Мгновение Третье.
Тепе-Кермен - Качи-Кальон - Бахчисарай - Эски-Кермен.

Да не оставлю я следов на земле,
путешествуя с холма на холм,
переходя с места на место,
как положено туристу
и бесплотному духу.

Ну, вот и славненько. Возвращение к знакомому способу бытия - к ручке и блокноту как-то сразу расслабило и умиротворило внутреннее "я". Диктофон - штука, конечно, полезная, но она лишена какой-то глубокой интимности, все время думаешь о том, как бы это сказать поокруглее, да и украдочное шептание "в трубочку" вызывает чувство разобщения, попытки обособиться и уединиться, это, мне кажется, может оказаться неприятным ребятам, с которыми только-только начал знакомиться.

Они еще все почивать изволят, поэтому, с них и начнем. Женька оказался абсолютно не таким, каким я его себе представлял. Что поразило, точнее, понравилось, какая-то глубокая внутренняя раскрепощенность, отрешенность от мелочей, радостное, светлое восприятие мира - он пробовал его на вкус, смакуя маленькими глоточками, как хороший выдержанный коньяк. Ленточка показалась чуть погруженной в себя и тоже совершенно не соответствовала тому видению, который у меня сложилось на основе ее писем и прочитанных у них на сервере фрагментов. Что касается Славы Горовецкого, то буквально через несколько мгновений знакомства у меня для него сформировался просто отпадный образ… нет, скорее даже не бравого Чингачгука, а чего-то исконно русского, даже великоотечественно-военного, чуть ли не сияющего ореолом житейской мудрости Федота Евграфыча из "А зори здесь тихие". Лена Горовецкая… ее я пока могу охарактеризовать всего одним словом, добрым, тихим, ласковым, в котором скрыт весь мир - жена.

Ладно, это - лирика, которая, скорее всего, в "релиз" не попадет. Поэтому отвратим лик свой от родимого блокнота и оглянемся вокруг.

* * *

Ночь была не по-майски теплой, правда нос время от времени начинал чувствительно подмерзать и напрочь терять нюх, но бело-медвежий метод накрывания "лапой" живо возвращал его к жизни. Утром меня разбудили птицы. Никогда не думал, что их в Крыму столько. Гомон за зеленым пологом палатки стоял как на собрании претендентов на наследство богатого и вредного дядюшки, назло всем не оставившего завещания. Хотелось разодрать ткань, выломать дубину народного гнева побольше и распушить этот табор вздорных пернатых родственников по полной программе. Тем не менее, то ли из природной ленности, то ли чтобы потренировать волю, я еще полчасика поприкидывался мертвецки спящим, и только когда птичий гомон сник на добрых 10 децибел, я вдумчиво разлепил глазята, смачно прозевался, выпростался из перекрученного немыслимым образом кокона спальника, расстегнул палатку и, поеживаясь, иноходным "рачком" выполз в зябкий мир раннего утра.

Белое облако, чуть покачиваясь, одинокой овцой паслось на голубой поляне неба, вбирая в себя все краски рассвета. Золотистый океан прошлогодних трав, переливающийся искорками невиданной росы, наполнил меня радостью и предвкушением чуда. Позабыв о мокрых локтях и коленях, я бесконечно долго медитировал с фотоаппаратом над тонкими веточками кустов и одинокими колосками трав, внимая радужно-геометрическому танцу света в чуть дрожащих на ветру капельках. Стоило качнуть камеру и калейдоскоп сотен миниатюрных сверхновых взрывался в многолинзовой оптике - микромир начинал неистовый танец света, отражения множились, тени сплетались в тугие облака межзвездного мрака, непередаваемые видения расфокусированных эллипсов незнакомых галактик переливались разбегающимися радужными лучиками.

Сияющие алмазные россыпи перемежались коническими вигвамами Тепе-йских пауко-индейцев и усеченно-пирамидальными чумами Кермен-ских пауко-эскимосов. Я раньше нигде не встречал таких паутин "вертикального-башенного профиля", не говоря уже о более экзотических строениях - местами встречались образчики архитектуры ну просто космической, очень похожие на обросшие белесой плесенью тарелки спутниковой связи, с тщательно завернутыми в тонкую паутину излучателями, подвешенными на тонких нитях растяжек - будущие и бывшие завтраки, ланчи, обеды и ужины талантливого восьмиглазого архитектора, зодчего и главного смотрителя антенны в одном лице, мирно почивающего в сухой и теплой подземной цитадели.

На самом деле я все-таки со съемками немного опоздал - солнышко уже было неудобоваримо высоко, приходилось изрядно корячиться, от него уворачиваясь. Отсамовыражавшись, сменил область деятельности и занялся следопытанием, точнее, следотоптанием: погряз в поисках тропинки на Тепе. Сразу почувствовал себя ну буквально ледоколом Лениным - сочащиеся потревоженной влагой трассирующие следы тапочек чернели рублеными полыньями в бескрайности живого серебра "ледяных полей". Результатов пристальные поиски не дали - все "якобы тропинки" уводили к старым кострищам и обжитым на вид полянкам типа нашей.

Часы показали 7:30 и повели отчет дальше. Пора приводить сонное царство в состояние активного бытия. Пока я раздумывал, как бы поделикатнее совершить это таинство, из палатки выбрался еще помятый со сна Женька. Все правильно, как по книжке - в 8.00 ему положено быть на работе, в банке, организм он сам знает, что и когда делать. Переложив на Женькины плечи побудку творческого коллектива, я занялся росшим у палаток невиданным цветочком, чудом избежавшим вытоптанности в суетливой темноте отхода ко сну. Добравшись до спец. литературы я почти не удивился, обнаружив на развороте "Жизни растений" именно их святейшество, "Орхидею Крымскую", незаслуженно обзываемую "Ятрышником пурпурным из семейства орхидных", читайте, младшую сестренку тропических орхидей. Пока я коленопреклоненно священнодействовал вокруг своей маленькой Богини, чуть выше, метрах в 15-ти, камуфляжно-топлессный Слава выполнял замысловатые каты чего-то по-японски боевого***, потом медленно и плавно опустился в лотос, полуприкрыл глаза и погрузился в неподвижность медитации. Жаль, что я так не умею.

*** Из пост-походной переписки:

"Слав, что за "дзю-до" такое ты там исполнял ?"

"Тай цзи, сиу лим тао и немного ногами помахал (копоэра)".

Плановые похождения за водой растянулись до 9.45, в результате мы получили на завтрак "суп макаронный в дрободан", с трудом проковыриваемый ложкой. В процессе потребления ознакомился я с продуктом для рационального и взвешенного питания с интригующим названием "гуляш соевый". Не знаю, как к нему отнеслись бы нормальные мясоедящие карниворусы, но для специалиста, весьма искушенного в потреблении экзотических частей зверушек, не составило особого труда убедить себя, что эти губчато-резиновые, совершенно безвкусные кубики были просто напросто кусочками недосоленного и недоваренного до кондиции вымени, посему я пожевывал их даже с определенным удовольствием. Но! Будь это настоящее вымя, я бы собственными руками привел приговор столь бесталанному повару в исполнение.

Только к 11.05 мы расправились с супцом, сподобились собраться, закинуть рюкзаки в кущИ (или кУщи?) погуще и все-таки изыскать "легкую" тропу на Тепе. Она ответвляется от основной тропы, обходящей останец слева уже выше "обитаемых" полянок, резко берет вправо, перебегает неширокую полянку, ныряет в лес и начинает безапеляционно карабкаться вверх. Обращаю внимание, именно карабкаться, а не забираться. Должен отметить, что подниматься туда с рюкзаками - извращение, кУщи (или кущИ?) для них - более оптимальное решение. Деревья образовали сплошной навес, приходилось заползать согнувшись, цепляясь руками за НЕотполированные руками стволы деревьев (разумные люди тут не ходят), зато разъяряющееся на глазах солнышко совершенно не мешало. К пещерам мы выбрались только через 20 минут.

Первым встретившимся троглодитом, был, конечно же, лесник. Чуть покачиваясь опосля вчерашнего первача, ик… извините, Первомая, он хотел только одного - много и разных денег. Но Женьку нашего так просто на испуг не возьмешь. Невинно похлопав ему глазками, Жека предложил показать леснику маршрутный лист с (понизив голос от благоговения) печатью КСС… но только если у того есть пламенное желание спуститься для этого вниз, к рюкзакам. Болезненная гримаса на небритом официальном лице лесхоза разом покислела ну минимум до 9.9 РH, и, не выказывая особого желания он, нехорошо улыбаясь, направился к несчастным, только-только показавшимся из-за кустарников справа. Вот и ладненько, лесной сбор-то в КСС мы традиционно не оплатили.

Подсознательно желая максимального удаления от хранителя древних святынь, мы направились влево, вдоль среднего яруса пещер. Тепе-кермен виделся мне совершенно необитаемым. Может виной тому уединенность и меньшая популярность, чем того же Мангупа и поэтому энергетика городища совсем другая, не подпитанная свежими эмоциями, а может быть это банальное отсутствие питьевой воды. Не прошли мы и 200 шагов, как нас встретил истинный Хранитель Тепе-кермена - насупленные брови, курносый нос, плотно сжатые губы, массивная челюсть - огромный каменный лик неотрывно смотрел на северо-восток.

Серовато-коричневые 12-метровые вертикали стен, с яркими пятнами желто-оранжевого мха, нависающие над узкой тропкой, выглядят совершенно неприступными, умом понимаешь, что это совершенно нереально, но в пещеры заходить почему-то не очень хочется - каменный монолит давит на них не столько физически, сколь психологически, заставляя держаться подальше. Магическая занавесь в моем сознании колыхнулась, неожиданно пропустив вперед забытые картины из конан-дойлевского Затерянного мира. Может статься, именно с такими чувствами обходили в первый раз подножье затерянного в дельте Амазонки плато любимые герои детских книг - Челленджер, Саммерли, Лорд Джон Рокстон… Непроизвольно глянул вверх - не спорхнет ли с богато декорированного зеленью обрыва длинношеий перепончатокрылый силуэт шального птеродактиля?

Нет, безжизненно раскаленное плато, ни малейшего шевеления в нависающих над обрывами цветущих деревьях, только ветер колышет травы. Время чудес в реальном мире давно прошло. Но есть еще мир, который начинает течь и меняться, если всматриваться в него самыми уголками глаз. Там все возможно… Но на это нет времени - ребята уже ушли далеко вперед. Стряхиваю с себя отрешение и догоняю. Сухо шурша травой и переливаясь черно-зеленым узором, семидесятисантиметровая гадюка соскальзывает вниз по склону между мной и Ленточкой. Тропа заканчивается уступом, округло уходящим вниз. Вспоминаю схему Тепе - там, внизу, под нами, еще 8 ярусов пещер, но они доступны только снизу. За спиной - заточенный по образу лезвия топора гребень, уходящий вверх, увенчанный каким-то чудом стоящим двухметровым прямоугольным камнем. Парочку его менее удачливых собратьев валяются, безжалостно изломанные временем, у наших ног. Дальше пути нет.

Возвращаемся уже знакомой тропинкой до места встречи с лесником и начинаем карабкаться вверх вправо, узкая тропинка выводит к остаткам вырубленной в скале лестницы - теперь мы идем точно в соответствии с описанием маршрута по Тепе из "Пещерных городов Крыма". Последний бросок - и мы на вершине плато. Сразу наваливается жара и я насквозь промокаю. Какое счастье, что это всего лишь май, а не август. Куда ни глянь, разворачиваются великолепные панорамы крымских предгорий. Наш повседневный язык, к сожалению, давно утратил названия всех тех совершенно совершенно безумных оттенков зеленого, которыми украшен лес вокруг, они остались только в языках индейцев да степных кочевников, для них эти цвета действительно что-то означают. В каком-то далеком от поэтики каталоге эмалевых красок повстречал неожиданное для меня определение, наверное, оно наиболее полно отражает то, что я видел вокруг: "Бронзовый цвет - все оттенки зеленого от желтого до коричневого, по аналогии с оттенками бронзы".

Медленно обходя плато по часовой стрелке, донецкие сотоварищи посвящали меня в подземные тайны Тепе-кермена. Количество пещер на единицу площади Тепе просто ошеломляло. Воистину Великий среди малых. Немногие городища могут похвастаться тремястами рукотворными пещерами на площади всего в один жалкий гектар. Осторожно обогнув полузаваленные битым камнем погребальные камеры, мы вошли в влажную тьму вырубленного в скале храма. Великомудрые археологи относят сооружение к VIII-IX вв, усматривая аналогии с храмами Малой Азии, бывшей в те времена частью могучей Византийской империи. Сооружение, по средневековым меркам, более чем грандиозное - добрый десяток метров в длину и метров пять в ширину, 3 окна неправильной формы, сильно напоминающие оборонительные амбразуры, выдолбленный в монолите колончатый алтарь, занимающий добрую треть всего строения, исписанные современными "Лёнями" и "Романами" стены. Надпись угольной кириллицей по белому: "Здесь была РУМЫНИЯ!".

Выбираемся на свет и шествуем дальше, на юг. Плато сужается, чуть взбегает вверх и проваливается на пару метров вниз, заканчиваясь треугольной полянкой, на которой и "установлен" природой прямоугольный камень, который мы видели снизу и на который с некоторыми усилиями все-таки забирается Славка. Отсюда открывается замечательный вид на запад. Прямо под нами, на 250-метровой "глубине", в узком распадке залегают несколько полукруглых железных ангаров и россыпь одноэтажных домишек. Пару вышек по углам. Ржавая колючка на виноградных шпалерах вокруг. Военный объект, ой, простите, оговорился, конечно же это отмеченный на нашей карте "пионерский лагерь". За ним два узких "жертвенника" - узкие, длинные, разделенные глубокими балками мысы, густо поросшие лесом. На первом, если верить описанию, находится еще один пещерный город - Кыз-кермен. Впрочем, с нашей стороны никаких строений и следов раскопок не видно даже в бинокль: небольшое городище, отделенное от цивилизации невысокой крепостной стеной, укрыто пушистым покрывалом молодой зелени, на плато пусто, как в сердце ростовщика.

Сотни суетливых серо-зеленых ящерок веером разбегаются из-под ног, бесстрашно ныряют головой вниз в расщелины фундаментов, в крапиву могильников, выдолбленные в камне хранилища для дождевой воды. Солнце нехотя перевалило за полдень, мы так же нехотя возвращаемся по западному склону плато, по пути заглядывая еще в пару пещер, но уже без былого энтузиазма - все самые "красивости" уже позади. Бодро сбегаем по зеленому туннелю вниз, к полянкам и рюкзакам. Ой, как хорошо, что мы их оставили внизу - спускаться с ними по этой тропке было бы что-то из разряда "лучше бы я умер вчера!"

Без десяти час, уже навьюченные, бодро шествуем по густо засыпанной сосновой хвоей молочно-белой двухколейной тропинке, тщательно избегая дорог вправо с надписями "Заповедный фонд Украины, вход и въезд запрещен!". Знаем мы, что это за заповедный околюченнопроволоченный фонд, сверху видели. В поднебесье ни облачка. Мы обходим Тепе по ярко-салатовому заливному лугу, раздвоенные языки белых осыпей теряются в зеленеющем подлеске у подножья величественного уединенного останца. Снизу Тепе выглядит на редкость неприступным, если бы не отсутствие облаков, я сказал бы - заоблачным.

Еще один час перехода позади. В голове зацикленной магнитофонной лентой крутятся "Вагонные споры" "Машины времени". Организм потихоньку обклячивается - что-то нелегко дается хождение по открытой местности, солнце ну прямо августовское. Как только наша служба времени - Славка дает отмашку, не особо задумываясь, плюхаемся в придорожные кустики, судорожно заползая поглубже в ажурную тень. И сразу начинаем ворочаться с боку на бок и чертыхаться сквозь зубы - земля покрыта толстым слоем острейших колючек (какого дерева? Тиса?). Нет больше сил. Встаю, интенсивно почесывая зудящее седалище и отправляюсь назад, метров на 250, там, на узком гребешке зелени между колеями, я приметил маленький "аленький цветочек".

Коленопреклонившись поздоровался, потрогал его кончиками пальцев, пробежал по тоненькому, такому хрупкому стебельку, представил, с каким трудом этот зеленый упрямец пробился из рыхлого белого камня, дрожа в потоках ветра и колючей пыли поднялся вверх, налился силой, выпустил листья, наполнил соками жизни упругий чешуйчатый бутон, а затем, тихим весенним утром распустился ярко-красным восьмилепестковым чудом с черными тычинками и коротким двойным пестиком, очень похожим на аккуратно сложенные золотистые хелицеры паука-бокохода. По возвращении, наша Ленточка, ботаник-любитель со стажем, накормила меня кисленькими листиками барбариса, росшего неподалеку.

Асфальт. В 14.10 вышли к пустынному Машино - первомай давался жителям с трудом. На все село бодрствовала только одна безумная бабушка, что-то сосредоточенно половшая в огороде. Даже детишек было не слыхать. По асфальту шлось немножко быстрее, за полчаса мы добрались до подножья Качи-кальона. Кальон был неплох, весьма неплох. Пока мы шли, откуда-то с юга, из-за невидимого отсюда Ай-петри, выбрело огромное стадо облаков. Белые валы, накатывались невесомыми волнами на крутые каменистые склоны. Казалось, что облака льнут к Качи-кальону, его резко скошенный форштевень безжалостно разрезал надвое поле зрения, облака разбивались о поврежденную временем каменную громаду и исчезали за невидимой кормой. Воистину "Скала-корабль на Каче"…

Не знаю, как там пойдет дело с подъемами дальше, но на сегодня Качи-кальон плотно занял пальму перевенства в этой номинации***. Зачем древние так высоко и неудобно забирались - загадка. Я с трудом могу себе представить, каким образом дикие крестьяне VI века затаскивали наверх корзины с виноградом общим объемом до 250 тонн, ведь именно под такие объемы были спроектированы виноградодавильни наверху - крутизна и осыпи такие, что и без груза несладко. Все более поздние постройки в основном разрушены, остались только "наиболее приближенные к естественным" пещеры и гроты в несколько ярусов. У подножья, в упавшем сверху огромном, с двухэтажный дом, обломке, мы обнаружили вырубленный алтарь. Пристроенной к нему церкви время не сохранило, даже следов развалин не осталось - чистый травянистый склон.

*** Из пост-походной переписки:

"У нас там не только большой привал был. Cамые мужественные (я и Лена) его покорили, пока некоторые (не будем показывать пальцем) не решились до конца оттоптать пыльные тропки!". (Женя)

"Тоже верно. Я в это время самоотверженно пытался поспать на острых камнях, а потом сражался, живота своего не жалеючи, с дикой коровой, которая пыталась пообедать нашим снаряжением !". (Слава)

В 16.25 мы строевым шагом вошли в Предущельное, женькиными молитвами обнаружив по дороге родничок (предположительно в низовьях ущелья Таш-Аир), а так же чуть не упустив из виду самое что ни на есть древнее поселение с гордым названием Качинский навес, он же, по некоторым непроверенным источникам, пещера Хоба-тюбю - "Пещера на дне". Таких 2-метровых навесов по всему Крыму хоть пруд пруди, но только под этим было суждено провидением найти стоянку палеолитического человека. Начал он палить свои палеолитические костры и высасывать мозг из медвежьих костей под этим навесиком всего ничего, каких-то 35000 лет назад, а окончательно разонравилось ему здесь уж совсем недавно, всего 11000 лет назад - наверное, к тому времени всех окрестных медведей в пищу извел… Дабы чуднОе сие место не подверглось нападкам злобных турюг, археологи, насмерть пристрелив дюбелями памятную табличку, густо опутали навесик оцинкованной сеткой-рабицей.

Горка. Поворот. Горка. Поворот. Горка... Остановка. ПИВО!!! "Крим свитле". С криком "Да я за пиво родину продам" Женька, опередив самых первых, рванулся к магазинчику. Закрыто. На лицах - почти трагедия. Замеченный еще с Качи-кальона автобус должен явить свой лик с минуты на минуту, а тут, с безмолвной окончательностью, как черная арбалетная стрела под левой лопаткой - амбарный замок. Но чудеса случаются. Замок исчезает, на осунувшихся было лицах расцветают счастливые улыбки, общественные гривны отсчитываются, пиво открывается, запотевающие на глазах бутылки подносятся к дрожащим от вожделения губам… и тут из за поворота показывается хитро улыбающееся хромированным радиатором мурло автобуса. Ах, чтоб тебя! Пиво затыкается большими пальцами и начинается суматошный процесс посадки рюкзаков. Едем. Сидя. Глоток… Еще один… И еще один, затяжно-о-ой… Кайф.

Интермедия: 16.45, всё те же, в пределах автостанции Бахчисарая. Въезжая на автостанцию в 16.40, мы еще успели заметить скрывающийся за поворотом хвост автобуса Бахчисарай-Родное, уехавшего через Залесное на заветную Терновку. Ждать следующего было до завтра, мы спешно корректируем маршрут в сторону Холмовки, после длительных раздумий над картой и разводок "рулевого" смиряемся с перспективой претерпеть убытки в размере 25 гривен, едем "до конца нормального асфальта" - именно так пообещал нам загорелый дочерна "Гогия". Бедненькая "Вектра"… в ее багажник, да запихать 5 рюкзаков (видели бы вы моего 150л "мальчика")! Со стороны это выглядело форменным изнасилованием. Задние рессоры, поскрипев, удобно притерлись к ограничителям. Когда я уселся на сидение около водителя, скрючились и передние. Но ОРЁЛ (Opel) бортовой номер "43976 КР" - птица гордая. Повез.

Ну, как же без рекламной паузы. Рулевой "Орла" Алик (Бахчисарай 06554, дом.41813, моб. 8067-7940472), большой специалист в извозе желающих куда угодно (Бахчисарай- фуникулер Ай-Петри - 100 грн), владелец разнообразнейшего арсенала разгорячительных напитков (каберне от 10 грн), а так же, по совместительству, искушенный гид по пещерным городам и Большому Каньону за отдельную договорную плату. Обращайтесь.

В 17.30, чуть не доезжая до горы Кая-Баш ("Скала-башка"), среди холмистых степей и яблоневых садов закончился "хороший асфальт". Хотя было не так уж и жарко, до строения, которое мы по незнанию обозвали ОТФ-ом, шли еще минут 40 по, как говорят московские "пацаны", "ну чистА крымской дАроге, в нАтуре". Не доходя метров 500 до уже узнаваемого Эски-Кермена, у уходящей под 90 градусов вправо грунтовки, мы изловили юного пастуха, развлекавшегося наблюдением за омовением в придорожном "условно-питьевом" роднике весьма кокетливой рыже-блондинистой коровки. Опросив его выяснили, что за холмиком нарисованного на карте водохранилища нет, но есть 4 озера, два из которых, поближе к дороге, принадлежат местному казачеству и несанкционированное их посещение "чревато гнилыми базарами" с агрессивно настроенной к чужакам казацкой общиной. А вот третье и четвертое, самые дальние, бесхозные, а посему и используются всякими разными… приезжими. А еще "гарный козацкий хлопець" присоветовал набрать водички, потому что родников на озерах, как ни странно, нет. Труба доверия не внушала совершенно, но вьюноша заверил нас, что его коровкам вода нравится и очень даже идет на пользу. Ладно, изопьем и из этого сосуда скорби, даст Бог, рожки и хвосты до утра не отрастут.

Для справок: на самой что ни на есть популярной в народе карте "По горному Крыму" 1:50000 эта грунтовка, идущая вокруг "микро-водохранилища", обозначена черной сплошной линией. Родник находится как раз в том месте, где она отходит вправо от основной трассы.

До "четвертого" шли еще минут 20. Еще 25 минут ушло на поиски укромного убежища в окрестных лесочках - все как одно озера были плотно оккупированы толпами запоздалых маёвщиков, мотоциклами, автобусами и грузовыми микро-бусиками для вывоза вусмерть упитых тел. Чингачгук-Славка увел нас в далёкие холмы, в совершенно партизанские дебри, изрытые старыми окопами и опутанные ржавой, но не колючей проволокой. Ленточке место не понравилось, мне тоже, но уже темнело, сопротивляться не хотелось, эх-х-х, сарынь на кичку, патриархат так патриархат. Сегодня будем жить здесь!

Вообще-то хорошо, что мы обосновались в лесочке, а не на равнине - ветерок уж чересчур неласковый поднялся и похолодало весьма ощутимо. Что-то меня морозит даже в хваленом киевском поларе. Тяжеловат рюкзачок, прилично измотал. Шуток и смеха нет, каждый тихонько и как-то очень уж м-е-д-л-е-н-н-о занимается чем нужно - палатки, спальники, костер, дрова… Может быть все вокруг и не так плохо, а просто мы подустали - переходец сегодня вышел знатный. Мысленно покачал головой, поудивлялся и записал еще одно очко Славке с Леной - сходили помыть посуду на озеро. Славка даже занырнуть решился - говорит, водица градусов 10, бодрит. Сильны ребятки, однако! Будь я с "негритятами", в жизни ради посуды никуда бы не двинулись - нас бы и зеленой травкой обтереть её устроило.

Половина девятого. Солнечный свет убегает, как вода из расколотого кувшина. Мир теряет краски, погружаеясь в пучину градаций серого. На невидимом озере поют лягушки. Где-то над головой ветер яростно трясет верхушки деревьев, осыпая нас невесомыми чашелистиками и тонкими чешуйками коры. Примус заправили, но потом отменили - победило горячее желание погреться. Кудесник - Жека уже полчаса как сосредоточенно колдует над сложной и непокорной системой стальных тросов для подвешивания кастрюль над костром - все никак не можем подобрать оптимальную высоту, приходится то и дело подставлять рогульки. Костер все норовит выйти за свои пределы - нет-нет да и приходится бросать все и пресекать в четыре ноги его "изподтишковые" поползновения обрести свободу.

Ленточка немножко растерла ноги, грустит, сидя в сторонке, как озябший маленький воробушек, жалко ее, завтра ей будет ой как невесело. Слава посвятил себя костру. Cмещенный магическими отблесками оранжевых всполохов еще дальше в прошлое, он совершенно утерял "великоотечественность" и перенесся во времена Луи Буссенара, - невольно продолжаю "втискивать" его в откровенно следопытские образы, несмотря на очень даже современные очки и бравый бандан. Лена самоотверженно приняла на себя бремя шеф-поварства, деликатно, но твердо отклонив мои предложения помочь. Я ей даже благодарен за это - могу, вооружившись ручкой и блокнотом, спокойно убрести в муки творчества. Мне вдруг вспомнился Сережка Попов: у нас прогресс налицо - только второй день, а мы уже готовим кушать в темноте.

Изощренно проваренный каркаде шел на ура. Он согревал, успокаивал, стирал мысли и разбавлял чувства, темно - красные лепестки розы были похожи на угольки в сердце догорающего у наших ног костра. Мы сидели тихо-тихо, мгновения приходили и уходили, накатывались и отступали, словно темные волны моря среди камней. Мимолетные образы вызывали свободные ассоциации - разум еще бродил где-то по бесконечным закоулкам воображаемых миров, а телу уже хотелось только одного - спать.

Мгновение четвертое