|
-
Ребята, вы-то сами откуда будете? Невыдуманный диалог на Юсуповской тропе. Отчаянно “туплю” в монитор. Глаза теряют фокус, буквы чуть подёргавшись, медленно расплываются, превращаясь в уцепившиеся за самые кромки обрывов сосны. Они высоко-высоко, всё таки триста метров. Жёсткие угловатые кнопки клавиатуры становятся зализанными вешними потоками валунами под ногами, а узкая тёмная щель между столом и монитором – выдыхающей холод тесниной Большого Каньона. Кабель от клавиатуры до компа – едва приметная, хрустящая как сбитое дыхание тропа. Ласкающие нервишки обрывы Седам-Каи у самых мысочков пыльных треков. За распахнутым на половине истрёпанным блокнотом, – руслом речки Коккозки, - нежно-розовые, как края сыроежки, закатные контрфорсы Бойки. Вечный покой в тонких иголочках звёзд... Горбатый купол эргономической логитеховской мышки – вершина горы со странным, не подходящим к ней ни с одного бока названием Сарпаха. Аромат хорошего коньяка, тонкий ломтик лимона. Осенним листом отпавший от монитора мятый стикер с парой IP-адресов – похожий на бабочку-махаона водохран в Байдарской долине. Правая колонка – Ильяс-Кая на Форосе. Стопка компакт-дисков – Бедене-Кыр, надкушенное яблоко – купола “лже-обсерватории”. Щель между столом и компом – сизое в рассветном сумраке, безлюдное, безводное, шепчущее на ухо ветром процессорного вентилятора ущелье Узунджи. Опадающие назад, к стене, кабеля – мелкая сыпуха и сухой водопад “Мёртвого ущелья”. Взлёт бетонной балки грубо отштукатуренной стены – пятнадцатиминутный подъём к смотровой на полупустое сельцо Колхозное... Две высоких стопки бумаг у левой руки - перевал через хребет Кокия-Бель, где скупо, будто пипеткой сочит драгоценную влагу родник Демир-Капу-Чохрак. На вершине второй, ближней к краю стола, – загнувшийся перед самым отъездом винчестер ИБМ-Хитачи. Чем не мёртвые, затёкшие битумом зенницы развалин воинской части на Кокия-Кале, низвергающейся к серо-зелёному ковролину Затерянного Мира? Дальняя кромка столешницы – опалённые солнцем скалы. Стенка стола – опасно подступающие слева обрывы никоим образом не проходимой по берегу “Дикой” Айи. Дымчато-серая чашка холодного чая – замкнутая с трёх сторон Балаклавская бухта. Её ручка – отделённая от бухты батареей Драпушко скала “Мотыль” – Мытилино. Спинка стула – задирающаяся в самое небо челюсть Эклизи-Буруна. Дуновение кондиционера из-за спины – ветер, понатащивший густых облаков откуда-то из-за Демерджи. Откидываюсь назад. Спинка тихо хрюкает, переходя в гортанный скрип-рык, весьма разнообразивший стрёмную ночёвку на Казу-Кае. Вот так, в три абзаца и пять коротких минут минут воспоминаний прессуется как всегда удачный и оставивший удивительно тёплые воспоминания поход осени две тысячи шестого года... А теперь, для гурманов, – трошечки подробнее.
Вот такой она приключилась, моя первая золотая осень в Крыму. Спасибо вам, Господа походные сотоварищи – Бес /Санкт-Петербург/, Кот /Симферополь/, Мерлин /Симферополь/, Мисти /Москва/ и ХАМмер /Балаклава/ за соучастие. Если бы не вы, может статься, ничего этого и не случилось. P.S. За кадром, исключительно во избежание развития чёрной зависти из-за обилия элитных вкусняшек, остался незабываемый вечер с Ирусей и Дэном Яровыми в зоне отдыха "Рыбацкая Деревня" (ещё раз с "круглым" Днём Рожденья, дорогой!!!) и первая в жизни серьёзная экскурсия по Симферополю, опять-таки персональное "сенк ю вери мач" Ирусе за "гидство".
Искренне
ваш, Бобус. |