмом: Млечный Путь наискось перечёркивал небо, сияя даже ярче золотой перевязи господина Портоса. Если когда ко мне и приходила мысль о сараюшке-развалюшке в горном Крыму, то сейчас я бы купил её ради этих звёзд...

День восьмой