Мгновение Четвертое.
Эски-Кермен - Залесное - Мангуп.

Никто не возвращается оттуда,
чтобы сказать нам, где их место,
чтобы сказать нам, как им живется,
чтобы сказать нам, как успокоить сердце,
пока мы сами не отправимся к ним.

Вставалось тяжело и неохотно. Хотя, наверное, это нормально - в первые сутки организм еще не понял, что это над ним за издевательство такое происходит, а теперь, казалось, вопил тоненьким многоголосьем переполненных молочной кислотой мелких мышц, в обычной жизни не использующихся - "Эй, ты чего, хозяин, с ума съехал??? Болею я!!!" К сожалению, по отношению к себе я - извращенный мазохист. И не просто мазохист, а почти королевской крови - всю ночь строил из себя "Принца на ручке с блокнотом". Это вам не принцесса на ее жалкой горошине!

Ой, а что это за серо-коричневый, щетинистый и клыкастый сожитель у меня слева, подмышкой, на постой пристраивается? Никак коварный Икзодес-Икзодес на неокрепший со сна организм забрел? Действительно, клещ! Первенец ты наш! Говорил мне Тарас, "не ходи весной по пещерным городам"! Поделом мне. Ну ка, давай, дорогой, выбирайся из уютного гнезда! Зверюшка оказалась сознательная, покладистая и не особенно сопротивляляась насилию, - толстый "хобот" был только-только приведен в боевое положение, если и сделал, то всего пару неуверенных "качков". Н что ж, помажем микро-ранку "звездочкой", авось пронесет… Не, тьфу-тьфу-тьфу, чур, только чтоб не меня пронесло, я вообще-то энцефалит имел в виду. И еще раз, скороговоркой: тьфу-тьфу-тьфу!

Скрипя разогнулись. И чего вокруг видать? Лес. Прохлада. Солнце нежится в изумрудно-малахитовом море листвы, искрясь в обрывках паутины. У пепельного вулканчика остывшего кострища иноземным чудом краснеет забытая зажигалка. Миниатюрные черные лесные муравьи с интересом толпятся вокруг - прикидывают, не пригодится ли она где в хозяйстве. Что-то мелкое жалобно цвиринькает над головой. Как ни вглядывался, певца так и не приметил. Вышел на опушку, огляделся - никого, ну просто никогошеньки.

Женя с Ленточкой, вдохновленные вчерашними Славкиными водными подвигами, измыслили утреннее омовение. Я увязался за ними - принять участие в общественно-полезном мытье посуды и немножко поразмяться. От нашего лесного убежища до озерной дамбы было идти минут 10. Красноглазые рыбаки хмурили небритые помятые лица, неторопливо прикармливали невидимую добычу, тестировали поплавками глубину вод, яростно потрясали телескопическими удилищами в попытках вырвать крючки из цепких объятий подводной растительности. С севера, из-за невидимого Эски-кермена, разбрелись по небу невесомые облачка и тихое озеро до краёв заполнилось белоснежными зыбкими островками. Увидев оранжевую палатку над синей рябью воды, посетовал о том, что ушел из лагеря, так не проснувшись, а значит, без фотоаппарата. Возвращаться было выше моих сил, посему я оставил палатку и озеро на потом и взялся наслаждаться блеском маслянистых пятен вчерашнего постного жира на стенках наших тарелок и ложек.

В лагере, астматично пыхтя и раскаленно плюясь из кастрюли, нас поджидало "любимое" блюдо Генри Баскервиля - "Овсянка, Сэр". Слава Богу, что хоть с изюмом и курагой, а то бы я точно взвыл "фамильной" собакой, а может быть, кого и покусал - страсть как не люблю "просто овсянки"! Неспешно откушав этого исконно-англиЦкого лакомства, мы собрались и снова пошли мыть посуду на озеро. Часы показывали 10.00 Рыбаки попрятались "по норам", призванные более разумными сотоварищами к более интересному времяпровождению с бутылочкой "беленькой". Все такая же безжизненная, палатка продолжала красоваться модным оранжевым галстуком отражения, но теперь я был "во всеобъективии". Отклонив Женькину идею "сократить по дамбе", мы потихоньку попылили к возвышающейся на холме ОТФ. Уже карабкаясь по асфальту на холм, стали задумываться - овчарни оказались далеко внизу, у подножья, к ним вела скромная неширокая грунтовочка послабее "озерной", а группы каменных строений, куда направлялись мы, на карте изложено не было.

Вершина холма была плотно окутана грохотом музыки из невидимых репродукторов. Несколько мрачных строений грубого бетона настороженно разглядывали нас разбитыми глазницами искореженных прожекторов. Промаршировав через кладбище желтых электроподъемников, каров и останков экзотических образцов дорожно-ремонтной техники, мы забрели в неглубокий карьер. С места нашего паломничества Эски-кермен был виден как на ладони, вот только отвесные стены "Душевного" оврага Джан-казы (Джан - "душа") не создавали впечатления спускабельности. Мы совсем уже было повернули назад, когда одна из железных дверей отворилась и из образовавшейся щели, на сварной железный балкончик выскользнул насупленный доброжелатель, проворчал что-то маловразумительное и энергично замахал рукой куда-то вдаль, по кромке балки.

Подобравшись поближе, мы разобрали, что спуск вниз чуток подальше, а у высоких деревьев, в неглубокой ложбинке есть родничок, где, если очень постараться, то можно напиться. Родничок выдался действительно рахитичный - он стекал темным влажным ручейком по пологой каменной стенке в лужицу глубиной в пару пальцев и, если бы не заботливо установленная пластмассовая трубка, то изъятие живительной влаги из этого источника было не актом, а процессом, причем весьма затруднительным. Осторожно перебирая ногами по крутому травянистому склону и распугивая только-только выбравшихся позагорать пресмыкающихся, мы, тщательно стараясь не концентрироваться на ускользающих в трещины владельцев ядовитых зубов, продолжали медленный, но неуклонный спуск на юг, в долину, все дальше уходя от синей будочки выряженных в камуфляж собиральцев дани "на восстановление Эски-кермена". Вот и ровненькое пошло. Экскурсия по окрестностям карьера заняла почти 40 минут.

Не останавливаясь и бессовестно игнорируя карабкающиеся круто вверх тропинки, мы продолжали обход длинного, узкого столового останца каплевидной формы длиной около километра, скрывающего в зелени листвы второе по величине пещерное городище Крыма. Кстати, близость родника и многочисленные полянки делают эти места великолепным форпостом для утреннего штурма Эски-Кермена. Дорога резко взяла вправо, ненадолго забежала в лес, выскользнула на цепочку небольших, заросших кустарником полянок и неожиданно взорвалась сетью троп. На юго-восточном склоне, у главного входа в Эски-кермен, нас встретил похожий на череп купологолового стегоцераса "привратник" - Храм Трех Всадников. Сходство с черепом динозавра еще более усиливалось симметрично пробитыми дверями-глазницами и маленькими отверстиями окошек как раз на месте ушных проходов.

Велико могущество христиан XII века - высечь православный храм из целой глыбы. Внутри две маленьких комнатушки, соединенные арочным проходом. Несколько гробниц в неровном полу. Согласованность звуков ветра внутри каменных стен. Округлое отверстие, залитое бурой гнилой водой как раз в том месте, где в "череп" должен был заходить спинной мозг. На исцарапанной стене еще проступает золотисто-голубая фреска во всю стену, изображающая скачки трех святых воинов, вооруженных копьями и щитами. Лошадки у крайних ветлые, нимбы очерчены черным, в центре троицы - златонимбый Юра, он же Гога, он же Гоша, он же Георгий (Юра и Жора на древней Руси - одно и то же лицо) Победоносец на гнедом коне, пронзающий змея…

"Свят Георгий во бое,
на лихом сидит коне,
держит во руце копие,
тычет змия в жопие…"
(цитата из неизвестного литературно-юмористического источника )

…нимб очерчен белым - кто здесь главный, видно издалека, никакие погоны не нужны. Змий стерт с лика храма, осталось видимым как раз хвост и остатки вышеозначенного "жопия". Под фреской - одинокая строка на греческом: ЛaTohITKAN… далее неразборчиво. Еще ниже узор из треугольников, чем-то напоминающий разноцветные рисунки храмов латиноамериканских индейцев - странное смешение рас и стилей. Как ни странно, нет ни одной современной надписи - серокаменные стены девственно чисты.

11.15 Залитая солнцем крутая сыпучая тропинка, немного петляя уводит нас все выше и выше, оставляя справа хаотично издырявленный пещерами округлый монолит, нависающий над восточной долиной. Последнее усилие и мы, несколько запыханные, вываливаемся на плато. В несколько мгновений совершенно обалдеваю, не знаю, куда рвануть в первую очередь - то, что вижу вокруг, превосходит все виденные до сих пор пещерные города Крыма. Залов таких размеров, ибо пещерами это уже не назовешь, больше нигде нет. Эски-кермен - это не просто каменные развалины начале VI века. Это утонченная Архитектура Камня, недаром носит он величественное название "Старая крепость" - сумеречный край оплетенных травами древних строений, узкие щели улиц, извивающихся между развалинами, большими, тихими, какими-то индейскими, оказавшихся еще более развалившимися, когда мы подошли поближе.

Под голубыми небесами влево и вправо разбегается широкими крыльями плато. Нет ни одной вертикальной поверхности, где бы не было окошек. Грубые ступени каменных лестниц вьются по скалам, соединяя неширокие площадки-дворики перед входами в боевые казематы. Только теперь, подойдя к обрыву и проследив взглядом куда уводят колеи, выбитые в камне улиц, угадываю повороты широкой дороги, петлями уводящей вниз, в долину. Одновременно с этим приходит осознание того, что центральная улица, окруженная тесаным камнем "домов" вырублена ручками в скальном массиве. Славная работа - даже став на цыпочки и подпрыгнув не могу дотянуться до верха стены - метра 3, не меньше.

Оставляем центральную улицу на сладенькое и начинаем планомерный обход плато. Местами приходится карабкаться по наклонным стеночкам, и когда нога неожиданно чуть соскальзывает, обращаю внимание, что падать при случае прийдется долго - округлые и поэтому кажущиеся неопасными стеночки завершаются 25-30 метровыми обрывами. О, класс - прямо в обрыв убегает узкая лестница, шириной всего с полметра. Ступенька, ступенька, ступенька… и пустота. Дорога в никуда. Каменотесы-то древние, оказывается, были изрядными шутниками! Внизу призывно шумит лес. Бр-р-р. Не хочу туда.

Стада мелких коричневых ящериц судорожно разбрызгиваются из-под ног, шурша листьями и травой исчезают в темноте трещин и в полузаваленных лабиринтах пещер. Людей в западных пределах Эски немного. Только у одной из наиболее удаленных от натоптанных троп пещер мы встретили праздно валяющегося на травке отшельника, читающего что-то малоформатно-изукрашенное. Продравшись через очередную стену кустарника оказываемся на небольшой пустоши. В ее центре зияет неправильной формы дыра. Подходим поближе. Гулкое эхо бьется под ногами. Пустота. В отверстии видна толстая, чуть изогнутая колонна. Невысыхающие дождевые лужи покрывают неровный пол. Слава, предварительно договорившись с Женькой о регламенте его вытаскивания на поверхность, аккуратненько спрыгивает в отверстие. Обойдя обследуемое изнутри подземелье, обнаруживаем мастерски выполненный матушкой-природой "вертикальный разрез помещения по линии А-А", прямо наглядное пособие из учебника по подземному градостроительству. Толщина потолка всего сантиметров 20-25. Неширокие каменные лежанки. Окна. Водостоки. Ниши в стенах. Пролеты лестниц. Ни единого лишнего камешка на полу. До предела закамуфлированный Славка рассматривает что-то под обрывом, свесившись из округлого окна.

В потолке подземелья на выступе напротив, зияют правильные круги 70-сантиметровых отверстий, расположенные в аккурат в форме буквы V. Было это коллективным водозабором или хозяин предпочитал эффектное освещение в своем подвале останется неразгаданной загадкой. Испытывать судьбу не хочется - узкая глубокая трещина отделяет вход в экзотическое подземелье от основного массива, наверняка тут раньше была какая-то деревянная лесенка. Тропа тем временем скрывается в лесу, который подходит прямо к нависающим над долиной обрывам.

При всем моем, в общем-то спокойном отношении к "органам размножения" растений, к которым так неравнодушны наши милые дамы, я несколько растерялся от ворвавшегося в мои ощущения цветочного хаоса. Слава мастерски трансформирует наш охательно-ахательно-междометийный восторг в по-научному точную формулировку:

"Эски-кермен при его разнообразии цветущей флоры может запросто конкурировать с красотой самих Крымских гор!"

Розовое благоухающее царство диких пионов. Вокруг них, в невысокой траве, белеют цветы земляники, охраняемые молчаливым воинством фиолетовых стрелок дикого чеснока. Ближе к обрывам, в трещинах камней вспыхивают розовые искорки маленьких цветочков, похожих на микро-гвоздички. Деловито жужжат пчелы. Упруго гудят солидные пестропопые шмели. Отороченная траурной каемкой белая капустница хаотично мечется над полянкой. Бьется живой пульс насекомой жизни в благоухающем полуденном мире древнего города. Закоулки души заполняются покоем. - Хорошо на Эски-Кермене.

В долинах зеленеют обработанные прямоугольники полей. По ним медленно ползают рваные тени высоких облаков. За глубокой балкой, на соседнем плато, в сочной зелени кустарника чернеет могучий каменный куб со сводчатыми воротами - угрюмое строение, покрытое паутиной глубоких трещин- развалины укрепления Кыз-Куле (Девичьей башни). По хорошему, надо бы, конечно, спуститься и попробовать до нее добраться, но мало, ужасно мало времени. Крым, как и вся наша жизнь, зажмурив глаза несется вскачь. Нет, нет у нас лишних мгновений для тебя, Эски. Уже давно растворились за деревьями зеленая майка и белый бандан Женьки, резво ускакавшего вперед, чтобы освободить с боевого поста случайных путников, согласившихся на исполнение роли добровольных хранителей наших рюкзаков.

Быстрым шагом несемся по восточным окраинам гордища, предолеваем невысокий вал, пересекающий плато с востока на запад - заросшие деревьями и кустарником остатки крепостной стены. Автоматически отмечаем выходы на плато тропинок-забегаловок снизу. Некоторые кажутся вполне удобными и ходибельными, другие вызывают пробежки мурашек по спине. Плато начинает резко сужаться, неуклонно забирая на юго-запад. Тропа выводит нас к очередному "пещеристому" участку, начинающегося с грандиозного навеса, пред которым древними зодчими по неизвестным соображениям оставлена неправильной формы каменная глыба, напоминающая в одной проекции череп акулы, а в остальных - что-то доисторически-хищное.

Тут мы и встречаем первую экскурсионную группу. Становится слишком шумно и всё очень напоминает неорганизованный муравейник. Ухватив еще парочку "безлюдных" и "только наших" кадров, продолжаем свой неуклонный бег на юг. Широкая тропа резко поворачивает вправо, пару некрутых поворотов и мы на Главной улице города. Снова окунаюсь в мир погребальных камер, боевых площадок, бойниц и водоводов. Да, Мангуп больше по площади, его Цитадель, храмы, усадьбы и другие наземные строения - вне конкуренции. Да, тавры обитали на мангупском плато еще в первом тысячелетии до нашей эры. Но если бы "надстроенный" Мангуп подвергся такому же варварскому разрушению татарами эмира Ногая, как и Эски-кермен в веке XIII , то "выдолбленный" Эски просто не оставил бы Мангупу ни единого шанса. Какие там могут быть шансы - на Эски-Кермене только доступных для обозрения пещер около 400!!!

Группа запыхавшихся "мешочников" пытается отдышаться в тени обвалившегося пещерного храма. Четыре колонны поддерживают низкий потолок. Полукруглая стена уходит во тьму, из нее амфитеатром выступают невысокие ступени лежанок. Три огромных окна открываются на юг - бескрайний ковер леса убегает за размытый горизонт, плавно переходя от салатовых тонов освещенных солнцем участков в глубокую зелень среднего плана и зыбкую синь полуденной дымки. Красиво. Отстаю от группы - в нескольких словах рассказываю обезвоженным страдальцам о родниках, как спускаться и где лучше ночевать - корябаю примитивную схемку в истрепанном влажном блокноте. Потом бегом бегу вниз, поторапливая наших степенно нисходящих дам. "Мужчинки" уже вовсю валяются в тенечке, чавкают курагу, вскрывают блестящие животики консервных банок, строгают щедрыми скибками хлеб, сладострастно булькая, целуют взасос горлышки стремительно опустошающихся пластиковых бутылок. Часы, блестя на солнце, показывают час дня. На обед выделяется всего 20 минут - за полями и лесами нас еще ждут монастыри Челтер и Шулдан.

Ох уж мне эти полуденные солнцехождения. Облака как сговорились и тщательно избегают появляться над долиной, вдоль которой мы идем. Деревца жмутся к скалам - ни корнем к дороге! Даже травинки, кажется, отвернулись от истресканной пыльной ленты грунтовки. Теплые ручейки щекочут спину, на лице влажная соленая маска, из-под гнущей к земле непромокаемой фотосумки расплывается мокрое темное пятно, стремясь поскорее "соединить фронты" с аналогичными протечками из-под плечевых лямок и широкого пояса рюкзака. И это всего-то через 15 минут перехода! Ох-ох-ох.

Игнорируем знакомую группу пионеров с синими рюкзаками, толпящимися у весьма полноводного родника справа от тропы. С той же непреклонной уверенностью игнорируем широкую тропу, уходящую от родника вправо. Только вперед! Еще полчаса пути. Слева все тянется каменная стена, справа неширокое поле и амфитеатр густого леса. Челтером и не пахнет. Влево уходит узкая балка, тропина туда есть, но очень уж хилая - тоже игнорируем. Дорога вдоль обрыва начинает резко сбегать вниз, ощутимо забирая влево. Часы показывают 20 минут третьего, когда мы валимся на пыльную обочину дороги немного отдышаться и поколдовать над картой. И что-то наша карта с местностью никак не вяжется.

Из-за кустов появляются "папа, мама и я - спортивная семья", весело бредующая в гору, нам навстречу. Улыбки. Добрые приветствия. Короткое совещание и нам открывается истина. Какой-то зловредный мусульманский демон хитростью завлек наши христианские души на восток - мы почти в Залесном. Мысли вернуться, конечно, были, но им хода не дали. Если уж не судьба, то не судьба. Еще 15 минут сухой пыли и 5 минут раскаленного асфальта и мы у "Казачки" - так величают в Залесном продуктовую лавку. Жека обнаружил в ней экзотическое яство - "Яблуки з пэрцем", которые и стали основой короткого перекуса. От любимых донецкой общественностью масло-медо-бутербродов я привычно отказался и предался чревоугодию Фантой, во все ноздри занюхивая её густым терпким ароматом красного портвейна, переливаемого Славкой из неудобной стеклотары в алюминиевую флягу.

Торопиться нам теперь особенно некуда, мы откровенно ленимся целый час, потом нехотя собираемся и в 15.35 выдвигаемся в сторону Мангупа. 35 минутный переход по лугу вдоль речки совершенно не напрягает, мы бодрым аллюром огибаем переполненное отдыхающими примангупное озеро, стараясь не обращать внимание на воняющие соляркой автобусы и многочисленные костры, богато благоухающие жареным мясцом. У первых же домишек Хаджи-сала к нам, размахивая походной батарейной мини-кассой, выдвинулся лесникоподобный деньгососущий сборщик податей "на реставрацию Мангупа", но был отброшен на почтительное растояние "анти-демоническим репеллентом" с расплывчатой фиолетовой печатью КСС.

16.10.Обогнув пару недостроенных домишек и семейство щиплющих постриженную "под ноль" траву баранчиков, ни в какую не согласившихся сопроводить нас на Мангуп в качестве самоходной провизии, мы начали последнее на сегодня восхождение. Тропа змеисто извивалась среди деревьев и исчезала из виду за низкими выступами скал, прорезающими зелень травы острыми белесыми зубами неизвестного чудовища. Должен отметить, что на третий день похода она не казалась мне такой ужасной, как в первый день похода прошлого года. Ощущения, что иду "прямиком на кладбище" нет и в помине - когда точно знаешь, сколько идти и главное куда, то каждый поворот, каждый камень, каждое поваленное дерево становится хорошим другом, чуть слышно нашептывающим "Уже скоро, совсем скоро, вот добежите до караимского кладбища, там и заляжете… "под надгробья" ;-) Мне эта тропинка уже даже нравится!

16.35 Зря мы не захватили с собой "Рексоны"! Эти противные рюкзаки и банданы так безобразно потеют на подъемах, просто ужас! (с) отдыхающий на относительно ровном участке тропы Слава.

Женькин рюкзак то мелькает далеко впереди, то отстает для прибодрения Ленточки. Сил в мужике просто немеряно!*** Я сцепивши зубы скребусь все выше и выше, стараясь по мере сил не отрываться от Лены, явно стремящейся нагнать Славика. Каждые 20-30 шагов с носа капает маленькая капелька пота. Этакий вариант старинной китайской пытки наоборот - водица то своя, кровная, можно сказать буквально истекаю кровью… только без лейкоцитов и эритроцитов. Кап… Кап… Кап… С каждым шагом меня становится все меньше и меньше. Зато поднимается все легче и легче. Медленно ползут бесконечные минутки за разбитым стеклом часов. Лес вокруг становится гуще. Травы наливаются жизнью. Ну, вот в общем-то и почти все - каменная стена слева, неровные ряды надгробий справа. Знакомая каменная ванна с глубокой трещиной. Родник. Часы показывают ровно 17.00.

*** Из пост-походной переписки:

"Потом я стал дико выбиваться из сил и вышел на плато совсем измочаленный, для меня этот отрезок был самым тяжелым за весь поход".

Особенно не разнежишься - ветер пронзительный, неприятный, через четверть часа он нас безжалостно отгоняет от родника, еще через четверть часа мы на плато, в виду Цитадели. Справа, далеко-далеко, на окрашенных закатным золотом вершинах Главной гряды белеют купола Ай-петринской лже-обсерватории. Интересно, почему я раньше никогда ее отсюда не замечал? На длительные созерцания сил не хватает - слишком холодно. С остервенением потрошу рюкзак и одеваюсь потеплее. Так гораздо лучше. Аналогично утепляющаяся напротив Ленточка оживает и обращает мое внимание на узкую золотистую полоску воды, в которой купается закатное солнышко. В бинокль видны даже кораблики. Что это? Севастополь? Балаклава? Ласпи? В книжках пишут, что откуда-то с Мангупа в хорошую погоду видна крепость Чембало, западный форпост могучего государства Феодоро, столицей которого и был расстилающийся вокруг Мангуп. Но видать сегодня погода не та - ничего, даже отдаленно напоминающего крепость, на сияющем горизонте не наблюдается.

Сказать, что Мангуп перенаселен - не сказать ничего. Это, говоря языком микроэлектроники, была уже инверсная населенность. Каждый мало-мальски безветренный закуток обитаем. Пещеры до краев заполнены ранее прибывшими "троглодитами" и "индейцами". Множащиеся на глазах группы с рюкзаками слоняются взад-вперед в поисках пристанищ. В лесах слышен смех и стук топоров, синие сигнальные дымы поднимаются тут и там - начинается ночная жизнь. В Цитадели непрерывное движение. По плато снуют машины. Босоногий монах с четками, в длинной султане и надвинутым до самого подбородка капюшоне продрался сквозь кусты и ушел в пламенеющий закат… пришел чёрный монах из заката и, продравшись сквозь кусты, ушел на восток. Серебристые нити последних лучиков солнечного света выделяли самые верхушки столовых массивов на юге, а их подошва уже тонула в серых водоворотах вечера. Вскоре день умер, и далекий горный кряж стал лишь куском еще более густой темноты на фоне ночи.

В то время как наши дамы были озабочены процессом "ухаживания" за примусом, изготавливающим харчо на сильном ветру, всё мужское население было погружено в высоко интеллектуальную беседу с выпорхнувшей из-за пригорка "квази-монашкой" в уже знакомом черном одеянии, подпоясанной веревкой, которая вполне могла послужить швартовым для пограничного катера средних размеров. Талия у монашки была очень даже недурственной, рост тоже, и даже просторный балахон не мог полностью скрыть великолепно вылепленной груди ночной гостьи.

Угостившись сигареткой, она представилась секретарем-референтом из Севастополя, сказала, что уже не в первый раз проводит на Мангупе все лето и, ковыряя носком идеально белого кроссовка травку, взялась вдохновенно уговаривать нас прошвырнуться с ней на мыс Сосновый, где по ночам всех "прет по трезвому". Затем беседа неспешно перешла к Цитадели, где "прямо льется энергетика из космоса и являются призраки". Да и вообще "раз уж ты пришел на Мангуп, то теперь ты уже сам того не осознавая общаешься с душами умерших и духами, которые тут живут", и мы в своих ежедневных переходах теряем самое главное, потому что на Мангуп нужно выделять как минимум неделю, потому что "только через неделю проживания пилигримов начинает прямо плющить от просветления". На этой, самой трагической ноте, мы так и попадали со смеху, потому что как раз при выходе на плато нами был обнаружен буквально размазанный по дорожке суслик*** и мы всё думали, кто ж это его, бедолагу, так "сплющил". Так вот оно какое, злобное мангупское просветление! Не успели мы выяснить всех тонкостей и специфики мангупских "приходов", как нашу заблудшую овечку весьма грубо прервали сотоварищи и увели в "стадо".

*** Примененный мной (по незнанию) термин "суслик" вызвал настолько бурную дискуссию, что было решено посвятить этому отдельную страницу, проливающую свет на сроки, глубину, качество, а так же временнУю и геометрическую протяженность "сплющивающих приходов".

Нас немножко напрягала эта постоянная суета и хождение незнакомцев. Добрым Славиком даже была разработана теория "натягивания стальной проволоки поперек окрестных троп с целью уменьшения концентрации "бродителей", но в экспериментальную стадию так и не переросла, потому что не нашлось добровольца на должность " дневального для предварительного оклеивания скотчем ртов потенциальных "упаденцев" (во избежание фатального увядания ушек у наших прекрасных дам). Воодушевленный этими теоретическими изысканиями, Слава изыскал в рюкзаке пилу (!) и углубился в преобразование мертво-деревянного фонда Мангупа в дрова для костра. В результате его общественно-полезной деятельности, мы так же стали совладельцами впечатляющей груды тонких колючих веток, которые для костра погоды не делали, но полностью разрешили задачу разграничения прав доступа к суверенной донецко-кишиневской территории.

Плотно взяв в окружение костер, мы маленькими глотками прихлебывали обжигающую малиновую жидкость из кружек и казалось, что местные демоны с интересом разглядывают веселых незваных гостей. Потом "гости" закипятили фляжку Мыса Айя ( 18%об. 5% сах.) и "дернули "по одной", чтобы поскорее "вставило, заколбасило или хотя бы… просто оттопырило".

Еще чуть погодя, вдохновившийся тостом Славка сравнил меня с локомотивом в тумане и поведал, что мой "локомотивно-лобовой фонарик так мерзко скрипит только из-за отстутствия надлежащей смазки, поэтому "локомотив" надо прямо сейчас начинать усиленно кормить салом до наступления его критической концентрации в организме, чтобы оно (сало) автоматически выделялось через кожу и самостоятельно смазывало поворотную систему фонарика". Потом немножко помолчал, поблестел очками и, глядя на огонь, добавил, что до утра "постарается уточнить весовые коэффициенты в формуле периода полураспада сала".

До глубокой ночи наши уши услаждал веселый треск ломаемых веточек и тихий матерный шепот шатающейся в темноте "дичи", а из соседней палатки всё слышались и слышались сонные посулы Славки, чтоб "всех мангупских "индейцев" поскорее СПЛЮЩИЛО ОТ ПРОСВЕТЛЕНИЯ!", что у них из рук вон плохо с идеологией, что им тут нужен не Мангупский Мальчик, а Мангупский Геббельс или, на самый худой конец, хотя бы Мангупский Мальчиш-Кибальчиш… А потом, сквозь прохладу сумерек, всё уплыло в те места, где пребывают сновидения, когда ими долго никто не пользуется.

Мгновение пятое