Мгновение Шестое.
БКК.

…тихие голоса выбросили его на мелководье сна, в некий мир, где время висит на кромке света:

- Христос воскрес !!!
- А смысл ???

Это было первыми звуками, услышанными рано утром. Ай да нехристь-Слава! Давненько уже я не получал с утра такого заряда бодрости. Так замечательно начавшийся день уже просто не мог остаться обыкновенным. Слегка приоткрыв один глаз, я отогнул уголок полога и, как любопытная старушка в замочную скважину, "подглянул" в реальность. Мир был преисполнен утра. Чисто умытые лучики солнца стекали через рваный маскировочный полог листвы, прорисовывая каждую жилку и выявляя каждую трещинку на изогнутых пластинках прошлогодних листьев. Серебрились нежным пушком небольшие куртины сочной травы. Рыжие муравьи штурмовали крутые высокогорья и ущелья дубовой коры. Партизанский отряд влажно поблескивающих слизней дрожащими языками слизывал ночную росу с округлых боков палатки, оставляя быстро подсыхающие слюнявые ленты только им ведомых троп. У немытой кастрюли вилась стайка мошек. Лес был совершенно другим - теплым, живым, дружелюбным, приветливым и куда только подевались его сумрачная загадочность и ночная жестокость.

В лагере уже бился мерный пульс утренней жизни. Шуршали сворачиваемые тенты и спальники, сухо стучали складываемые гармошкой пластиковые стойки, высоко взвизгивали змейки застежек, что-то неохотно сминалось, позвякивало, крахмально хрустели впервые разворачиваемые полиэтиленовые кульки. Из-за угла палатки на меня укоризненно поглядывал забытый примус, моя святая обязанность. Приподнявшись на локте, я принялся поить его прозрачной, как слеза, "калошей" и уже совсем было углубился в священный ритуал розжига сухого спирта, когда вспомнил, что воды у нас, что называется, "по глоточку", а всеми моими "магическими манипуляциями" руководит еще не совсем проснувшийся автопилот.

Упаковавшись, мы, ведомые метеором-Женькой, сходили посмотреть сверху на Соколиное и Сююрю-каю с Орлиным Залетом, сориентировались по карте "иде мы?". Похоже где-то в районе Буюка-каи - "Большой скалы". В 9.05 пошли назад, в Большой каньон. Первые четверть часа спуска вознесли мое самоуважение на немыслимые высоты - мастера мы, однако, в темноте по пересеченке шастать. А еще минут через 5 мы увидели развилку, на которой свернули "не туда". И если вчера (у страха глаза сами знаете какие) тропа "не туда" нам показалась гораздо более широкой и натоптанной, то сегодня ощущение было такое, что кроме нас пятерых "не туда" никто и никогда не сворачивал. "Правильная" тропа круто уходила вправо и сразу начинала уверенно сбегать вниз, к переправе через Ореховый. По обычно сухому ущелью весело струился говорливый ручеек. Мы, напрочь позабыв о предстоящем подъеме, наверное минут пятнадцать медленно и с непередаваемым удовольствием упивались дважды окисленным водородом.

10.20 Мыс Первый. Души только-только успели расслабиться и потянуться к вниз, к соснам на скалистых вертикалях, как наши вечерние молитвы прошли, наконец, нелегкий путь через все бюрократические процедуры Небесной Канцелярии - небо стремительно затягивалось тучами, из них начал медленно падать по-осеннему унылый дождь. Увестстые капли гулко разбивались о серый камень, скатывались в мелкие шарики известковой пыли и, оставляя сухие неровные дорожки, сбегали в трещины скал. Тяжелый серый занавес из холодных блестящих бусин срезал видимость всего до нескольких сотен метров. Холодный ветер пел какую-то хрупкую песнь. Вдали, на яйле, уже рокотал гром, а на западе солнце все еще ласкало теплом зеленую шкуру Сююрю-каи. Тропинка красноватой глины постепенно размокала. В 10.50 мы обошли стороной мыс Второй, в 10.55 Третий. В 11.15 вышли на обширную поляну Мыса пятого, за Туар-Кобой, туда, где должны были быть еще вчера вечером.

Глазастый желтобрюхий полоз изо всех сил старался побыстрее убраться с тропы, но еще более глазастый и проворный в вопросах змееловства Славка не оставил ему ни малейшего шанса. В кустах истово возились и чертыхались. Полоз, больше с отчаянья чем от злости, грациозно извернулся и изо всех своих 40-сантиметровых силенок вонзил пару длинных, но неядовитых зубов в сочную мякоть большого пальца. Стоик - Слава, предоставив агрессивной тварюшке возможность задумчиво жевать его палец, широко улыбнулся и, размахивая золотистым шипящим трофеем, направился к лагерю. Окруженный столь пристальной заботой и нежным вниманием, полоз растерял весь свой боевой дух, покорно обвился вокруг пальцев, дразнил нас дрожащим, раздвоенным темно-коричневым языком, то и дело высовывая его из уголка рта от избытка хитрости и изредка, как бы невзначай, поглядывал в сторону леса. Появление красивезной змеюки вызвало бурный восторг общественности и она извела уйму пленки, пытаясь запихать в кадр изворотливое, но глупое пресмыкающееся, норовящее как можно скорее забраться в круглую чернёную глубину загадочной пещеры, закрытой многими слоями толстых просветленных линз.

Тут "небожители" сделали паузу - то ли решили коллективно откушать Твикс, то ли наступило время испить новую порцию Херши, во всяком случае нам как раз хватило времени привести в боевую готовность всё многометровье полиэтилена, укутать рюкзаки и соорудить недурственный тент над правильным кольцом каменных "табуретов", сложенных заботливыми туристическими руками неподалеку от еще теплого кострища вулканической формы. Впрочем, наш змее-покусанец все равно остался недоволен скоростью боевого развертывания вверенного ему подразделения и заявил, что, хотя "наши способности к авральной тентоустановке оставляют желать лучшего", следует признать, что "разнообразие псевдо-непромокаемого снаряжения впечатляет".

13.25 Водрузив на себя исконно-системноадминистраторский плащ, собственоручно "заутюженный" из упаковок от 17-дюймовых мониторов и хрустя толстым пластиковым коконом на весь лес, Славка принялся "душить" непокорные сучья. Канализировав таким образом избыток отрицательной энергии, он, удовлетворенно улыбаясь, проворчал себе под нос что-то о "Давиде, разрывающего пасть пИсающему мальчику", покопался в рюкзаке и, к моему вящему изумлению, извлек "из закромов" весьма увесистый топор (!). Я вслух подивился необычному содержимому донецких рюкзаков, на что получил абсолютно исчерпывающий и главное не оставляющий ни малейшего сомнения в совершеннейшей необходимости вышеозначенного устройства ответ:

"Топор - это "швейцарский нож" по-русски !!!"

Пробужденный ото сна костер вскоре выдохнул сизую струю дыма, голубые, зеленые, розвые огоньки искрясь побежали по влажной коре тоненьких веточек, согревших недолгим теплом своих более массивных собратьев, в которых что-то подозрительно забулькало, зашкворчало, по-полозьи зашипело и вот уже ожило, запылало, вознеслось вверх ярко-оранжевое полуметровое пламя и дождь, казалось, отступил, в ужасе отпрянул от рожденной умирающей жизнью стихии огня.

Тем временем наспех сооруженный стол начал заполняться яствами невиданными и неслыханными, ну точно норовистая скатерть-самобранка из "Чародеев": Ать… Ать… Ать… Пасочки. Яйца. Сало. Шпроты. Лимоны. Вариации на тему сырокопченых колбас и кетчупов. Майонез. Огурцы. Редиска. Лук. Чеснок. Мускат Красный. Мадера. Коньяк молдавский. Водка… Список можно было бы продолжить, но надо ли… Рюкзаки стремительно пустели. Вокруг "стола" начала материализовываться ароматная и дразнящая атмосфера долгожданного праздника.

При каждом дуновении ветра тент, шумно журча в кусты, самоизбавлялся от избытка скапливающейся влаги. Сплошная механизация. Вот что значит современные строительные технологии! Совершенно по-домашнему строгая колбаску тоненькими кусочками, я нет-нет да и оглядывался через плечо. Большой Каньон. Он рядом, протяни руку - и сможешь его потрогать, сосредоточься - и услышишь шум воды на двухсотметровой глубине, а если "у тебя, мужик, уже все было", то можно раскинуть руки, как следует оттолкнуться от края и … Но это - удел избранных. А пока колечек Столичной колбаски становилось все больше, темно-кремовый мыс Четвертый чернел Туар-кобой, двумя грандиозными уступами сбегал вниз мыс Третий, украшенный скупым нарядом редких искореженных сосен, из-за него тоненькой полоской выглядывала почти стометровая вертикаль Сторожевого. Я верил и не верил, что и через час, и через пять, и даже завтра утром я все еще буду рядом с Ним. Какое это все-таки блаженство - никуда не спешить.

Шампуры мы выточили из дикоканьонного барбариса, по повадкам ну как минимум двоюродного внучатого племянника карадагского Держидерева - такие же грозди салатовых соцветий и совершенно бесподобные трехсантиметровые трезубцы колючек, направленные внутрь куста. Я грешным делом подумал - уж не с них ли начинался "незалежный" трезуб? Тем временем, изогнутые на манер турецких ятаганов барбарисовые шампуры уже пронзали баранину, как бравый Буран атмосферу. Заточка была доведена до абсурда - пока "лепил" шашлык, все пальцы в кровь исколол. Да что там примитивный в своей неподвижности шашлык, да я на вепря с ними вышел бы не раздумывая!

Доверив процедуру м-е-д-л-е-н-н-о-г-о п-о-в-о-р-а-ч-и-в-а-н-и-я "полиэтиленовому привидению", я вплотную приступил к разговлению. Я вообще-то не любитель поесть. Я ПРОФЕССИОНАЛ с многолетним стажем в этом древнем виде боевых искусств. И, перефразируя Паниковского, "выхожу на шашлык, как тореадор на быка!". О это целая поэма! (произносится мечтательно закатив глаза)... Так вот, "типичный хищник, не привыкший щадить живота своего", был просто уничтожен и развеян в прах - при всей воле к победе, мне едва-едва удалось, обойдя прекрасных половинок, занять почетное второе место, причем преисполнившись уверенности, что еще один кусочек нежнейшего мяса, и я лопну. Тихо постанывая, я отполз от стола, с ужасом наблюдая, как Слава взялся "заряжать" третью порцию шашлыка. Склоняю голову перед блестящими авторитетами потребительского жанра. Это был, не побоюсь этого слова, Настоящий героизм!!!

Женька, нашпигованный бараниной, как гусь трюфелями, принялся было излагать хитрую теорию овцеубийства и последующей разделки, детально изложенную ему "пастухом", но общаться на около-гастрономические темы мы уже были не в состоянии. Как сказала Лена, с удовольствием дожевывая последний кусочек мясца, "после поста ТАК разговляться опасно"!

Часы показывали 3 часа дня. Все у нас еще "спереди", включая и дождь. Медленно стёкши на пенки, мы углубились в блаженное переваривание источенного, с хорошо прочувствованным презрением наблюдая за суетливыми предобеденными манипуляциями гречкой и тушенкой стайки соседей из Киева, обитавших по соседству в "Ужасах туриста", - именно так Слава "проидетнифицировал" укутанных полиэтиленовыми коконами, древних как мир шестиместных монстров, скроенных из веселенького оранжевого… брезента. Я даже припомнил ТТХ - 8.5 кг (заметьте, это сухой вес, после хорошего дождя и тщательного отжима они легко догонялись и до 11-ти), высота боковых стенок - 60см, высота самой палатки - под 180. Дома до сих пор пылится их зеленокожая сестрица. О, как же я ее в свое время ненавидел!

Должен отметить, что весьма нежарко - изо рта вовсю парок вьется, градусов 12-13, наверное. Пойду-ка я в теплых вещичках пороюсь - вдруг что приглянется. С размаху запрыгивая в палатку, я еще успел услышать, что у медленно удаляющегося на экспресс-посещение Йохаган-Су пророка-Славки было знамение: "Матерый спальник нам этой ночью очень пригодится". Женька что-то ответил, они засмеялись и скрылись за кустарником.

Мы остались втроем среди подмоченных трав. Тем временем, из-за кустов и деревьев, из под камней и листьев, из чашелистиков и миниатюрных трещин коры, голодно шевеля гипостомами с фиксирующими зубчиками как будто принюхиваясь и роняя с хищно растопыренных пилообразных хелицер горячие мутные капельки кровоостанавливающей слюны, спускались на свою "тайную вечерю" почти невидимые в подступающих сумерках Икзодесы, медленно окружая плотным темно-коричневым глянцевитым кольцом свой сыто вздыхающий на пенках ужин. Они хотели из нас напиться. Теплой, алой крови.

Организм по мере сил переваривал все, что перепало (может быть стоило написать "попало"? :-), а ноги уже несли нас с Леной к Туар-кобе. Не то чтобы в этом была какая-то срочная необходимость, вдруг неожиданно захотелось. Неторопливо преодолев изящный прогиб тропинки под нависающей над головой кирпично-черной стеной, мы только-только привели фальш-попы в боевое положение, как на нас откуда-то сверху слетел первый камень величиной с кулак. Мы бегом рванули под своды Туар-Кобы. Под радостные вопли сверху посыпались одиночные залпы пристрелки, а потом появились камни поувесистей. Крошась в щебень, они расплескивались мелкой картечью, взбивая султанчики пыли, расталкивали своих меньших собратьев, и те, счастливо кувыркаясь, улетали за срез обрыва, в сумрак Каньона. Распластавшись под навесом стены, попытались воззвать к остаткам разума малолеток наверху, но ответом на наши крики был только веселый смех и еще парочка-другая камней - к сожалению, придурков в горах хватает. Присев у тропинки, взялись дожидаться хоть кого-нибудь, с кем можно было бы обсудить печальный инцидент. На вопрос "Кто кидает камни в горах?" все три прошедшие группы делали круглые, как суповые тарелки, испуганные глаза - "э-это н-не мы", а одни, наиболее интеллектуальные, даже спросили: "а большие или маленькие?" (!!!). К счастью, наш мир полон компенсаций - их "свои" камни еще ждут…

Не успели мы успокоиться, как вернулись наши могучие каньонные Магацитлы. Экспедиция была недолгой - отойдя на пару сотен метров от точки впадения Йохаган-Су в Куру-узень, они уперлись в грохочущий поток стремительной воды, зажатый между вертикалей. Не настолько глубокой и опасной, как бывало, когда воззванные дождями к жизни воды мчатся среди бурых и серых обрывов, вгрызаясь в основания стен, разбрызгиваясь грязью и стирая грубыми каменными скребками надписи со скал, но все равно отбивающей всякую охоту в нее погружаться. Убедившись в совершеннейшей "непроходибельности" без специальных "водоплавающих" или "скалобитных" средств, исследователи благоразумно повернули назад. И правильно сделали. Всегда приятно иметь дело с умными людьми.

Зыбкое иссиня-серое гало невидимого заката медленно скрылось за макушкой Бойки, едва-едва подсветив стволы сосен за узкой чернотой Каньона. Мир таял и становился дымом, плывущим вдоль своего пути, безмолвным и лишенным черт, стремящегося к слиянию с этим местом постоянного движения и бесконечного покоя. Белые и хрупкие, как кристаллы пещерного коралита, звуки медленно угасали в такт тлеющим уголькам костра. Редкая и назойливая басовая нота порывов ветра, просачивающегося в вентиляционную сетку под куполом палатки, дополняла высокочастотный звон неизвестно откуда взявшегося раннего комара. Они время от времени свивались в одну мелодию, но комар все время куда-то торопился и нарушал только-только выстраивающийся звукоряд.

Стремительно холодает. Натягиваю до самого подбородка все еще вкусно пахнущую мясом и дымом костра поларовую шапочку, втискиваюсь в спальник по самую макушку и, пока не замерз окончательно, даю себе команду спать. Наваливается небытие.

Интерлюдия в ночи.

Тьма. Абсолютная, осязаемая, ватная тишина. Нет, вру, если перестать "руладировать" забитым носом, стучать зубами и мелко дрожать, то слышно, как где-то глубоко-глубоко в Каньоне шумит серебристая ткань воды. Черт, до чего ж холодно! Очень надеюсь, что пронзительный холод означает, что скоро рассветет… Не открывая глаз кутаюсь в спальник, пытаясь согреться. Какой там. Не спальник, а состоявшийся рефрижератор! Негнущимися, непослушными перстами закатываю "полог" шапочки - совершеннейшая темнота, можно даже не выкалывать глаз: и так ничего не видать. В палатке дефилирует ветерок, выдавливая сквозь тонкую мембрану нейлона остатки тепла. Судорожно нащупываю фонарик. Болезненно прищурившись от ярко-желтого конуса света, нашариваю в уголке часы - о, Господи, только четыре часа ночи. Час Волка. Но, господа, больше так жить нельзя.

Выбираюсь из спальника. Заботливо сворачиваю его комочком, чтобы не так остывал. Добываю модную каталитическую грелку. Самодовольно похрюкивая, щедро заправляю бензином Zippo - ща мы подогреемся!… Так… А теперь берем… Нет!!! Какой облом - зажигалка осталась где-то там, снаружи, в кульке от примуса. Черт бы побрал все эти современные усовершенствования, которым требуется столько дополнительных условий для исправного функционирования!!! Нет, я уж лучше умру, но туда, наружу, не полезу. Зашвыриваю блестящую, покрытую дырочками стальную "мыльницу" в самый дальний угол, подальше от соблазна.

Стараясь не сильно шуршать полиэтиленом, перетряхиваю развалы вокруг в поисках "контрольного" спортивного костюма и еще одной пары шерстяных носок. Пытаюсь одеть его сверху на поларовый костюм. Какой там, я и так как медвежонок-переросток, еле-еле в спальнике умещаюсь. Скрипя зубами и скрепя сердце раздеваюсь. Ощущение пенки под голой спиной сродни лизанию топора на морозе. С одеванием проще - как в армии, по тревоге. Стремительно ныряю в спасительные остатки тепла. Успокаиваю дыхание, закрываю выпученные глазята и расслабляюсь, медленно согреваясь. Ну, вот так-то лучше. Спим дальше.

Мгновение седьмое